Елена Загородняя, экономический обозреватель РИА Новости
С 4 февраля Россия вспомнила, что у нее есть ставка рефинансирования, и ставка эта может меняться в сторону повышения. Впервые за последнее десятилетие Центробанк повысил ее, изменив попутно нормы резервирования. Почему глава Банка России Сергей Игнатьев сделал столь неожиданный шаг? Повышение ставки в ситуации, когда и Федеральная резервная система (ФРС) США и Европейский Центробанк (ЕЦБ) аналогичные ставки снижают - это одновременно и демонстрация уверенности в макроэкономической стабильности страны, и, что важнее, - расстановка приоритетов. А именно: страна готова пойти на любые жертвы, чтобы сдержать инфляцию.
Итак, пару недель назад безо всяких предварительных намеков глава Федеральной резервной системы (ФРС) США Бен Бернанке понизил учетную ставку ФРС на 75 базисных пунктов - с 4,25% до 3,5%. Через неделю, уже планово, та же ставка была снижена еще на 50 пунктов - до 3%. А в России в понедельник 4 февраля начала действовать новая ставка рефинансирования, повышенная пятничным решением Центробанка - с 10% до 10,25%. Решение столь же неожиданное, как и первый из упомянутых шагов Бернанке.
Свидетельствует ли несовпадение решений Игнатьева и Бернанке о том, что макроэкономическая ситуация в двух странах прямо противоположна, и потому финансовые власти для блага собственных экономик могут использовать один и тот же рычаг, двигая его в разные стороны ?
И да, и нет.
Да - потому что макроэкономические показатели России выглядят гораздо симпатичнее, чем в США. Вот один пример: рост ВВП России в 2007 году составил 8,1% против 2,2% в США. А поскольку макроэкономические показатели в России в значительной мере зависят от экспорта углеводородного сырья - устойчивость ее экономики вряд ли сейчас может быть подвергнута сомнению.
Нет - потому что ставка (учетная в США или рефинансирования в России) - суть инструмент тонкой настройки экономического состояния страны, вызывающий вполне предсказуемый эффект. В идеальном экономическом мироустройстве подобные ставки - индикативная величина, а не директивная. На нее ориентируются банки, определяя свою ставку выдачи краткосрочных кредитов другим банкам. То есть эта ставка - лишь сигнал: мол, сдавайте свои деньги в аренду дороже (или дешевле). Повсеместный рост стоимости кредитов естественным образом сокращает денежную массу в обращении, и значит - инфляцию. И наоборот, удешевление кредитных ресурсов стимулирует предприятия к кредитованию, увеличивая денежную массу и разгоняя инфляцию.
Иными словами, понижая ставку, Бернанке шлет сигнал рынку: для подъема экономики страны мы готовы допустить больший рост инфляции. А Игнатьев - наоборот: для сдерживания инфляции мы готовы остудить экономику.
По сути, Игнатьев протянул руку помощи Кудрину, который несколько дней назад познакомил российскую общественность с новым словом на букву «т» - «таргетирование» (от анг. target - цель). Это малопонятное слово означает использование всех возможных инструментов для достижения одной цели (любой ценой) - снижения инфляции, пусть даже если при этом инструменты попутно испортят другие показатели или выведут из строя всю экономику. То, чем сейчас занялся Центробанк, и есть начало объявленной министром финансов кампании по «таргетированию инфляции» за счет замедления экономики.
Впрочем, измененные с 4 февраля ставки Центробанка (а помимо ставки рефинансирования, повышены еще ряд других ставок по кредитам, а также нормы обязательного резервирования), вряд ли способны сейчас сильно навредить экономике. Ликвидность банковской системы ухудшат - но очень слегка, поскольку наряду с повышением ставок Центробанк задействовал компенсационные механизмы. Денежные власти рассчитывают, что российские банки потеряют от антиинфляционных мер не слишком много. Вот как оценивает это ухудшение первый зампред ЦБ Алексей Улюкаев: "Если бы мы просто подняли нормативы резервирования, это бы означало изъятие у банков ликвидности примерно на 77 млрд руб. Повышение коэффициента усреднения возвращает им примерно 55 млрд руб. ликвидности, то есть общее сальдированное изъятие составит 22 млрд руб.".
Но и помочь обуздать рост цен повышенные Центробанком ставки тоже вряд ли смогут. Причины - ровно те же. Все заявленные меры если и сократят денежную массу, то не настолько, чтобы заметно сдержать инфляцию.
Что может помочь? Ведь денежная масса растет неумолимо - в прошлом году, например, она (агрегат М2) увеличилась на 48% до 13,27 трлн руб? Эффективно в России умеют использовать лишь один способ ограничения роста этой массы: укрепление рубля. В прошлом году, например, оно составило 5,3% (данные ЦБ). Можно еще в тех же целях сдерживать внешние заимствования. Несколько успешных IPO в прошлом году, вкупе с отменным аппетитом компаний на заемные деньги уже привели к тому, что общий внешний долг России к 1 октября 2007 года составил $460 млрд (данные Минфина от 14 января 2008 г), что равняется уже трети российского ВВП за 2007 год. И лишь $50 млрд из этих денег - это государственный долг.
А поскольку цель нынешних макроэкономических властей понятна и объявлена - «таргетирование инфляции» - это значит, что нас всех будет ожидать дальнейшее укрепление рубля. Или падение курсов доллара и евро - как хотите.
И размышлять можно лишь о том, вырастет ли курс национальной валюты на 4-5%, как то сейчас прогнозирует Игнатьев, или на 10-20%, что может действительно заметно ослабить инфляцию. Или о том, будут ли компании продолжать брать деньги в долг на мировом рынке с прежними аппетитами, или изрядно их сократят.
Правда, вторая развилка возможностей из обоих вариантов приведет к тому, что российская промышленность начнет ускоренными темпами терять конкурентоспособность. Остатки конкурентоспособности. Но ведь сказано же: «таргетирование инфляции» - превыше всего.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
