Часть XIV читайте здесь
Февральская революция создала феномен коллективного преемника. К упавшей на землю власти потянулось сразу несколько рук. И каждая из них ухватила свой кусочек. У нас обычно принято говорить о возникшем тогда двоевластии, хотя на самом деле, точнее говорить о «троевластии», поскольку, помимо Временного правительства и Советов немалую роль, особенно в глубинке, играли так называемые «Комитеты общественного спасения». Свое название комитеты заимствовали у Великой французской революции, а организационно опирались на земство. Тем не менее, история не любит обезличенного варианта власти, а потому требуемая личность быстро появилась. Звали преемника - Александр Керенский.
Ненависть к Керенскому большевиков и монархистов превратила эту фигуру в анекдотический персонаж. Он даже бежал из Зимнего, якобы переодевшись в женское платье, хотя на самом деле спокойно выехал из дворца в автомобиле американского представительства. Причем, вовсе не бежал, а надеялся отыскать в возникшем хаосе верные правительству войска и восстановить в столице порядок. Жил Керенский в эмиграции бедно, а потому и умирать друзья его пристроили в небогатую лондонскую клинику, в отдельную палату гинекологического отделения. Последний факт огорчал Керенского до чрезвычайности, он представлял, сколько злобных шуток отпустят по этому поводу его враги.
Между тем, Александр Федорович был человеком далеко не бесталанным, да и в революцию пришел не случайно. В его биографии много интересных поворотов. Отец Керенского был дружен с семьей Ульяновых. И если гимназист Владимир Ульянов, как говорят, получил свою золотую медаль по протекции старшего Керенского, то сам Александр Федорович несколько позже, окончив уже не симбирскую а ташкентскую гимназию, получил свое «золото» вполне заслуженно. Если Ленин на адвокатском порище лавров не заслужил. То Керенский в дореволюционный период на адвокатском поприще блистал, с успехом защищая неимущих. Наконец, позже депутат-«трудовик» (он же эсер) Керенский стал одним из самых известных и язвительный критиков власти в Думе.
Мало, кто знал, о другом эпизоде в его жизни: в свое время Керенский просился даже в террористы, но его просьбу отклонил сам Азеф - знаменитый руководитель террористической организации эсеров и одновременно агент царской охранки. Какое из «ведомств» высказало Керенскому тогда недоверие, не ясно, но в любом случае отказ спас его от ранней гибели или тюрьмы. Иначе говоря, хватало Керенскому и характера, просто на этот раз груз, за который он взялся, оказался для него неподъемным.
Впрочем, были у Керенского, конечно, и очевидные минусы. Многим современникам премьер запомнился как человек позы, такая слабость за ним действительно водилась. Николай Суханов, автор известных «Записок о революции», подмечает: «У этого бурно-пламенного импрессиониста, лидера одной, открытой, партии (трудовиков) и деятельного члена другой, подпольной (эсеров), - вместо политической системы было лишь умонастроение, колеблемое в значительных пределах политическим ветром и притягательно-отталкивающими силами других общественных групп».
К тому же глава кабинета не столько решал проблемы, сколько старался удержаться у власти. Сегодня его назвали бы специалистом по политическому серфингу. Какое-то время, мастерски маневрируя, он был своим и среди членов Исполкома Советов, и в правительстве, что, конечно, требовало воли и гибкости ума. Вместе с тем, умение скользить по революционной волне никак не могло подменить умение управлять ею, так что вопрос заключался лишь в одном: как долго Керенский удержится на своей доске.
Свою первую программу Временное правительство изложило в декларации, которая была обнародована 3 марта. Основные ее положения таковы: свобода слова, печати, собраний, стачек, профессиональных союзов, амнистия по политическим и религиозным делам, отмена сословий, вероисповедальных и национальных ограничений, замена полиции народной милицией, выборы в органы местного самоуправления, гражданские права солдатам. Решение главных для России вопросов - о политическом строе, об аграрной реформе, о самоопределении народов, о войне и мире - откладывалось до созыва Учредительного собрания.
Вопреки нападкам большевистских агитаторов, на самом деле классических буржуев-толстосумов в февральском правительстве было так же мало, как позже классических пролетариев-молотобойцев в октябрьском правительстве.
За время своего кратковременного правления «министры-капиталисты» свои личные сбережения, судя по всему, также пополнили не сильно. Министр путей сообщения Временного правительства, талантливый инженер Юренев, во Франции, несмотря на отличное знание французского, долго оставался безработным. Наконец, купив на последние деньги стиральную машину, выживал с женой и тещей, стирая чужое грязное белье, причем сам разносил заказы пешком в одном из парижских пригородов.
Свергнув царизм и подарив людям долгожданную свободу шествовать (куда угодно), митинговать (сколько вздумается) и говорить все, что накипело еще с допетровских времен, революция должна была теперь как можно быстрее приступить к решению других не менее важных для страны задач. Предстояло решить ключевые вопросы: о власти и конституции, о войне и мире, о земле и хлебе. Но победившая самодержавие оппозиция - случайные попутчики - не имела здесь единого мнения, следовательно, борьба только начиналась.
Единственное, что подразумевалось вчерашней оппозицией, как нечто разумное и компромиссное, это передать решение всех основных проблем страны Учредительному собранию.
Идея выглядела демократически непорочной, но слишком хрупкой. Для успеха предприятия нужно было впервые в истории России, да еще в срочном порядке, организовать в стране подлинно свободные выборы. Учитывая, что государство воюет, часть его территории оккупирована противником, народ никогда в жизни не участвовал в подобном голосовании, взбудоражен революцией, голоден, да еще и вооружен, предстоящие выборы по своей трудности были сравнимы с зачисткой авгиевых конюшен.
Впрочем, даже успех столь грандиозной черновой демократической работы гражданского мира не гарантировал, он лишь давал стране шанс на цивилизованный выход из кризиса. Чтобы демократия в России выжила, требовалось много больше и, прежде всего, заставить всех уважать решения Учредительного собрания. Между тем, о том, что в защите нуждается само собрание, мало кто думал.
Как-то само собой подразумевалось, что против авторитета столь представительного демократического форума не посмеет выступить никто. Эту наивную мысль, родившуюся в головах либеральной интеллигенции задолго до революции, позже никто так и не подкорректировал, несмотря на нарастающий максимализм масс и вызывающе не джентльменское поведение большевиков. Как высокопарно, но не очень мудро высказался однажды Александр Керенский: «Народ, в три дня сбросивший династию, правившую 300 лет, может ничего не опасаться!»
Правда и додумать что-либо до конца Временному правительству было уже сложно. С первого и до последнего дня своего существования заседания Временного правительства напоминали безумное чаепитие из «Алисы в стране чудес». Имея в своем составе немало талантливых людей, единой командой Временное правительство так и не стало. Страстные министерские монологи («Впервые Россия становится вровень с передовыми странами Европы!) в диалог, а тем более в серьезный разговор о деле обычно не складывались.
К тому же, параллельно с основной работой правительству приходилось поначалу принимать бесконечное число делегаций от восторженных (или встревоженных) обывателей, воинских частей, партий, адвокатских контор, биржевиков, профсоюзов, газет и женских клубов.
В февральские дни о своих правах и гражданской позиции заговорил каждый немой. Официанты, швейцары, молочницы, часовщики, рассыльные - все те, кого еще вчера никто в обществе не замечал, стремительно группировались. Они создавали ассоциации, вырабатывали позиции, голосовали, а затем стремились донести свои взгляды до кабинета министров. Эти демократически настроенные, но не в меру экзальтированные граждане беспрерывно проникали в зал заседаний правительства, громогласно требовали слова, меняли повестку дня, вставляя туда свои собственные вопросы, да еще увозили с собой то одного, то другого министра на митинг или доверительную приватную беседу.
Все это было бы замечательно, поскольку именно на этой почве и вырастает гражданское общество, но вот беда: в полном составе и в нормальной обстановке правительство не заседало, кажется, никогда. В то время, как один министр, вернувшись с улицы, с воодушевлением произносил очередную пламенную речь, другой уже спал, а третий - полусонный, переходя с места на место, жевал бутерброд.
В результате часы Временного правительства, как и в безумном чаепитии у Алисы, по сравнению с реальным временем, постоянно отставали на два дня.
В революционные периоды это, конечно, катастрофа.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
