Только шарахнешься от радикал-патриотов с их славословиями во славу сталинизма и криками: «Все, что ни было тогда, - к лучшему!», как натыкаешься на радикал-либералов, восклицающих: «Все, что ни есть сегодня в России, - к худшему».
«Страна-ублюдок», - ставит диагноз своей стране одна из известных либеральных публицисток.
А чему здесь удивляться: идеологическая картина страны также симметрична, как симметрична природа. Ненависть на одном фланге не может не аукнуться ненавистью - на другом.
Едва закончились последние думские выборы, как из уст мало известного интернет-журналиста вырвался вопль восторга: «Это значит, что на сегодняшний день влияние интеллигенции на политику свелось практически к нулю. На что, на мой взгляд, в первую очередь, и была нацелена минувшая избирательная кампания, в процессе которой интеллигенцию "мочили". "Мочили" идеологически, эстетически и стилистически. И, судя по вчерашним результатам голосования, таки замочили". Стало быть, прав Лимонов: «Идет гражданская война».
Риторика ультра-либералов не оставляет на сей счет сомнений. Их тексты пестрят такими увесистыми метафорами, как «чекистский топор», «кровавый режим», «маргинальные либералишки», «кремляди», «истеричные завывания кремлевских лакеев и адьютантов» и такими смачными параллелями, как Путин - Сталин, Патрушев - Берия, 2007-ой - 1937-ой.
Окончательный вердикт принадлежит перу Новодворской: «Горит на костре тирании Конституция!».
***
Картина общественных умонастроений у нас почти все та же, что и в конце ХIХ века. Под ее впечатлением и обронил Достоевский: «Ведь у нас все злодеев хотят видеть».
Под тем же впечатлением были написаны «Бесы», которых сравнительно недавно интерпретировал Анджей Вайда на сцене «Современника», и только-только они были экранизированы режиссером Шультесом и показаны по кабельному ТВ «Столица».
Вообще, нынешний телесезон, пожалуй, можно будет назвать сезоном Достоевского. Почти параллельно с «Бесами» на Первом канале шел сериал «Преступление и наказание», а вскорости нам обещают представить новую версию «Братьев Карамазовых». К этому стоило бы присовокупить недавний роман Бориса Акунина «Ф.М.», где популярный современный беллетрист ведет в режиме диалога полемику с полным собранием сочинений Достоевского.
Достоевский, стало быть, сегодня едва ли не самый востребованный гость из Прошлого. И, пожалуй, самый авторитетный эксперт по проклятым вопросам современной русской жизни.
Другое дело, что мы, нонешние, не очень-то глубоко его понимаем. Почти все инсценировки и экранизации идут по касательной его романов, его наблюдений и откровений.
По касательной пошли и телевизионные «Бесы». Между тем, оригинал -- самая важная книга для ХIХ, ХХ и, как сейчас уже ясно, для ХХI века.
Она о соблазнах террора и революций и о романтической демагогии, сопутствующей им. Она, что еще интереснее, предъявила нам на опознание наиболее распространенные типы бесов и провокаторов русской смуты: Петруша Верховенский, писатель Кармазинов, поэт Лебядкин, идеолог Шигалев, подстрекатель Липутин. При них - жертвенные овцы: Шатов, Кириллов, Эркель...
Это все те маски, которые можно было встретить на политической сцене и в начале прошлого века, и в начале века нынешнего. «Бесы» - настолько полное и беспрекословное опровержение революции и радикального либерализма, что эту книгу революционеры и крайние либералы всех оттенков ненавидели и ненавидят так, как никакое другое художественное произведение.
Больше других его ненавидел Ленин. Он называл эту книгу «реакционной гадостью». Он считал ее злой карикатурой на революционных подвижников. И не случайно уже в 1926-м году была предпринята Нечаева и «нечаевщины».
Здесь и дальше я позволю себе сослаться на изыскания и наблюдения доктора филологии Людмилы Сараскиной, автора еще неизданной рукописи «Наследие Достоевского как фактор духовной культуры».
Так вот в ней есть замечательная цитата из брошюры того времени: «Попытка умышленного извращения исторического Нечаева и нечаевского движения, данная Достоевским в его романе "Бесы", является самым позорным местом из всего литературного наследия "писателя земли русской" с его выпадами против зарождавшегося в то время в России революционного движения».
Что взять с идеологических вертухаев 20-х - 30-х годов. Но вот проходит менее ста лет и уже один из самых пассионарных лидеров современного либерализма, святая и начитанная женщина Валерия Новодворская пишет следущее: «Достоевский совершил великий грех - он оклеветал революцию, он оболгал, опошлил ее в "Бесах", он, словно мародер, отнял у казненных за землю и волю то, чего у них и враги не отнимали: имя в потомстве, бессмертие, честь. Нечаев - это был тот же Раскольников революции, но "Бесы" - пасквиль не на нечаевщину. Роман оскверняет прах Желябова, Перовской, Млодецкого».
Или такое обличение Ф.М.: «Ничтожная душа, действующая в слепоте и бессознательности, эшафота недостойна, ей каторга в самый раз. Хорошо в этих вопросах разбиралась российская власть. Она удостоила эшафота лишь тех, кто и в самом деле право имел, - народовольцев, эсеров, инсургентов, которые встали выше жалких законов государства и дерзнули сказать по Савинкову: я так хочу».
Или такое клеймо: «У Достоевского, - настаивает она, - была возможность утонуть не в болоте - это когда он стоял на эшафоте на Семеновском плацу... Однако кончил великий писатель именно трясиной (Победоносцев, "Бесы", консерватизм, семья, картеж, "Гражданин") - вместе со своими героями»
Такое озлобление может исходить только от человека, который узнал и себя в изображенных «бесах». Потому трудно не согласиться с Сараскиной, которая пишет: «Смотреть в зеркало «Бесов», в силу его уникальной оптики, невыносимо для людей, больных одной болезнью, одержимых одним недугом, даже если отражающиеся в нем считают друг друга смертельными врагами. Независимо от направленности политических фобий их роднит общая гримаса ненависти - при одном лишь упоминании о страшном уродце, маньяке политического честолюбия, на которого так не хочется быть похожим...».
Но от сходства, увы, Новодворской трудно отпереться. Тем более, что она в нем довольно часто расписывалась.
В былые годы она настаивала на родстве с большевизмом с одной оговоркой: «Однако мой большевизм был абсолютно неидеологизированного характера. Белые мне нравились не меньше красных. Главное - и те, и другие имели великую идею и служили России».
Чем не Проханов?..
Она объяснялась в любви к Савинкову: «Последуем совету Савинкова: не бремя долга, а радость игры. - Я не говорю: я должен. Я говорю: я так хочу. Почему? Не все ли равно. Я так хочу. Пью вино цельное. Ибо мой предел - алый меч».
Далее ей оставалось только решить: «где бы поставить свою баррикаду?».
Затем восторг предвкушения: «Отлично! Революция впереди. Несовершённая революция всегда самая прекрасная». «Я понимаю, что имею право на нее, понимаю, что я не дрожащая тварь».
За сим торжество «не дрожащей твари»: «Я ощутила радостную уверенность, что ночью меня расстреляют, и очень обрадовалась за народ, до которого теперь дойдет, что покончить с этой властью можно только революционным, а не парламентским путем».
А кончается эта нечаевщина и савинковщина натуральной смердяковщиной.
Новодворская: «Если вдруг Великобритания захотела бы завоевать Россию, я не из тех, кто стал бы этому противиться».
Смерддяков: «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».
Тут Смердякову вторит писатель Кармазинов: «тут все обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности» («Бесы»).
А последнее слово за Достоевским: «Чем хуже тем лучше - это ведь не одна только фраза у нас, а к несчастью - самое дело».
«Самое дело» ультра-либералов.
***
Мне не известно: заглядывали ли в зеркало «Бесов» шахматист Каспаров и литератор Лимонов. И, если заглядывали, узнали ли они себя в ком-либо из персонажей?
Впрочем, это уже вопрос к ним самим.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
