И все-таки это случилось. Единственно верный учебник новейшей российской истории, под редакцией товарища Филиппова - вчера получил разрешительный гриф и будет апробирован в нескольких регионах. После чего, сомнений никаких, получит гриф рекомендательный. Чтобы через год-другой отправить в политическую тень все остальные школьные учебники русской истории 20 века. Которые все же останутся. Но главным образом - для виду, для прикрытия, на обочине учебной практики. Потому что предлагают разные трактовки, умеренно демократические, неумеренно консервативные, а то и вовсе равняются на обезличенную фактологию, но объединяются одним. Тем, что не дают истолкования событий изнутри сознания вождей. Не рассказывают нам о том, как видят историю (и себя в истории) они.
Сама датировка «Новейшей российской истории» символична, идеологична и отмечена пропагандистской четкостью. 1945 - 2007. Единственная безусловная, всеобщая дата советской истории, одинаково святая для православного и мусульманина, иудея и буддиста, красного и белого, коричневого и никакого. И - финальная, пиковая дата второго срока. На которую ложится купольный отблеск великой общенациональной Победы.
Подготовка к этому торжеству началась давно; и первый выстрел произвел не Путин, а Касьянов. Который тогда вовсе не предполагал, что станет либеральным оппозиционером, а собирался быть вменяемым чиновником, который верой-правдой служит новой власти. Касьянову на стол услужливой рукой подсунули цитатник из учебников истории; про кого там только не было, в цитатах! Про великого и ужасного Примакова. Про смешного и тоже великого Черномырдина. Даже про киндерсюрприза Кириенко - было. А про Касьянова - ноль информации. Михаил Михайлович наживку заглотил; устроил публичный разнос нерадивым педагогам; как же так! какой истории мы учим наших деток! И вообще: не слишком ли много разных учебников, за которыми не уследишь? Может быть, пора произвести усушку и утряску? И сократить официальный перечень рекомендованных учебников до трех обозримых комплектов?
Три комплекта, три комплекта, три комплекта! радостно вскричали все швамбраны. Три комплекта: разве это плохо? И подконтрольно, и рыночно, и удобно: переходя из школы в школу, тем более переезжая из региона в регион, дети не будут теряться, смущаясь разнородностью программ. Но было ясно: это только первый шаг, и доброхотные защитники решения обдернутся, дама их будет бита. Тогда в «Известиях» я написал, что кем-то поставлена цель: расчистить площадку для учебной пирамиды, чтобы у подножия ее имелись варианты разночтений, но вершина выделялась бы однозначно. Причем идеология здесь будет неотделима от бизнеса; тот, кто станет единственно правильным, получит все тиражные привилегии - вместе со своим издателем и покровителем.
Казалось, что прогноз ошибочен. О трех комплектах как-то быстро позабыли, просто резко усложнили процедуру грифования. Но это было не отменой; это было всего лишь отсрочкой. Инициаторы, запланировавшие переход на единый отцентрованный учебник, не спешили; они умны; у них стальные нервы. Обождали немного, и повторили удачный ход. Спустя три года, по четко отработанной на премьер-министре схеме, на стол верховному правителю был положен листочек с очередной цитатой. Били жестко, по больному месту: учебник для 10 класса под редакцией учителя Долуцкого предлагал учащимся вопросы про Чечню, сочувственные выдержки из пацифизмов Явлинского, и предлагал определиться: с кем вы, будущие граждане России? Реакция была предсказуема: монарший гнев. За гневом последовал вердикт образовательного министерства: товарищ Долуцкий, отдай разрешительный гриф! Не отдам, капризничал Долуцкий. Тогда мы сами заберем. И забрали.
После чего педагогической общественности стало ясно: школьная история больше не будет учебной наукой с повышенным содержанием идеологии, каковой она является по определению. А будет исключительно орудием формовки, пропагандой истинного восприятия. И контуры, границы этой схемы можно было предсказать заранее. Потому что правильный учебник - станет прямой, аккуратной проекцией консенсусного мнения начальства. Сегодняшний правящий класс в массе своей убежден, что никакого тоталитаризма вообще не бывает, что бы там ни написала Хана Арендт. А бывает конкретный фашизм - и конкретный опыт построения великой советской державы, распад которой - главная геополитическая катастрофа 20 века. Да, были отступления от правил, да, Сталин далеко не во всем был прав, но сравнивать его жестокость с фюрерской - неверно; он строил, а не разрушал; упрекать за соучастие в предвоенном переделе мира - грех смертельный, поскольку пакт Молотова-Риббентропа был всего лишь техническим следствием Мюнхенского сговора и т. д. Что же до 1990-х, то это труднейшее время было не расплатой за грехи страны под руководством террористической организации НКВД и ее мирной фракции, ВКПб - и началом мучительных преобразований, плодами которых мы сполна воспользовались в последние семь с половиной лет. Нет, это было смутное время, скрытая форма иностранной интервенции, которой противостоять смогли немногие; органы безопасности - прежде всего. (Читай статью Черкесова.) А нулевые годы стали временем постепенного торжества суверенной демократии.
Вот такой учебник нам и нужен.
Выход его сопровождался грамотной операцией «прикрытие». Она же дымовая завеса. Летом все, захлебываясь, обсуждали желтое пособие для учителей, которое (вопреки формальной логике) вышло в массовый тираж гораздо раньше, чем пособляемый учебник. Либералы попались на удочку; раздался шум и гам, все, не исключая автора колонки, сосредоточились на «сталинской» главе, откровенно провокационной. Слегка прошлись по «суверенной демократии». И - выпустили пар, позволили организаторам сослаться на поправки: вчера министр Фурсенко ехидно замечал: критики учебника его не читали; главы про хорошего Сталина тут нет, а суверенная демократия слегка поджата. В сравнении с пособием. Вот и хорошо, вот и славно. О чем шуметь? К чему возмущаться?
А ведь проблема не только в том, что оценки - сомнительны. Проблема в том, во-первых, что в области идеологической торжествует минус-конкуренция. Готовясь жить в свободном мире, мы своих детей вгоняем в однозначный ступор, ранжируем сознание, кроим его по готовому лекалу. И, во-вторых, проблема в том, что современность вообще не подлежит изучению в школе - в качестве завершенной истории. Мы внутри процесса, зависим от хода вещей, ход вещей зависит от нас; а история начинается там, где завершается наша возможность вмешаться в текущее время. Мы ничего не можем поправить в решении Ельцина передать бразды правления молодому назначенцу Путину. А в судьбе Путина и в своей судьбе, потенциально, можем. Значит, 31 декабря 1999 года и есть в самом прямом смысле финальная точка, рубеж, который отделяет совершившуюся историю от совершающейся жизни. Школьный учебник должен подробно рассказать об этом эпизоде; а дальше - лишь беглый перечень событий, без оценок и без комментариев; ни за ни против; никаких итогов. Только будущее определит, как следует оценивать Беслан и арест Ходорковского; что есть суверенная демократия: победительная идеология, о которой обязательно нужно писать главу, или политическое недоразумение, обросшее подробностями; я сейчас не иронизирую. Если же это правило наружено, происходит преждевременное смыслоизвержение; результат нехорош.
Учебник не может быть единственно верным. Он не может подминать историю под сиюминутные нужды. В этом - проблема. В этом - беда. А не только в идеях Филиппова. Если бы единственно верный учебник был написан не им, а тем же Долуцким, он лучше бы от этого не стал. В данном случае дело не в авторах; в данном случае дело - в подходах.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
