Часть X читайте здесь
После Петра Великого все русские монархи, правившие с той поры вплоть до 1825 года, уходили в мир иной, скупо одаривая своих последователей новыми идеями. Никто из них не был способен ни отказаться от петровского курса, предложив какую-то иную альтернативу развития России, ни всерьез приумножить наследство царя-реформатора. Расширялись границы, но в рамках этих новых границ бытовали в основном все те же старые политические и общественные предрассудки.
Восстание 14 декабря 1825 года в короткий период междуцарствия, возникший после смерти Александра I, явилось, по сути, неудачной попыткой части политической элиты дать новый импульс продвижению России к европейским стандартам общественной жизни. Разгромив мятеж, новый император Николай I в свою очередь озаботился поиском стратегии развития страны и довольно скоро определил собственные ориентиры.
Это была принципиально новая идея. В основе курса лежала уже не реформа, а контрреволюция. Контрреволюция революции Петра Великого. Власть предложила народу двигаться не вперед, а назад. Не к конституции, а к безграничному самодержавию. Не на Запад, а вглубь России, взяв за эталон не европейскую цивилизацию, а национальные корни.
Русских отправили в резервацию. Впрочем, это обидное слово, учитывая огромные размеры Российской империи и, как казалось, ее полную самодостаточность, в голову тогда никому не приходило. Наоборот, в резервацию как бы помещали больную Европу, отгораживаясь от зачумленных радикальными идеями соседей санитарным кордоном.
На этом фоне сама собой возникала ласкающая сознание мысль о собственном духовном здоровье. Снова в моду вошли рассуждения об исключительности и богоизбранности России. Более того, к традиционному религиозному (православному) фактору, всегда игравшему немалую роль в отношениях русских с остальным миром, добавился еще один принципиальный для всей дальнейшей истории российско-западных отношений элемент. Разговоры о «загнивании» Запада начались именно тогда.
В столь крутом повороте неординарная личность нового российского императора Николая Павловича Романова сыграла, естественно, особую роль. Чтобы осмелиться оспорить в России непререкаемою правоту курса, проложенного Петром Великим, нужно было, конечно, обладать особой убежденностью в своей правоте и весьма твердым характером. Император Николай I обладал и тем, и другим в полной мере.
Выводы из неудавшегося восстания декабристов новый государь сделал самые серьезные. Опыт старшего брата, все время балансировавшего между либерализмом и аракчеевщиной, с точки зрения Николая Павловича, себя не оправдал. Нужен был не Аракчеев, только вызывающий раздражение в обществе, но не способный уследить за всем и всеми в империи, а надежная система политического сыска. Именно при Николае в России и возникло полицейское государство.
Русская история считает декабристов и Николая I антиподами. Между тем два столь разных плода имеют схожую генетику, да и выросли на одной и той же ветви, что в жизни случается нечасто. Образование Николая Павловича идентично тому, что получили лидеры декабристов. Даже карьера Николая до декабря 1825 года была точно такой же, на какую могли надеяться очень многие русские офицеры-гвардейцы из знатных дворянских родов. Николай Павлович до того, как взошел на престол, имел в своем командовании сначала Инженерную часть, а затем в дополнение к ней получил еще два полка гвардейской дивизии. И только.
О своих первых практических опытах управления Николай Павлович рассказывал часто. Особенно нравилось ему вспоминать о командовании Инженерной частью. Кстати, чтобы вникнуть в суть инженерных вопросов, Великий Князь немало потрудился, посещая наравне с другими лекции в Главном инженерном училище и изучив множество совершенно новых для себя предметов, включая черчение и архитектуру. Будучи уже императором, он не без гордости нередко повторял: «Мы, инженеры...», как бы противопоставляя людей конкретного дела болтунам-демагогам.
Декабристы (за редким исключением) шли на дело не ради собственной выгоды. Но и Великий Князь отнюдь не стремился сесть на престол. Страсть делить исторических персонажей на «героев» и «злодеев», исходя из собственных политических пристрастий, грех вполне универсальный, а не только российский, но Николаю I, нужно признать, в этом смысле не повезло редкостно. Он оказался в самом эпицентре политического урагана, поэтому ему из всей многообразной палитры достались только два цвета: чернее черного и белее белого. На самом деле обе противоборствующие стороны были, конечно, полихромны. Обе стороны действовали движимые любовью к России. Обе исходили из национальных интересов, просто понимали их совершенно по-разному.
Насколько тонким оказался в России слой последовательных сторонников декабризма, показали дальнейшие события. Избавившись всего лишь от сотни наиболее решительных оппонентов, новый император получил в стране абсолютно пустынный, почти библейский политический ландшафт, который и начал застраивать и заселять по своему вкусу. Картину первых лет николаевского правления можно изобразить примерно так: «Россия была пуста, и тьма над бездною, и Император носился над водою. И сказал Император, да соберется народ православный в одно место, и да явится русский национализм. И стало так».
Далее, как и полагается по сюжету, император начал творить себе подобных, то есть бюрократический аппарат, обязанный обеспечить России райское существование. О том, что аппарату нужно «плодиться и размножаться», речь вслух не шла, однако, об этом чиновники догадались и сами.
Забегая вперед, можно заметить, что вполне библейским оказался и финал николаевской эпохи. Запретные плоды с древа познания, несмотря на полицейский надзор, были все равно сорваны. «И открылись глаза», и снова подросла оппозиция, и оппозиционеров изгнали из рая. Русская политическая эмиграция началась как раз в те времена.
Старые изношенные башмаки государства российского выглядели, конечно, непрезентабельно - в этом император соглашался с декабристами - но, как ему казалось, в умелых руках настоящего мастера («мы, инженеры...») это было делом поправимым, стоило лишь укрепить подметку и наложить заплаты. Этим Николай Павлович и занимался, причем очень усердно, часто работая по 18 часов в сутки.
Согласно некоторым свидетельствам, Николай Павлович говорил: «Я не хочу умереть, не совершив двух дел: издания свода законов и уничтожения крепостного права». Если считать эти слова программой-максимум, то можно констатировать, что ее удалось выполнить на 75%.. Разгрести авгиевы конюшни в законодательной сфере поручили комиссии под руководством Михаила Сперанского. Эта поистине геркулесова работа была с честью выполнена. В хаотически плескавшиеся бурные воды российского судопроизводства власть бросила спасательный круг. Предпосылки для широкомасштабной судебной реформы в России были созданы именно Николаем.
Крепостным вопросом император занимался не менее трудолюбиво. Наработки николаевской эпохи и легли в ходе уже следующего царствования в основу решения об отмене крепостного права. Правда, последний шаг в деле освобождения крепостных Николай сделать так и не решился, слишком сильны были еще сомнения в нем самом, не говоря уже о российском обществе.
Старательно залатанные Николаем I российские башмаки, возможно, и могли бы еще какое-то время послужить для неторопливой мирной загородной прогулки, но они, конечно, не годились для тяжелого военного похода. Что и доказала, проигранная Россией Крымская война. Россия смогла в николаевскую эпоху успешно бороться с Персией и рассыпавшейся на глазах Османской империей, но когда пришло время противостояния с могучей коалицией западных государств, русский царь обнаружил, что бос.
Николаевская эпоха убедительно доказала: «национальный дух» вещь, может быть, и хорошая, но только если к нему прилагается здоровая экономика, передовая промышленность и современная армия.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
