Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости
Россия не намерена строить госкапитализм. «Это не наш путь» - пообещал президент Владимир Путин, - да, в стране сейчас создаются госкорпорации, но они не станут подавлять частный бизнес, а в перспективе и вовсе будут переведены на рыночные рельсы. Заявление главы государства прозвучало весьма своевременно - перспектива «бархатной деприватизации» и возникновения в России госкапитализма волнует уже не только предпринимателей и экономистов, но и кремлевских чиновников. «Чрезвычайно опасной» назвал моду на госкорпорации глава экспертного управления президента РФ Аркадий Дворкович.
Действительно, задуматься есть о чем: в последние годы в России созданы госкорпорации в области судостроения, авиапрома, атомной промышленности, нанотехнологий. А в прессе уже появились скандальные публикации о том, как власть не совсем экономическими методами собирает активы для госхолдингов.
Владимир Путин попытался рассеять эти опасения. Выступая 11 декабря перед членами Торгово-промышленной палаты, президент заверил: Россия не намерена строить госкапитализм. Более того, по словам главы государства, госкорпорации - явление временное: «Мы не собираемся вечно держать эти госкорпорации. ...но без поддержки государства некоторые сферы нам не восстановить». Президент дал понять: как только эти компании встанут на ноги, государство привлечет туда частный бизнес и заставит работать в рыночных условиях.
Предложения, озвученные президентом, не должны вызывать страха или недоумения, как показывает история, подобные схемы использовались многократно.
Практически все успешные экономические преобразования конца XIX-XX вв. - от Германии Бисмарка до современного Китая проводились не по либеральной экономической модели, а при активном участии государства и под его жестким контролем. Тайвань и Корея и вовсе строили рыночную экономику по утвержденным государством четырех- и пятилетним планам. Причина этого проста: частный сектор «молодых» экономик беден и не способен самостоятельно развивать капиталоемкие отрасли. Значительными накоплениями обладает лишь государство, и только оно может на первом этапе накачать деньгами и сделать конкурентоспособным национальный бизнес.
В 1853 году американский командор Меьтю Перри поставил свои корабли на рейде у берегов Японии и под дулами орудий заставил японское руководство подписать договор о торговле, открывавший местные рынки западным компаниям. Стране грозила участь полуколонии: феодальная империя не могла противостоять натиску западных индустриальных держав. Но в 1868 группа прогрессивных самураев совершила переворот, возведя на японский трон юного императора Муцухито. Это была первая в истории буржуазная революция на восточный лад: вчерашние самураи стали чиновниками и бизнесменам, страна взяла курс на индустриализацию. Но свежеиспеченных японских буржуа не нашлось денег для инвестиций в промышленность. На помощь пришло государство - за казенный счет строились мощные капиталоемкие предприятия - верфи, металлургические заводы, арсеналы, а затем за бесценок продавались в руки частных компаний. Реальной платой за солидные активы была безоговорочная поддержка курса правительства. Именно госинвестиции стали основой мощных концернов-дзайбацу, многие из которых - Mitsui, Mitsubishi, Kawasaki, Furukawa - здравствуют и поныне.
Меньше чем за 50 лет феодальная Япония вошла в список наиболее динамичных индустриальных держав. После Второй мировой войны стараниями США японский опыт был растиражирован практически по всей Юго-Восточной Азии.
Корейское слово «чеболь» известно во всем мире - так называют огромные финансово-промышленные концерны, ставшие в 1970-80 гг. «локомотивами» южнокорейской экономики. Как и японские дзайбацу, чеболи создавались специально под реализацию госпроектов и своими успехами обязаны поддержке государства, которому нравилось иметь дело с несколькими послушными компаниями. Лояльность щедро оплачивалась налоговыми льготами, дешевыми кредитами, а то и прямыми государственными вложениями.
Схожим путем прошли Тайвань, Индонезия, Филиппины, сейчас в том же направлении, только с большим размахом движется континентальный Китай. С той существенной разницей, что приток в страну иностранного капитала обеспечила многочисленная китайская диаспора (реформы в Корее и на Тайване, например, финансировались США), в значительной мере контролирующая экономику Юго-Восточной Азии. Однако распределение средств, приоритетные направления развития, наиболее перспективные отрасли и предприятия определяет государство в лице КПК. Частные компании не только пользуются господдержкой, но зачастую возглавляются штатскими или военными чиновниками. Результат известен: на сегодня Китай стал ведущим производителем ширпотреба, и претендует на лидерство в сфере высоких технологий. Эксперты в ближайшие 20-30 лет прочат китайскому юаню роль если не первой, то второй мировой валюты. Финансисты с мировым именем, как Джим Роджерс и Уоррен Баффет переводят свои активы в китайскую валюту.
Впрочем, госкапитализм не чужд и в Европе. В 20-30-х годах прошлого века американские компании «обижали» итальянцев, создавая ценовые диспропорции в двусторонней торговле. Тяготила Италию и зависимость от импорта продовольствия, а разразившийся мировой кризис и вовсе грозил крахом финансовой системе страны. Придя к власти, правительство Муссолини взяло курс на самообеспечение. Министр финансов Джузеппе Вольпи предложил модель корпоративного государства - она сохраняла частную собственность, но вводила в экономику элементы государственного планирования. Профсоюзы объединялись с работодателями в синдикаты, синдикаты сливались в корпорации, каждая из которых монополизировала одну из отраслей экономики. Венчало пирамиду министерство корпораций и высший корпоративный совет. В обмен на лояльность режиму бизнесмены получали льготы и привилегии, а благосостояние рабочих защищал закон, регулирующий ,в том числе заработную плату и цены. Экономический эксперимент не разочаровал итальянцев: число безработных уменьшилось втрое, сократился дефицит бюджета, начался рост потребления. Правда, корпоративная идиллия лишила общество рычагов воздействия на государство, и сделало страну беззащитной от самодурства властей. Печальные итоги этого всем известны.
«Азиатская» модель также таит немало подводных камней. В упомянутых уже странах, крупные концерны, поддерживаемые государством, помогли совершить экономический рывок, но сами едва устояли во время финансового кризиса 1997 года. Оказалось, что избалованные государственными деньгами боссы «чеболей» разучились их эффективно использовать, а то и просто клали себе в карман. Благо схватить за руку их было некому - топ-менеджеры назначались основным владельцем компании и отчитывались только перед ним, миноритарные акционеры игнорировались, тем более что закон запрещал им подавать иски против руководства. А неформальные связи владельцев компаний с высшими чиновниками исключали возможность контроля со стороны государства.
У России, на первый взгляд тоже есть все возможности для бурного экономического роста и повышения жизненного уровня наших граждан. В стране накоплены колоссальные деньги, государству под силу обеспечить компании дешевыми кредитами. Правда накопленный российский опыт заставляет усомниться в эффективности госинвестиций. Ведь не далее, как мае этого года глава Минфина Алексей Кудрин сокрушался о том, что валютная задолженность по кредитам таких крупных, в том числе госкомпаний, как «Роснефть», «Газпром» и РАО «ЕЭС России» уже перевалил за $300 млрд. И это в сверхдоходном сырьевом секторе, а обеспечить доходность инвестиций в обрабатывающем секторе будет еще сложнее.
