Часть III.
[-video:82933751-]
Известна теория, что в отличие от Запада, который в своем развитии шел от несвободы к свободе, Россия проделала обратный путь от относительной свободы в раннем средневековье к несвободе. Согласно этой теории, русский народ ради национального могущества, сознательно или бессознательно, раз за разом поступается свободой. Этот так называемый «московский психологический тип» отличается особой жизнестойкостью и немалым консерватизмом. Согласно теории, именно на этой психологии и базировались сначала московское царство, затем российская и советская империи, а ныне выстраивается в России формальная демократия. Теория, впрочем, далеко не бесспорная, поскольку игнорирует многие исторические факты. Речь, естественно, не о «русской воле» без конца, края и тормозов, а об опыте отечественного народовластия. Всякое у нас дома бывало. И преемников, случалось, выбирали без подсказок сверху.
Первый опыт народовластия на Руси связан с избранием русскими городами «князей-контрактников». Властные полномочия у князя в разных городах были разные, но тяжелее всех приходилось, конечно, новгородскому князю. Это только de jure князь в республиканском Новгороде был высшей военной и правительственной властью, а на самом деле лишь обычным наемником, которому вече могло в любой момент указать на дверь. И селили «князя-контрактника» в пригороде, и новгородскую землицу подкупить (даже через посредников) он не мог, да и шагу ступить без новгородского соглядатая -посадника не имел права. Со скандалом Новгород расставался даже с такими фигурами, как Александр Невский. Выиграть Ледовое побоище ему было куда проще, чем переспорить новгородское вече.
К выборам царя Русь подходила постепенно, примерно так же, как Советский Союз к первым президентским выборам. И Горбачев стал президентом страны не в ходе прямого всеобщего голосования, а через собрание выборщиков - на Съезде народных депутатов. Вот и Бориса Годунова царем избирал Собор. На Съезде присутствовало 1500 человек, на Соборе примерно 500.
Кстати, сам Годунов прекрасно понимал: одно дело, русский царь - потомок императора Августа, и совсем другое, русский царь - потомок Мурзы-Чета. Только «воля народа» давала ему возможность избавиться от боярской опеки и стать сильным государем. Именно поэтому Годунов и требовал призвать на Собор по 8-10 представителей от каждого города.
Организовать столь широкое представительство, правда, не удалось. Но и кремлевского дворца съездов в Москве еще не было: куда, прикажете, девать такую кучу народа? Впрочем, и 500 выборщиков по тем временам цифра вполне солидная. Состав получился не тот, на который рассчитывал Годунов: духовных лиц до ста человек, бояр до пятнадцати, придворных чинов до двухсот, горожан и московских дворян до ста пятидесяти и ремесленников до пятидесяти. Из состава Собора видно, что Годунова выбирала в первую очередь Москва, а не Россия, и верхи, а не низы. (Как и президента СССР).
И, тем не менее, Собор высказался в пользу Бориса. Здесь сошлось сразу несколько факторов. Во-первых, учитывались долгие годы его успешного премьерства - все царствование Федора Иоанновича реальная власть находилась в руках Годунова, и именно это время запомнилось в нашей истории, как одно из самых благополучных. Во-вторых, Федор, умирая, назначил правительницей свою жену Ирину - сестру Бориса Годунова. И хотя она тут же ушла в монастырь, ясно, что в руках сестры и брата остался немалый «административный ресурс».
Насколько этот ресурс повлиял на конечный результат выборов судить, правда, трудно. Авторитетные русские историки очень по-разному пишут о Годунове, весьма произвольно доверяя или не доверяя тем или иным источникам. Причем отношение к Борису определяет, как правило, всего лишь один фактор - вера или скепсис в отношении его причастности к гибели царевича Дмитрия.
Как бы то ни было, первые выборы царя стали важным шагом к десакрализация первого лица в России. Дальнейшие исторические события - два Лжедмитрия и беспринципный интриган Василий Шуйский - развели понятия «божественного» и «царского» еще дальше.
Изгнав интервентов, Русская земля снова взялась за выборы государя. Других вариантов на тот момент просто не было. За годы Смуты русские перепробовали, кажется, все: анархию, военную диктатуру, воровской закон. Пытались ввести конституционную монархию, устраивали заговоры, сажали на трон иностранцев и мужицких «царьков-сапожников». (В разных концах страны в ту пору появилось немало местных авантюристов-Лжедмитриев, так что Пугачев позже шел по уже проторенному следу). Пытались русские спастись и по одиночке и, наоборот, прибегая к помощи вече. Не помогало ничего. Интервентов из страны изгнали, но порядка на Русской земле по-прежнему не было. Оставалось последнее средство - при максимальном консенсусе снова выбрать государя.
Теорию об особом «московском психологическом типе» и отвращении русских к свободе сюда никак не пришьешь. Не от врожденного консерватизма, а от горькой нужды и бессилия принимали русские в ту пору Лжедмитриев и иностранных королевичей. И, наоборот, именно желание быть свободным (от интервентов и собственных бандитов) породило феномен Козьмы Минина. А желание сохранить с таким трудом добытую свободу привело к мысли о необходимости возрождения государственной власти.
Отечественные беды, на мой взгляд, совершенно в другом. Во-первых, наша история переполнена примерами предательства верхами (монархическими, большевистскими, демократическими) низов. Если русский народ и виноват, то лишь в простодушии - неистребимой вере в то, что, может быть, при новом государе (генсеке, президенте) станет легче дышать.
И вторая беда. Не раз русские реформаторы слишком резко и бесцеремонно будили своей походной трубой сограждан, но при этом, поднимая страну по тревоге, оказывались неспособными объяснить людям, куда нужно идти, зачем и что их ждет в конце тяжелого перехода. Свое неумение аргументировать реформаторы всегда компенсировали одним и тем же - решительностью. Даже двигаясь в верном направлении, русские вожди, пробиваясь с авангардом сквозь метель к теплому, сытному и светлому будущему, во множестве оставляли за собой брошенные в сугробах обозы с ослабевшими, замерзшими и голодными людьми. Цена реформ в нашей стране всегда была неимоверно высока.
То, что некоторые аналитики с откровенной брезгливостью называют застоем, на самом деле очень часто объясняется не консерватизмом, а лишь тем, что надорванные народные силы, утомленные рывком, требуют отдыха. Равномерную походку - нормальный эволюционный темп развития - Россия так до сих пор и не выработала...
Не столько по любви, сколько по необходимости, демократия и монархия встретились в 1613 году за одним переговорным столом. Два князя - Пожарский и Трубецкой, вожди земского ополчения и казаков, разослали по всем городам государства повестки, призывавшие в столицу выборных людей из всех чинов и сословий, даже простых сельчан, для участия в Земском совете и выборах нового царя. По тем временам это были максимально демократические выборы. Когда выборные съехались, назначили трехдневный пост: все чувствовали необходимость очиститься от грехов Смутного времени.
Первое решение Земского совета - выбирать царя только из русских и православных, сразу же исключило все возможные иностранные кандидатуры. Хотя на предварительном этапе выдвигались и они, скажем, «маринкин сын» - сын Марии Мнишек от Лжедмитрия.
Спорили на совете долго, упорно, до хрипоты и потасовок. Шла острейшая борьба, в том числе, как водится, и закулисная. Есть свидетельства даже о подкупе выборщиков. Видимо, трехдневный пост все же очистил не всех и не полностью. Среди главных кандидатов оказались князья Голицын, Мстиславский, Воротынский, Трубецкой и Михаил Романов. Немало сил и денег потратил, пытаясь продвинуть свою собственную кандидатуру и «председатель Центризбиркома» князь Дмитрий Пожарский.
Круг претендентов сужался медленно и долго: все понимали, что речь идет о выборе на века - выбирали новую династию, а не просто царя. Потому-то внимательно присматривались не только к самим кандидатам, но и к их предкам.
В успехе кандидатуры Михаила важную роль сыграл «предвыборный штаб» бояр Романовых, он и организован был лучше других, и свою позицию аргументировал убедительнее, а главное чутко улавливал момент, когда и на что выгодно обратить внимание собрания. Романовы, в частности, напомнили о том, что именно они по крови ближе всех к предыдущей династии - первая жена Ивана Грозного была из их рода. Напомнили о доброте и уме Анастасии. О том, как успешно при ней правил Иван IV, и что началось в стране после ее смерти. В полной мере был использован предвыборным штабом и авторитет патриарха Филарета - отца Михаила Романова, который в тот момент все еще находился в польском плену. Этот факт добавлял Филарету еще и ореол мученика. Сильно помогли Романовым и голоса казаков, служивших в свое время двум Лжедмитриям. Они-то прекрасно помнили, что при первом Лжедмитрии Филарет стал митрополитом, а при втором - патриархом. Так что, отца Михаила казаки считали практически «своим», а потому не ждали от Романовых никаких неприятностей
Наконец, тех, кто еще не отвык от вольницы смутного времени, вполне устраивал неопытный Михаил Романов - некоторые сочли, что при слабом государе свою безнаказанность они легко сохранят. Никто из них не предполагал, что за спиной Михаила встанет, вернувшись из плена, его отец. Не только очень волевой человек и сильный политик, но еще и патриарх.
Как заметил Ключевский: «Это печальная выгода тревожных времен: они отнимают у людей спокойствие и взамен того дают опыты и идеи».
Среди прочего именно тогда впервые в русской голове промелькнула идея и о том, что преемника можно выбрать самостоятельно. Без подсказок из Кремля.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
