Чуть позже я скажу про московскую книжную ярмарку; обязательно. Но сначала все же о другом. Потому что главное культурное событие сегодняшнего дня - вовсе не книжное; хотя, как ни странно, к судьбе книги в современном мире имеющее самое прямое отношение. Умер Лучано Паваротти. Завершилась целая эпоха музыкального искусства, символом которой он стал. Это была эпоха превращения, даже - прошу прощения за дурное технократическое слово - конвертации высокого искусства в массовый продукт, индустриализация культурного бутика. Никто и никогда не сомневался в том, что Паваротти - по-настоящему великий певец, никто и никогда не испытывал иллюзий насчет того, что он - олицетворение классики, ставшей попсой. И это был не только индивидуальный выбор Паваротти; это был соблазн большой истории, на который можно было не поддаться - и уйти в глухую медийную тень, в прекрасное гетто для продвинутого меньшинства, где все свои, где творческий покой, где дух царит над материей. Но где нет соприкосновения с мощным потоком жизни, уносящимся вдаль. А можно было поддаться этому соблазну. Получить в свое распоряжение стадионы. Любовь широких народных масс и узких слоев шоуменов с их миллиардными оборотами. Возможность петь до старости, экономя голос и не вдаваясь в глубинные подробности музыкальных смыслов. Порождать десятки собственных клонов, которым в мире нетронутого высокого искусства было бы заведомо отказано в уважении; оказываться в одном ряду с талантливыми недоучками вроде Баскова. Но - сохранять у человечества иллюзию важности серьезного искусства. Напоминать о том, что есть нечто, выходящее за рамки гуттаперчивой Бритни Спирс и целлулоидной Памелы Андерсон. Хотя и быть с ними как бы в одном ряду.
Эта эпоха была порождена тотальным торжеством телевизора над человеческой историей. Став всеобщим средством сообщения, поглотив все информационные потоки, растворив в себе ход мировой политики и устройство частной человеческой жизни, телевидение после Карибского кризиса 1962 года предъявило права на роль светского демиурга. Творца основ. Законодателя устоев. Оно можно отодвинуло на обочину все, с чем не умело работать и предложило считаться только с тем, что ему выгодно и удобно. Выгодно и удобно ему, чтобы его одномоментно смотрели миллионы, а во время чемпионатов мира по футболу - миллиарды. Этому мешает все слишком содержательное, индивидуальное, тонко настроенное и неподвижное. Музей и книга, камерный концертный зал и университетская кафедра, библиотека и сложный фильм были отправлены в запасники мировой истории; на поверхности оказались - даже если не брать политику - все буффонные, бурные проявления культуры. Не кино как таковое, а кинофестиваль, где бродят праздные толпы и мелькают кумиры. Не театр как таковой, а театральный марафон, который можно показывать не спектаклями, а уличными шествиями. Все малые сообщества людей культуры были подвергнуты молчаливому остракизму и приговорены к званию маргиналов; все крупные объединения - охвачены и окучены.
Поколение Паваротти (а ему в этом году - семьдесят один) как раз и оказалось на переломе исторических путей культуры. Перед очень нехорошим выбором: налево пойдешь - тебя потеряет публика, направо - пойдешь потеряешь себя сам. Он в молодости шел по одной дороге; как следует стерев голос, пошел по другой. Таков был его компромисс с этой непонятной жизнью, такова была сделка с цивилизацией; не знаю, осознанная или нет, во всяком случае - совершенная и оформленная по всем правилам медийной вселенной.
Но вот в последние годы что-то начало незаметно, исподволь меняться. Стремление к стадионам, какое было у постаревшей тройки теноров, сохранилось; куда же ему деться, если деньги платят. Но такого буйного восторга при мысли о полуфутбольной славе крупные певцы нового поколения, кажется, уже не испытывают. Да и деньги за качественное, утонченное, глубокое, без дураков - и не для дураков - исполнение стали платить сопоставимые. Смотрим вокруг, убеждаемся, что и телевидение готовится к тяжелым для себя переменам; передача сигнала благодаря цифре и Интернету становится настолько дешевым и общедоступным делом, что в ближайшее время число телеканалов возрастет кратно, а значит, каждый из них будет бороться не за всех зрителей сразу, а только за своих, единых и неделимых. Пускай и не столь многочисленных. Если раньше задача любого телевизионного деятеля состояла в том, чтобы захватить как можно большее число людей одномоментно, а значит, стереть вкусовые, образовательные, иные прочие различия, то теперь назревает задача противоположного свойства: охватить целиком, полностью, без остатка ту или иную конкретную аудиторию. Например, православных. Или, напротив, вольнолюбивых геев с добропорядочными лесбиянками. Или экономически грамотное меньшинство населения. Или же любителей истории. Или - путешествий. Или - науки. Или музеев. Отдельно художественных, отдельно усадебных, отдельно краеведческих. Или - конкретного вида спорта. Массовые, всеохватные телеканалы никуда не денутся. Они будут по-прежнему напоминать салат оливье: много разных ингридиетов, соединенных рекламным майонезом. Но у них не останется иного выбора, как идти по пути все большего опопсовения, площадной культуры массовых зрелищ. Без Паваротти. И даже, боюсь, без Николая Баскова, самоварно-золотого голоса России. Скорее с Кристиной Агилерой. Потому что Бритни Спирс чересчур сложна. А дробные аудитории с их разнородными запросами будут обслуживать малые каналы. Для любителей чтения. Для русских математиков, преподающих в американских университетах. Для поклонников зауми.
Маятник пошел в обратную сторону. У этого процесса есть колоссальные издержки; раскалывается единый информационный мир, исчезает эффект общего присутствия в глобальном медийном пространстве. Но есть и преимущества. Например, необязательно идти на стадион, чтобы тебя услышали. Если ты не футболист, а певец. Не хоккеист, а писатель. Малым культурным сообществам будет возвращено право на полноценное телевизионное обслуживание; занятия таким скромным делом, например, как писательство, снова станет чем-то значимым и общественно важным. А встреча с литератором будет не собранием маргиналов, а серьезным событием. Потому что аудитория в 100, 300, еще лучше в 350 человек перестанет казаться малозначащим фактом. Сколько там влезало людей в аудиторию великого Политехнического?...
Вот мы и добрались до Московской книжной ярмарки. Там недаром такое столпотворение. Там недаром - молодые красивые лица. Туда не случайно приходят успешные люди. Точка притяжения общественной энергии уже начала смещаться. Мы это пока не осознали. Но уже ощутили. Так что приятно вам почитать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
