Одной из главных тем прошлой недели стали жизнь и смерть «Леди Ди», дочери виконта Спенсера, принцессы Дианы, матери наследников престола, так и не ставшей королевой Великобритании. По прошествии 10 лет со дня ее гибели страстей не уменьшилось. Ни вокруг ее жизни, ни вокруг ее смерти.
У миллионов людей, не имеющих, казалось бы, ни малейшего отношения ни к судьбе леди Спенсер, ни к британской короне, и принцесса Диана, и вся королевская семья неизменно продолжают вызывать чувства. Это такой удивительный феномен - их либо беззаветно любят, либо преданно ругают, но они никого не оставляют равнодушным.
Вероятно, именно невозможность абстрагироваться от чувств и эмоций приводит к тому, что жизнь Дианы непременно описывается либо в черных, либо в радужных тонах. Одни ругают принца Чарльза. Вот, дескать, какой глупец, у него под боком была женщина такой удивительной красоты, доброты и человечности, а он всю жизнь смотрел в сторону Камиллы с ее «лошадиным лицом» («лошадиные» челюсти английской аристократии давно стали не ругательством, а классикой, признаком породы). Другие истово сочувствуют Диане: бедняжка попала в ледяной дворец, где никто не захотел ни понять хрупкость ее натуры, ни поддержать любовью и заботой.
На самом деле, клубок этих отношений, похоже, гораздо более сложен и неоднозначен. Корнями он уходит в века, ветвями широко расползается по традициям и правилам английской аристократии. И подходить к ним с другими мерками - это все равно что пытаться понять логику жизни племени майо, измеряя ее законами Ново-Косино или Рублевки.
Каждым в этом сплетении английских судеб двигало что-то свое и при этом, похоже, никто не был готов ни смириться с чем-то, ни, наоборот, восстать.
Семья Дианы, благословившая девушку, значительную часть жизни проведшую в пансионах, на свадьбу с принцем, явно была не прочь официально породниться с правящей династией. (Род Спенсеров веками находился рядом с королевской фамилией, правда, если верить генеалогии, по большей части с ее незаконнорожденными представителями.) Видимо, разведенные родители решили не придавать значения тому факту, что уже на момент помолвки Чарльз был привязан к Камилле, и вручили дочь молодому принцу.
«Бедняжка» Диана, не получившая тепла во дворце, - еще одно расхожее убеждение. Однако Диана была аристократкой, а не сироткой из приюта. Выдержка, деликатность, никаких душераздирающих эмоций и одновременно - никакой глубокой саморефлексии - это законы класса. В этом Диана должна была вырасти; с чего кто-то решил, что ее должны были окружить экспрессией большой южноитальянской семьи?
Есть английская шутка: до пяти лет детей в доме не должно быть слышно, после пяти - видно. С тринадцати-четырнадцати лет - в пансион на полное содержание (вспомните английские романы или хотя бы Гарри Поттера - домой, к родственникам лишь дважды в год), причем, чем выше социальное положение семьи, тем раньше ребенок покидает дом. Тем реже видит родителей. Это другие законы жизни и отношений, к 18 годам ребенок совершенно не зависит от материнского тепла и, в общем, его не ждет. Прямая спина (сутулость - признак простолюдина), сдержанность, доброжелательность, но никакого «душевыворачивания». Диана должна была быть к этому готова, это заложено в генах, закреплено в воспитании.
Это с одной стороны, со стороны «теплоты» и «душевности».
Но есть и другая сторона. Королева вышла из викторианской эпохи. Тот, кто находился с нею рядом хотя бы несколько секунд, не мог не ощутить ее титановую натуру. Она - символ, она - оплот. Вне времени, вне суеты. Царственное одиночество. Величие и трагедия застывшего.
...Правила ежегодных чаепитий в Букингемском дворце, рассказывают очевидцы, год от года меняются. Вроде медленно, но меняются. Еще пятнадцать лет назад все женщины должны были быть в шляпах, перчатках и с зонтиками от солнца (не путать с зонтами от дождя). Ныне остались лишь шляпки... Перчатки ушли в прошлое, зонты никто не приносит. Да, платья. Да, моветон приходить в «ройал блю» - цвете королевы. Но шляпка переходит в платье, которое, в свою очередь, переходит в голые ноги (надевать чулки утруждают себя уже не все приглашенные) и босоножки, из которых торчат плохо ухоженные пальцы...
Мажордомы в серых фраках и котелках с манерами XIX века и тут же - пластиковые стаканчики для воды... Гости, степенно гуляющие по тропинкам королевского сада, и шум машин и автобусов прямо здесь же, за оградой. Смешение эпох...
Силой своего духа и выдержки Королева смогла принять многое из новых времен. Но, наверное, так и не смогла принять новые человеческие отношения и тем более - поставить их выше обязательств короны. Чарльз, даже не смотря на то, что в последние годы он появляется под руку с Камиллой, производит впечатление человека надломленного. Он пронес через всю жизнь любовь к одной женщине, но соединиться с нею смог лишь на закате жизни. Им, настоящим английским аристократам, не хватило духу изменить традиции веков и в то же время, не достало слабости принять все, как есть, как требовали правила, старшее поколение и королевский этикет.
Диана, которой под конец ее королевского существования стало так тошно, что она решила искать счастья с представителем иного народа, вероисповедания, взглядов на мир. Английская пресса, не знающая пощады ни к кому (в новую эпоху - включая и королевскую семью) и подчас жестокая в своем обличении. Национальные черты - безграничная деликатность и одновременно элегантная жесткость; вошедшая в поговорки сдержанность и при этом изящная бесчувственность.
Все эти предубеждения и традиции, обязательства и желания, долг и чувства смешались в такой клубок в королевской семье, в жизни и смерти Дианы, что никогда нельзя будет сказать, кто был прав, кто виноват. Потому что не было там правых и не было виноватых. Каждый был к чему-то готов и одновременно к чему-то не готов. Диана - принять суровые законы королевской жизни; Королева - внести толику тепла в викторианские правила (сутью которых было подавлять любые эмоции, почитая их за слабость натуры); Чарльз - десятилетиями не решавшийся штурмом взять любимую женщину; Камилла - также не решавшаяся преступить общепринятые обязательства.
А что в итоге? И тут непросто. С одной стороны, несколько переломанных жизней. С другой, - непоколебимость британской короны. Потому что «Rule, Britannia! rule the waves/Britons never will be slaves»...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
