Дмитрий Шушарин, политический обозреватель РИА Новости.
События августа 1991 года сейчас находятся в историческом забвении. Временном, естественно. Историческое и культурное наследие имеет такую особенность - цикличность усвоения. К нему возвращаются через определенные промежутки, его забывают на какие-то периоды.
Между тем, шестнадцать лет тому назад произошло событие, резко ускорившее развитие новой русской государственности, которая ныне находится на распутье. К истокам своей легитимности власть предпочитает не обращаться, хотя понимает, что с этим не шутят. Пышные похороны Бориса Ельцина свидетельствовали о том, что оспаривать право предшественника на переданное им наследство никто не будет. Тем более что есть фотодокументы, подтверждающие присутствие наследника в нужное время в нужном месте, - в августе 1991 года на митинге рядом с первым мэром тогда еще Ленинграда Анатолием Сабчаком.
Писать об августе-91 легко и просто. Политический заказ на освещение этих событий отсутствует. И никаких параллелей с днем сегодняшним. Это вообще последнее дело - поучать современников, ссылаясь на исторические примеры. Особенно на примеры их собственной истории, участниками которой они были. Куда занимательнее другое: попытаться понять, что же тогда произошло. Без дворцовых интриг, тайных деталей и прочего. Все они весьма интересны, но лишь в качестве механизма работающей исторической машины. А вот каков принцип устройства каждой ее модели - вопрос куда более важный.
Ответ на этот вопрос, как и на вопрос о том, что случилось два года спустя, осенью 1993 года, следует искать у Ленина. В его концепции двоевластия, легшей в основу захвата большевиками власти не в рамках начавших складываться после Февральской революции демократических институтов, а с опорой на советы депутатов трудящихся. Впрочем, советы, сохранявшие еще некоторое время после октября 1917 года многопартийность, полностью не отвечали интересам большевиков, благополучно подмявших их под пресс партийно-чекистской (именно так - партия без ЧКГБ была бы ничем) диктатуры.
Но понятие «советская власть» весьма точно описывает тот режим, который в различных модификациях сохранялся до попыток Горбачева несколько изменить соотношение сил между партийно-чекистскими и собственно советскими элементами. Вопреки его замыслу, это привело к формированию мощных центров власти в республиканских верховных советах. И, что важнее всего, в Верховном совете РСФСР.
Но главным, в чем Россия опередила остальные республики, были всенародные выборы президента. В Казахстане и в Украине они прошли в иной обстановке - в декабре 1991 года. Союзный президент Михаил Горбачев получил свой пост от Съезда народных депутатов. А Борис Ельцин принципиально изменил природу российской власти. После того, как стало ясно, что партийная верхушка переходит к силовым методам сохранения союза (события в Баку, Вильнюсе, Риге), Ельцину ничего не оставалось, как приобрести новую легитимность, которая явно превосходила и легитимность Горбачева и - что тогда еще не было так ясно, как два года спустя, - легитимность советов.
И именно эта легитимность, в конечном счете, парализовала ГКЧП, который пытался ликвидировать двоевластие на территории всего СССР. Не заметив, не поняв, что в России ему придется действовать уже в условиях троевластия. Впрочем, никто этого еще не осознавал: несовместимость демократической президентской власти с исходно тоталитарной властью советской была неочевидна.
Не агония Союза, - туда ему и дорога - а рождение новой российской государственности - вот что произошло летом 1991 года, в два этапа - от 12 июня, когда прошли президентские выборы, до 22 августа, дня, который вполне заслуженно в 1994 году стал праздничным, Днем российского флага. Именно тогда над Белым домом был поднят триколор.
Что же до Союза, то власть двух президентов (российского и украинского) и председателя Верховного совета Белоруссии, занявшего этот пост в сентябре 1991-го, по легитимности несопоставима с властью тех, кто в 1922 году подписал Союзный договор. Российские большевики пришли к власти в результате октябрьского переворота, а их ставленники в других республиках - на штыках российской Красной Армии. Этот договор и не расторгать надо было, а объявлять юридически ничтожным.
Лето 1991 года - это то, что специалисты по мифологии называют «временем творения». Нация не может существовать без таких мифов, но россияне пока обходятся. Ничего трагичного в этом нет - нация молодая, еще не консолидированная, себя не осознающая ни во времени, ни в пространстве. Конечно, такое состояние умов допускает порой некоторые эксперименты над нацией, вроде того, что совершил Наполеон III, превратившийся из президента в императора. И все же спустя годы, пережив несколько республик, французы вернулись к демократическому президентскому правлению.
Что произойдет в ближайшие годы в России, не скажет никто. Однако одно бесспорно. Новая российская государственность началась с демократического избрания президента страны. И президентская форма правления в первые же месяцы своего существование подтвердила свою дееспособность. Видимо, лучше всего, с ней не экспериментировать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
