Следуя принципу статусности новостей, надо бы сейчас писать о взрыве поезда «Невский экспресс». Размышлять о странностях сюжета, в котором экспозиция с кульминацией не сходится, а развязка была оглашена непосредственно после завязки. Глава Антитеррористического Комитета наутро после взрыва заявил, что Комитет предвидел такой поворот событий и давно предпринимает меры по поддержанию особого порядка во время парламентских и президентских выборов; читай: контроль спецслужб за ходом выборов будет усилен. Это единственная четкая формулировка, от которой - сомневаться не приходится - никто ни на шаг не отступит. Все остальное глубоко сомнительно; версии безжалостно плывут. Сначала террористы предстали расчетливыми, опытными взрывниками: заложили заряд приличной мощности, чтобы поезд свалился в реку, чему помешала огромная скорость состава; затем их стали изображать подростково-наивными самоделкиными, неумехами. И нетрудно догадаться - почему. За новгородским взрывом мог стоять кто угодно, но предъявлять информационные улики - некому; слишком долго электорат убеждали, что с профессиональным чеченским терроризмом давно уже покончено, враг побежден, Кадыров наше все; серьезного, солидного внутреннего сопротивления нет и быть не может, ибо жить мы стали лучше, жить мы стали веселее, и народ счастлив. Однако же кого-то надо предъявить раздраженному обществу; единственный правдоподобный претендент на роль коварного злодея - Радикал-Одиночка. Во-первых, он отморозок, симпатий не вызывает; во-вторых, про него - единственного из врагов порядка - телевидение говорило постоянно. И про Радикального Националиста, и про Радикального Левака. Все наши Радикалы - дилетанты; устроенные ими взрывы были до сих пор ничтожны и по замыслу, и по исполнению (памятный пример - памятник Николаю II). Чтобы перевести стрелки на них, стрелочник должен делать вид, что теракт был подготовлен кое-как; приходится сочетать несочетаемое: рассказывать о жестоком, продуманном - и лишь чудом не осуществившемся - замысле, и тут же объяснять городу и миру, что бомбисты были неумехи.
Но все-таки о взрыве мы писать не будем. Потому что авторы колонок тоже люди. Как все, имеют право съездить в отпуск. Единственное их отличие от нормальных сограждан заключается в том, что и в отпуске они продолжают думать о политических смыслах, выискивая их всюду, даже в красотах природы и в подробностях курортного быта. Как рядовой Иванов, который на вопрос старшины: «о чем ты думаешь в строю», честно отвечал: «о бабах; я об них завсегда думаю».
Вокруг - Черногория, местечко Петровац, узкая полоска пляжа, плотно утрамбованная телами - старыми и молодыми, стройными и жирными; люди приехали сюда прогреться, просолиться на год вперед. Горы действительно темные, местами черные; у водной глади - скалистые; море сине-зеленое, прозрачное; красота. А то, что малость грязновато, и мусор, как в родимом Подмосковье, подброшен в каждую удобную расселину, так это один из последних следов коммунизма: почти везде, где красные правили долго, сохраняется привычка гадить на природе. Исключая Чехию, Восточную Германию и, может быть, Венгрию. И то с оговорками. Во всяком случае, в Черногории не грязней, чем в Хорватии и значительно чище, чем в Албании, где прибрежные территории похожи на промышленные свалки. Домики в Монтенегро уютные, обустроенные; ресторанчики не очень дорогие и добротные; таким, наверное, был бы сейчас Крым, если бы Антанта не сдала его большевикам.
Но речь не об этом. Речь о прямых последствиях политического выбора. Мы - на территории, которая совсем недавно была вовлечена в полноценную войну; в государстве, которое отделилось от Сербии практически вчера; при этом Черногория уже - в еврозоне; границы с Хорватией, Боснией - вчерашними врагами - открыты настежь; на Белград ведет сквозной железнодорожный путь; книжки про Милошевича можно купить на развале, но ни малейшего желания сражаться за великую Сербию ни у кого нет.
Когда крошилась Югославия, каждый решал за себя, как действовать, какие цели отстаивать. Сербы решились на то, чего счастливо избежали россияне: попытались силой удержать рассохшуюся территорию. Черногорцы мягко уклонялись от сербской крутизны; соучаствовать в армейских операциях - соучаствовали, но совершенно не активничали и постепенно готовились соскочить с югославской иглы. Хорваты гордо воевали; словенцы тихо отползали в сторону; македонцы делали все, чтобы про них забыли; боснийцы, пережив подобие геноцида со стороны регулярной сербской армии, сами не смогли удержаться от расистской мести, и под прикрытием международных сил изгнали сотни тысяч сербов из Краины.
Собственно, в девяностые годы на Балканах были опробованы все возможные варианты исторического поведения в условиях распада федерации. От милитаризма и насилия до подкупа и почти толстовского неучастия в делах общественного зла. Были обкатаны все схемы управления. От суверенной сербской демократии до македонского полуотказа от суверенитета в обмен на западные преференции. Что же мы видим теперь, на выходе из давней ситуации? Суровая славянская битва за суверенную демократию приводит к изоляции от мира, и при этом равно заканчивается сделкой с международным трибуналом; Россия, теряя свой международный авторитет, защищает Милошевича до последнего, а сербские власти спокойно выдают его Гааге; мы бьемся за статус Косова как настоящие герои, но еще немного - и наши белградские братья сдадут этот статус без боя, договорятся закулисно, и оставят нас наедине с нашими принципами. Двусмысленная хорватская игра по типу «ни нашим ни вашим» увенчалась двусмысленным же положением вещей; в туристическом отношении тут полный порядок, но евро так и не стал национальной валютой хорватов, они теряют на этом клиентуру. Однозначный македонский выбор в пользу «внешнего управления» тоже далеко не безупречен; если ты готов отдать все - и сразу, то зачем тебя слишком долго уговаривать и улещивать? «Все куплю - сказало злато. Все возьму - сказал булат». Что же до Черногории, то она не виляла, как Хорватия; не нарывалась, как Сербия; не отдавалась, как Македония. Она вела себя, как ласковое теля; теперь теля подросло и само готово кормить молочком народившихся собственных деток.
Мораль? Да никакой морали. Путь Черногории нам не подходит; мы слишком большие, слишком самостоятельные, чтобы сосать двух маток - если раскатаем губу, никакая матка не выдержит. Но и нам пригодилось бы гениальное черногорское правило - незачем растрачиваться в бессмысленном сопротивлении ходу вещей; нужна политика сбережения себя в настоящем ради участия в будущем.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
