Вадим Дубнов, независимый политический обозреватель, для "РИА Новости"
В сюжетах про выборы в странах, которых официально не существует, все происходит примерно одинаково, предсказуемо и в полном соответствии с жанром праздника непослушания. Где бы этот праздник ни происходил - в Абхазии, в Карабахе или Косово.
Ритуально-дипломатическая практика в этих случаях выглядит почти стандартной. Бывшая метрополия, формально таковой и остающаяся, шлет по всему свету гневные филиппики на тему незаконности подобных выборов, хотя и без подобных предостережений никто на официальном уровне эти выборы не признает. Затем и сама метрополия, и ОБСЕ вынуждены работать с теми, кого на празднике непослушания все-таки выбрали. Иначе говоря, все подобные выборы - выразительный символ юридического тупика, в который попал сегодняшний мир. И ни малейшего намека на выход из него нет даже в таких документах, как, скажем, план Ахтисаари.
Но есть в таких выборах и свой очень интересный контекст, примером чему стали и последние выборы в Карабахе. И они были, конечно, вполне предсказуемыми. У бывшего главы карабахских спецслужб Бако Саакяна по существу не было реальных противников, но занявший второе место с 12% Масис Маилян не подтверждает, а опровергает суждение о том, что в Карабахе самым постсоветским образом победил административный ресурс. Это даже не операция «Преемник», черты которой так соблазнительно увидеть в Бако Саакяне, пришедшем на смену многолетнему президенту Аркадию Гукасяну. Речь идет, на зависть признанным соседям Карабаха, о преемничестве курса, И в том-то и дело, что иным, т.е., непреемственным он быть в таких странах просто не может.
Во-первых, стратегических альтернатив по сути и нет. Статус-кво на стратегических направлениях уже давно определен с той же ясностью, с которой карабахцы, абхазцы и косовары отдают себе отчет в том, что больше никогда не станут частью Азербайджана, Грузии или Сербии.
Ближе к Армении быть также невозможно, да и, в сущности, не нужно. Переговоры с Азербайджаном (формальным участником которых Карабах все равно не является) по-прежнему бесперспективны, стало быть, о какой-то коррекции курса говорить опять же не приходится.
С другой стороны, в непризнанных государствах, начинающих практически с нуля, уже уставших жить в условиях государства-гарнизона, и, к тому же, не отягощенных ни большими размерами, ни обилием населения, ни привлекательными для олигархических проектов реликтами экономики, есть неплохой шанс сохранить то, что проистекает из стиля соседской жизни. Конвертировать основы местной (соседской) демократии в обыкновенную демократию, произрастающую снизу. По большому счету, и здесь никаких альтернатив не наблюдается, потому что любая альтернатива губительна.
Упрек в использовании административного ресурса, который ныне брошен Карабаху, сделан в весьма вялой манере, словно по инерции, примерно с той же внутренней энергетикой, с которой проходили сами эти выборы. Между тем, если вспомнить прежний выборный опыт Карабаха, то в нем не обнаружить ни такого спокойствия, ни поводов для подозрений. Наоборот, карабахские выборы становились поводом для удивления: как же так, вроде бы государства не существует, а выборы честнее, чем у любых постсоветских соседей.
Бывает в жизни начинающей демократии такой период сознательной безальтернативности.
Бессмысленно считать, насколько ближе к признанию стали после выборов карабахцы. Ни к независимости, ни к признанию эти выборы вообще никакого отношения не имеют. Они лишь знак наличия государства. Слабого, непризнанного, и не очень верящего в прецедентность плана Ахтисаари. И, тем не менее, государства уже состоявшегося, что выглядит успехом само по себе.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
