Анатолий Королев, обозреватель РИА Новости, писатель.
Книга шекспироведа Ильи Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире или тайна Великого Феникса» - самая громкая из тихих сенсаций конца века в России. Участники состоявшейся в Москве конференции специалистов по Шекспиру заявили о своем намерении выдвинуть его монографию (итог 40 летнего труда) на соискание Нобелевской премии. На сегодня книга выдержала уже три издания. Итак, бомба взорвана. Подведена черта под шекспировским вопросом, который мучил Европу больше 300 лет. Тайна Шекспира разгадана, под этой литературной маской шекспировские шедевры писали два человека, состоявшие в платоническом браке муж и жена, 5-й граф Рэтленд, Роджер Мэннерс и Елизавета Сидни-Рэтленд, дочь английского поэта Филипа Сидни (при участии его сестры Мэри Сидни, графини Пембрук).
Читая с нарастающим изумление монографию Гилилова, (увы, автор недавно скончался) я метался между ошеломлением и набегами скепсиса, пока прилив истины окончательно не затопил мои ум и сердце.
Помню как много лет назад, будучи еще студентом университета, филологом я недоумевал над сонетами Вильяма Шекспира, где великий бард, обращаясь к себе в третьем лице, умолял себя самого: оставь потомство! Продлись в детях! Прекрасно видеть собственное отражение в сыне...
Мне эти заклинания казались дурной манерностью, ведь, как известно из биографии В. Шакспера (так пишется имя актера и пайщика театра «Глобус», за личиной которого прятались аристократы эвфуизмов) первого ребенка Анна Хетуэй родила мужу, когда ему еще не было и 18 лет. А всего у Шакспера было пятеро детей...
Решающим уколом шпаги, наносящей удары-аргументы, после которой я сдался на милость истины, стала вот эта строчка.
«We have the man Shakespeare wits us».
Ее приписала в своем письме к сыну в Лондон графиня Мэри Сидни-Пембрук в 1603 году.
В этом письме она просит сына уговорить английского короля театрала Якова I приехать в свое родовое имение Уилтон Хауз в Уилтшире и посмотреть представление шекспировской пьесы «Как вам это понравится», и уже в самом конце письма добавляет последний золотой довесок к просьбе, приписывает:
«С нами находится мужчина Шекспир».
Король - как и графиня - покровительствовал молодому Рэтленду, был посвящен в тайну Шекспира и знал, что автор состоит из двух половин: «the man» (мужчина) и «the woman (женщина)».
Но вернемся в начало столь странного сюжета, почему, зачем, с какой целью молодой аристократ решил скрыть свое имя сразу за двумя масками - литературным псевдонимом и реальным актером лондонской труппы? В чем причина такого тотального бегства в тайну и в чем смысл столь маниакального розыгрыша, на который были брошены нешуточные силы всей жизни.
После размышлений над книгой Гилилова, (но, следуя собственной логике) я вижу несколько возможных объяснений этого феномена.
Для юного Роджера творчество было сразу обручено с чувством греха. Гомосексуальная связь со старшим другом по колледжу молодым Генри Ризли графом Саутгемптоном, бароном Тичфилдом стала страстью столь пылкой, что излилась двумя первыми шедеврами гения, поэмой «Венера и Адонис» и «Обесчещенная Лукреция». (Роджеру - 17, а графу Саутгемптону 20 лет). Эти первенцы были так порочны, эти поэмы сладострастия были столь откровенны, что перед автором встала проблема хотя бы частично скрыть свою любовь от посторонних. Для чего Роджер и выбрал в качестве псевдонима свое же студенческое прозвище Shake-spear, что означает Потрясающий копьем.
(Прозвище, по-видимому, отражает романтический пыл юноши, которому придана форма шутливого вербального герба).
К этому прозвищу автор прибавил имя - Уильям.
William Shakespeare
В чем сексуальная тайна этого псевдонима?
Она в слиянии с именем своего любовника.
Аббревиатура W. S. сливается с инициалами графа Саутгемптона W. S.: Wriothesley Southampton.
В этом двойном псевдониме любовной пары перед нами предстает изысканная, чуть жеманная эмблема страстного объятия, где William обозначен через заглавную букву как пассивная, женская - Woman - сторона любовной пары.
Одновременно это есть опрокинутое навзничь мужское начало - M - (man), и в то же самое время перед знатоком намеков - вид на перевернутое с ног на голову, падшее в объятие - М - родовое имя Роджера Мэннерса - Manners.
Одним словом в имени гения - Уильям Шекспир - перед нами скрыто красуется изысканный двойной эвфуистический цветок инициалов запретной страсти.
Так лунный луч обвивает лилейный вьюнок.
Изысканность столь сложного многоступенчатого знака говорит что мы имеем дело с весьма экзотической личностью, которая сразу предпочла в творчестве скрытность, маску и завесу тайны.
(Биографы графов Рэтлендов всегда подчеркивали эксцентричность представителей древнего английского рода. В Роджере Мэннерсе эта волна достигла своего всемирного эпогея).
Увы, в стране плебса, трудно представить насколько может быть прихотлива душа знатного английского аристократа в век Елизаветы, какой изыск участь счастливца судьбы, который от рождения имел право на все что угодно, кроме одного - он не мог быть плебеем.
В этом запрете была еще одна из пружин шекспировской тайны.
Часы мечтали избавиться от диктата проклятых стрелок на циферблате, его лордство предавалось мечтам стать обыкновенным актером.
Больше того, великий бард тяготился принадлежностью к поэтам.
Перед нами поведение гениального божества, гения голубой крови, прихоти и желания которого осыпают родовую землю золотым дождем собственных законов.
Так, застав однажды в замке Бельвуар свою жену за разговором с гостем, известным поэтом Беном Джонсоном, Шекспир-Мэннерс тут же при госте сделал колкое замечание, что поэты недостойны равного общения. И это выговаривает сам великий Поэт, творец поэм стихотворных драм и сонетов двум другим поэтам, которые его же поэзию боготворят.
И кому сказано! Сказать пренебрегай поэтом своей второй половине по творчеству и одновременно дочери великого английского поэта Филипа Сидни.
Лично мне недоступна сама знатность этой реплики.
Тут в голову аристократа ударила фонтанчиком пара, вскипевшая голубая кровь.
Единственное, что я понимаю без труда, это обиду гостя, которая жгла Бена Джонсона до самой смерти.
Точно так же я бессилен понять картину смерти кисти Роджера, которую гений в адских подробностях обговорил с любимой женой - главное, она уходит вслед за мужем! И леди Елизавета следует этому плану.
После смерти Роджера в июне 1612 года в лечебнице Кембриджа, она сначала хоронит под именем графа неизвестное лицо (или пустой гроб) в родовом склепе Рэтлендов в Боттерсфорде, затем тайно доставляет набальзамированное тело мужа в Лондон, где принимает яд, чтобы опять же тайно быть погребенной - на десятый день после смерти Роджера - вместе с мужем в могиле своего отца поэта Филипа Сидни в соборе св. Павла!
Единственное, что я способен уразуметь в этом мрачном маскараде, это тот факт, что граф не стал упоминать жену в обширном завещании, где были предусмотрены даже мелкие выплаты преданным слугам.
Умирающий был уверен, что молодая женщина (ей было всего 26 лет) самоотверженно последует за ним в землю, и что деньги ей не понадобятся.
Словом, понять дух такого поведения почти невозможно.
Это поведение молнии, которая по слову мага бьет точь-в-точь в чашечку ночного цветка.
Но мощь мрачного замысла заставляет трепетать наши поджилки.
Словом, гений строил свою жизнь по законам впечатления.
Я не думаю, что семнадцатилетний любовник Саутгемптона Роджер Мэннерс уже тогда собирался до конца собственной жизни скрывать свое авторство под псевдонимом Уильям Шекспир, но затаившийся случай вдруг свел драматурга с тенью, с комическим двойником своего имени с актером Вильямом Шакспером.
Тут таится вторая причина шекспировской мании.
Любое двойничество им понималось как умысел Провидения против оригинала.
Фатальный двойник аристократа был грубой бесчувственной скотиной. Он был жаден, безграмотен, скотоподобен. Он расписывался тем, что ставил на бумагу - по тогдашним обычаям, - жирную точку. Он был брутальным бабником, словом, полной противоположностью изысканному эстету. Как известно он и умер после попойки, обожравшись головизны... Однако, смеясь над Роджером, Бог не только наградил двойника схожим именем, он подарил ему право исполнять тайную мечту юноши-аристократа то есть быть актером на лондонской сцене, он даже дал Шаксперу смеха ради ровно столько же сестер и братьев (четыре сестры и три брата) сколько было у графа. Возможно, были и другие фельетонные совпадения...
Ответом на этот курьез Провидения и стало насмешливое решение аристократа ответить промыслу его же оружием, что ж, пусть будет так, Господи, мы поменяемся местами. Я в мечтах проживу его жизнь актера на сцене в тысяче лиц, а он в кошмаре безличия, в чужой шкуре проживет мою часть анонима.
Пиитическим отражением этого фантома был образ безобразного ткача Основы с приросшей к телу головой живого осла (из раннего шекспировского шедевра «Сон в летнюю ночь»), где обманутая волшебством королева фей Титания покрывает страстными поцелуями ослиную морду простолюдина. А финалом серии посягающих на красоту уродов стал отвратительный сын ведьмы Сикораксы Калибан из шекспировской «Бури», возжелавший принцессу Миранду.
Словом, к идее двойничества аристократ отнесся как к атеистической выходке Господа, которой он ответил в том же духе.
С пронырой и выжигой Шакспером была (через доверенных лиц) заключена тайная сделка.
Отныне все шекспировские пьесы попадали в лондонские театры только из его рук. Разумеется, это был секрет Полишинеля - никто в тесном театральном мирке тогдашнего Лондона не верил, что осел Шакспер кропает по ночам не бабу, а пьесы, все знали что за пройдохой скрывается какой-то аристократ.
Но цель была выбрана и ею стали не те лондонцы, а мы с вами, те, кто поверят в розыгрыш после того, как умрет вся тогдашняя современность и минует весь причудливый век рыжей Елизаветы с ее культом девственности.
Итак, первым стимулом к анонимности Рэтленда стало грехопадение мужеложства и соблазн появления двойника.
Еще одним препятствием для сбрасывания маски стала колоссальная сумма написанного, к 1598 году, пишет кембриджский магистр искусств Фрэнсис Мерез на счету Шекспира (через пять лет после дебюта, в 22 года!) были не только две сладострастных поэмы, но: «Два веронца», «Бесплодные усилия любви», «Сон в летнюю ночь», «Венецианский купец», трагедии «Ричард 11», «Ричард 111», «Генрих 1У», «Король Иоанн», «Тит Андроник», «Ромео и Джульетта», наконец «Сонеты»...
(Этот напор сравним разве что с натиском молодого Байрона или Пушкина, то есть всех тех, кому суждена ранняя смерть).
Для человека диеты, помешанного на скрытности и аскетизме своего тщеславия, явление миру в такой изобильности просто претило. Подобная щедрость таланта для него граничила с пьянством среди муз и обжорством у Аполлона. У Шекспира были непростые отношения с собственным гением (и музой своего сердца - Генри Ризли). Он понимал свою привязанность к творчеству и греху как постыдный плен, как заключение в темнице стыда. Нет, см. Стр 130. Нечто похожее можно заметить у великого Веласкеса, который мечтал стать испанским грандом и как только в молодости получил аристократический титул, стал избегать работы художника. Даже королю Филиппу IV стоило больших усилий заставить Веласкеса взять в руки кисть, новоиспеченный аристократ явно сторонился своего дара и относился к нему с чувством стыда: испанскому гранду не пристало держать в руках кисть.
Что-то подобное переживал граф Рэтленд.
Для него искусство было замешано на грехопадении и любви.
Первым ударом в сердце поэта стала измена любовника Саутгемптона, который просил - в 1593 году - руку его сестры Бриджет (и был отвергнут) после чего граф через несколько лет женится на Елизавете Вернон.
Отказ от псевдонима в этот момент был бы для двух любовников знаком окончательного разрыва, на который Рождер все-таки не пошел. Через год он ответил Саутгемптону браком с Елизаветой Сидни. Но демонстративно выбрал в жены лесбиянку, которая обещала не претендовать на его пристрастия. Этим браком он одновременно упрекал любовника в измене и показывал, что в тайне остается целомудренным для прежней любви: я тоже женат на Елизавете.
То есть женитьбу Роджер подал как знак прежней верности своему другу.
Причины соавторства Роджера с Елизаветой неясны, ведь все ранние шекспировские шедевры написаны самостоятельно, но вскоре после женитьбы тональность драматургии обогащается волшебством новой игры: Шекспир вдвоем с женой начинает сочинять волшебные сказки: «Цимбелин», «Зимняя сказка», ...мне кажется, что это началось как игра двух влюбленных, которые знают, что их брак будет целомудренным, в творчестве они рожали своих детей - перлы... всего Шекспиром было написано 37 пьес, из них большая часть вместе с божественной Елизаветой...
Но окончательное решение умереть в маске Роджер принял лишь после того, как провалился мятеж графа Эссекса 1601 года, в котором он принял участие вместе с любимым Генри. Они шли слева и справа от Эссекса с обнаженными шпагами! Они вновь вместе. Это был самый театральный бунт в истории Англии, который походил на парадное шествие справедливости к воротам королевского дворца. А наивной опорой мятежа стал показ народу шекспировской пьесы «Ричард II», которой мятежники хотели призвать публику к низложению королевы.
Бунт был подавлен в зародыше, Эссекс и Саутгемптон приговорены к смертной казни, а Роджер? Его пощадили, ведь именно благодаря откровенным показаниям Рэтленда лидеры мятежа и были приговорены к смерти.
В самый последний момент казнь Сауптгемтону заменили пожизненным заключением.
Вскоре Елизавета умерла, и новый король Яков простил и даже обласкал заговорщиков, но ... но предательской слабости друга Саутгемптон не простил.
Больше любовники никогда не виделись.
В этой ситуации отказ от псевдонима любви выглядел для поэта уже разрывом на небесах, и на который он никогда не пошел.
Наоборот настаивая на прежнем инициале любви - W. S. - Шекспир молча молил о прощении и настаивал на силе первой любви: я никогда не предаю. Но Генри его не простил. Ловушка маскарада захлопнулась навсегда, до самой смерти Шекспира-Мэннерса в 1612 году.
Ему было всего 35 лет.
Книга, которую исследует Гилилов - поэтический сборник Роберта Честера «Жертва любви» был предпоследним розыгрышем Шекспира-Ретленда, при жизни собрать стихи на свою смерть! И самому отредактировать заупокойную мессу! В зашифрованной поэме «Феникс и Голубь» признаться в двойном авторстве! Если бы не смерть, он бы сам издал свой реквием. Этому Олимпу анонимности нет цены (Гилилов останавливается перед окончательным выводом, хотя он лежит на ладони). Вот почему участники сборника были связаны обетом молчания, ведь они отпели живого, пусть и умирающего человека.
Ретленд обдумал сборник Честера так же тщательно как свою родовую усыпальницу в Боттесфорде и будущее надгробие Шакспера в Стратфорде на Эйвоне.
Финальный аккорд великого розыгрыша был безудержно мрачен.
До мелочей был продумана позднейшая мумификация Калибана Шакспера. Во-первых, сразу после смерти Рэтленда он был выдворен из Лондона в родной Страфорд-на-Эйвоне, чтобы скрыть, таким образом, правду: поэтический источник иссяк. Ждать конца двойника оказалось недолго. После смерти Шакспера от обжорства головизной, к десятилетию кончины Ретленда и его жены покровители тайны - графиня Мэри Сидни-Пембрук и ее сын Уильям граф Пембрук - издали первое роскошное фолио, где были собраны практически все шедевры Шекспира, среди них были и никогда не виданные перлы, например, «Макбет» и «Отелло».
Открывалось фолио приукрашенным портретом выжиги прохвоста Шакспера, рисованному со слов заказчика художником Дройсхутом.
Одновременно в Стрэдфордской церкви св. Троицы, где был погребен пьянчуга, обжора и ростовщик, был поставлен напыщенный настенный памятник умершему Калибану, где в комических выражениях воздавались почести великому Барду. Памятник сделан теми же скульпторами братьями Янсен, что сооружали надгробие Рэтленда и полон тайных аллюзий к погребению истинному.
Особенной издевкой выглядит череп без нижней челюсти, который красноречиво говорит, что у покойника не было рта и тот не мог произнести ни слова.
Если учесть, что именно Рэтленд решал, как и что строить в фамильной усыпальнице в Боттесфорде и самостоятельно сочинял надгробие отца (этот шедевр вошел в каталог лучших надгробий Англии), если он же обдумал мраморные фигуры погребения самого себя и жены над пустой могилой, то и издевательский памятник Шаксперу плод его же мрачной фантазии.
Ухмылка личины...
Тут мерещится последний и возможно решающий ответ на причины феноменального самоотречения Шекспира от всякой публичности, таким образом, философ сокрытого и поэт незримого рифмовал свою жизнь с бытием самого Бога, который, сотворив мироздание, навсегда скрыл в бездне кромешного света свое непостижимое Лицо.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
