Могу себе представить, какой приступ ненависти и злобы вызовет у профессиональных патриотов, стихийных сталинистов и истовых империалистов типа Проханова, сериал «Завещание Ленина», который стартует в ближайший понедельник на канале «Россия».
Опять поднимутся крики и вопли, что у нас отнимают историю, героическое прошлое, веру в народ, в православие, в собственное величие, в особую миссию...
«Отнимать историю» у Проханова будет сериал, в основу которого положены биография Варлама Шаламова и его «Колымские рассказы». Снят он Николаем Досталем (режиссером памятного «Штрафбата») по сценарию Юрия Арабова, адаптировавшего для телевидения год назад роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго».
Признаюсь, когда я увидел на DVD новое киноповествание Досталя, то подумал, что едва ли он будет показан на каком-либо государственном канале. Слишком это сочинение,что называется, «не в кассу» нынешнего ТВ.
Во-первых, трудно предположить, что телезритель, погруженный с головой в криминальные разборки героев ежевечерних сериалов и в воскресные радости общения со звездами то на ринге, то под куполом цирка, то в какой-нибудь помойной программе типа «Сука-любовь», заинтересуется обстоятельствами жизни и смерти малоизвестного писателя, отсидевшего почти два десятка лет на Колыме и беззвучно кончившего свои дни в специнтернате для психохроников.
Во-вторых, не тот сейчас и политический тренд. Все-таки, грядет предвыборная страда. У нас столько опять появилось врагов на внешних границах, что в самую пору объявлять страну на осадном положении. У нас наметился подъем национального самосознания. А в фильме такой пронзительный, вынимающий душу холод колымского погоста, с панорамы по которому начинается каждая новая из двенадцати серий романного повествования.
И не в кассу, и не в тренд оно. Но и без этой пристальной оглядки невозможно до конца понять, куда ж нам плыть?
Год-то у нас на дворе знаменательный - седьмой год ХХI века. Сколько на него пришлось круглых дат роковых для истории России событий - 90-летие невеликого февраля, 90-летие якобы Великого Октября и 70-летие незабываемого 37-го.
Ну, и ко всему прочему 18-го числа сего месяца исполнится столетие со дня рождения Варлама Шаламова, человека, на которого навалился Век-волкодав всей тяжестью и со всей лютостью.
Он получил сначала три года за распространение ленинского письма к съезду, в котором что-то говорилось о чрезмерной грубости чудесного грузина Сталина. Отсидел, вышел, женился, пописал стихи, рассказы... Что-то было напечатано. В 37-м его снова замели и отмерили срок 5 лет - уже ни за что. А 10 лет ему добавили за то, что он эмигранта Ивана Бунина назвал «русским классиком». На каторге он много раз умирал. И хоронил себя в могиле, вырытой аммоналом и стихами:
И без одежды, без белья,
Костлявый и нагой,
Ложусь в могилу эту я -
Поскольку нет другой.
Не горсть земли, а град камней
Летит в моё лицо.
Больных ночей, тревожных дней
Разорвано кольцо.
В 51-м кольцо было разорвано и его освободили. И только в 57-м реабилитировали. Благословенная Оттепель его не признала, не подняла на щит... Место первооткрывателя лагерной темы было уже занято Солженицыным. А в освободившемся зеке Шаламове общество желало видеть всего лишь прототипа Ивана Денисовича.
Но ни он сам, ни его литературные создания не вписывались в уже утвержденные общественным мнением и художественными авторитетами каноны. Он не борец с режимом. И плевать хотел на идеологию после того, как отсидел от звонка до звонка по глубоко законспирированному завещанию Ленина и по причине невоспитанности Сталина. Не претендует на то, чтобы его признали властителем дум, врачивателем душ, нравственным авторитетом или пророком в своем отечестве.
Побывав не просто на краю пропасти бесчеловечья, но и на самом дне ее, он имел право сказать: "Говорят, мы мелко пашем / Оступаясь и скользя / На природной почве нашей / Глубже и пахать нельзя / Мы ведь пашем на погосте / Разрыхляем верхний слой / Мы задеть боимся кости / Чуть прикрытые землей."
Вот ведь в чем был литературный и человеческий подвиг Шаламова: он проник в «геологическую тайну» вечной колымской мерзлоты, на которой и было воздвигнуто здание советской империи. Оно отстроилось на обездушевленном человеческом материале.
О том, как буднично и тупо вынимались из человека сначала индивидуальность, затем его нравственность, потом его моральные принципы, его воспитание, склонности, его характер, и писаны Шаламовым «Колымские рассказы». О том, как он лично устоял, писаны «Колымские тетради».
Фильм о том и о другом.
Режиссер в сотрудничестве с актерами идет след в след за своим героем и автором. И чем последовательнее и тверже они шагают за ним, тем неумолимее вопрос: «А что спасло самого Шаламова от полного распада и растления?».
В фильме есть ответ на него. Он не проговаривается в кадре, как, впрочем, и за кадром; он возникает как бы сам собой в сознании зрителя.
Из многосерийного повествования видно, что Шаламова спасли случай и огромный поэтический дар.
Благодаря счастливому случаю, он выучился на фельдшера, а дар не позволил ему не думать, не рефлексировать, не складывать строчки из образов, не цементировать их рифмами.
На Колыме он выстрадал принцип, который уже обнародовал на свободе: «Искусство не облагораживает, не улучшает людей. Искусство - способ жить, но не способ познания жизни».
Его собственная жизнь стала подтверждением этому правилу. Теперь можно сказать, что не только собственная. Случайно ли, что в литературу, как в монастырь, ушли булгаковский Мастер, пастернаковский доктор Живаго, солженицынский инженер Нержин?
Но на один вопрос, заданный Шаламовым в киноповествовании, каждый из зрителей должен дать свой ответ. Он предлагает загадку: на картинке изображены два человека, всматривающихся друг в друга. Между ними колючая проволока. Вопрос: кто из них свободен?
- Тот, кто сыт, - ответил голодный зек.
- Тот, кому, тепло, - ответил бы зек, продрогший до костей.
- Тот, кто волен говорить, что думает...
- Тот, кто способен думать...
Мой ответ (подсказанный, конечно же, фильмом): «Оба не свободны перед колючей проволокой, независимо от того, кто из них при власти, а кто при параше, кто с ружьем, а кто с кайлом».
Колючая проволока, осязаемая или воображаемая, - великая уравнительница в рабстве.
Он умер четверть века назад. В безвестности, в незаметности. Был январь 82-го. За гробом невидимой на экране тенью ровно ступал стих:
«Я умолкаю, я клянусь,
Беззвучно шевеля губами,
Что я сюда еще вернусь.
Еще вернусь за вами».
Варлам Шаламов и вправду вернулся.
Вернулся сериалом, который нечаянно оказался снятым к его столетию.
***
Сериал «Завещание Ленина», если и отнимет что-либо у кого-либо, так это миф. Зато возвратит им Историю в ее трагической подлинности.
...В последнее время много говорят о надобности в покаянии. Почему-то его требуют от государства и его ответственных функционеров. Как правило, пуще всего требуют именно те, кто это государство презирают.
Но на Руси покаяние всегда было прерогативой Культуры. Только она и способна на глубину и искренность этого великого чувства.
С ним мы в прошлом году смотрели «В круге первом» и «Доктор Живаго». Теперь посмотрим мученическую биографию поэта и зека Варлама Шаламова.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
