Александр Ситцев, гвардии полковник, Герой Советского Союза.
...«Капитан, становитесь, я Вас сфотографирую, матери пошлете, будет рада, что живы...». Я обернулся на зов человека с лейкой и коротко бросил: «Некогда». Но фотокорреспондент уже успел щелкнуть меня, вполоборота. Эта фотография до сих пор висит на стене: жесткое, уставшее лицо, из-за погон виднеется Одер...
Силы 8-й армии под командованием генерал-полковника В.И.Чуйкова, в состав которой входили мои бойцы (1-й батальон 117-го стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии), форсировав Одер, оттеснили противника от береговой черты и заняли позиции на Кюстринском плацдарме. Отсюда должно было начаться наступление на Берлин. На первом этапе операции нам предстояло штурмовать Зееловские высоты. Гряда лысых холмов, высотой метров до 50, тянулась по левому берегу старого русла Одера. Нам сказали, что до Берлина - не более 60 км.
Мы знали, что Зееловские высоты - мощный узел сопротивления, который защищают эсэсовцы, и битва будет тяжелой. Гитлер уверял, что «эту стену никто не свалит»: сплошные траншеи на подступах, в которых солдаты стояли с частотой «ствол - к стволу», мощные фортификационные сооружения, всаженные в землю танки, зацементированные дзоты, система противотанковых средств и противопехотных заграждений.
В первой полосе обороны, которая лежала перед нами, было три линии траншей «в полный профиль». Наши позиции находились в 150-200 метрах от первой линии немцев, мы видели друг друга из окопов. По инициативе маршала Жукова, командующего 1-м Белорусским фронтом, на протяжении примерно 1,5 километров, были расставлены автомашины с вмонтированными мощными прожекторами. На рассвете 16 апреля 1945 года, в 5 часов утра, «заиграла» артиллерия: «катюши» минут 40 решетили траншеи в первой полосе обороны. Потом мгновенно вспыхнул свет тысячи прожекторов: немцы были ослеплены и растеряны. Пленные признавались потом: «Были уверены, что русские применили какое-то новое оружие».
Мы использовали момент преимущества и бросились в атаку, легко смяв незначительное сопротивление трех траншей в первой полосе обороны. У меня был убит 1 солдат и 2 - ранены. Дальше нас ждала вторая линия обороны, уже непосредственно у Зееловских высот. Мы приблизились к ней примерно в 10 утра, пошли в бой, но тут же залегли, встреченные лавинным огнем из всех видов оружия. Нельзя было поднять головы. Мой батальон потерял 50 человек из 500, это - очень много. Доложил командиру, что пройти невозможно и услышал в ответ: «Сейчас будет нанесен новый мощный артиллерийский удар, после него - давай снова в атаку. Нужно укрепиться на второй линии».
Мы начали вторую атаку. Под прикрытием танков удалось немного продвинуться. Мы остановились примерно в 150 метрах от первых немецких траншей и стали окапываться. Все наши следующие попытки атаковать оказались безрезультатными - у немцев все было пристреляно и рассчитано, бешеный огонь отбрасывал нас, как щенков. Было очень много потерь. Попытка командования войсками 1-го Белорусского фронта ускорить продвижение войск вводом в сражение в 1-й и 2-й танковых армий тоже не привела к желаемому результату.
17 апреля командование дало команду авангардным подразделениям идти вперед, огибая Зееловские холмы. Высоты продолжали атаковать те, кто шел за нами, - вторые и третьи эшелоны. Мой батальон двинулся по правую сторону от холмов. Мы отбили атаки арьергардных постов и прошли дальше, оставляя высоты позади. К концу дня (17 апреля), после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, оборона на Зееловских высотах была прорвана войсками 8-й гвардейской армии Чуйкова во взаимодействии с 1-й гвардейской танковой армией под командованием генерал-полковника М.Е Катукова. Отчаянное сопротивление немцев на Зееловских высотах продолжалось еще 2 дня, однако они были сломлены морально.
Мой батальон в это время штурмовал фольварк с западной стороны высот. Этот замок-форт также входил в систему Зееловской обороны. Он стоял на островке небольшого озера, с землей его соединял узкий мост. Мы предприняли две попытки штурмовать фольварк, но это не удалось. Немцы били фауст-патронами, пулеметами, гранатометами. Тогда пришлось пойти на военную хитрость: я приказал продырявить бочки с бензином и пустить их с моста в ворота замка, а потом выстрелом поджечь. Вскоре на территории фольварка вспыхнул сильный пожар. Через некоторое время в окне верхнего этажа мы увидели белое полотнище.
В сопровождении двух автоматчиков я отправился на переговоры. Лицо командира, майора СС, было обезволено нервным напряжением и смертельной усталостью. Он кивнул в знак согласия с нашими условиями и попросил о медицинской помощи для раненых - ими сразу же занялась наша медслужба. Остальные, сдав оружие, выходили на дорогу и строились. Ординарец доложил мне, что пленных - 365. Я курил самокрутку и наблюдал за майором, который вынул из кобуры свой вальтер и несколько секунд смотрел на него. Я даже подумал, что - застрелится. Но он бросил вальтер на землю, вытащил портсигар и тоже закурил.
Последние дни войны. Как не хотелось умирать! И как страшно было видеть смерть погибающих рядом товарищей! Моего любимого командира полка - подполковника Гриценко немецкий снайпер «снял» в Берлине, у Тиргартен-парка. Мы положили его на шинель и понесли...Впервые в жизни я плакал.
...До сих пор, бывает, истошно кричу во сне: «Вперед!» Раньше жена Роза будила, успокаивала, но 6 лет назад я похоронил ее, и теперь сам просыпаюсь от собственного крика. А снятся мне, 84-летнему старику, чаще всего, Зееловские высоты».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
