Анатолий Королев, обозреватель РИА-Новости.
Вспоминая Ростроповича, все кто его знал, говорят, что маэстро буквально приказывал говорить ему «ты» и называть «Слава». Он не выносил никакой иерархии. В этом житейском акценте скрыта глубочайшая правильность поведения. Он жил всегда в состоянии триумфа и следовал одному древнему римскому правилу: в час триумфа, на колеснице триумфатора позади героя обычно стоял жрец, который шептал на ухо великолепному: Memento mori! Помни о смерти...
Ростропович соединил в себе эти два лика. Он был одновременно и триумфатор и скептик, который шептал на ухо собственной славе: помни о смерти.
Эта черта особенно остро смотрится в России, где победитель обычно остается вне критики и, где за нарушение иерархии ждет расплата. Ростропович, бросил вызов этой вот пирамиде и как бы говорил собеседникам, друзьям и вечности: со мной можно не церемониться, друзья будем держаться запросто.
Эта линия поведения требует в России особого мужества. Порой Ростропович бросал такой вызов власти, на который кроме него не был способен никто. Вспомним хотя бы историю с Солженицыным. Ростропович и его жена Галина Вишневская положили свои судьбу «на рельсы», лишились гражданства на долгих 17 лет, оставили Отечество, но настояли на своем стиле жизни: будем людьми! Все остальное приложится.
Размышляя об этой черте почившего гения, решусь сказать, что в чем-то наш Слава был блаженным, юродивым при пирамиде. Вот, подхватив за руку королеву Беатрис он влечет ее величество за собой с пылкостью пионера, который показывает гостю зоологический уголок в школе. Вот, шумно продвигаясь среди столпов общества, Ростропович целуется с очередным высочеством и пьет на брудершафт с третьим. Но точно так же, как Жака Ширака, он приветствовал и симпатичного незнакомца.
Есть еще одна тайна его жизни, он был виолончелист.
Этот инструмент родился в начале 16 века. Виолончель пришла на смену виолам. Почему? Отчасти потому что матовый звук виолы гасил звучание оркестра, музыканты искали более ярких звучаний, менее консервативных. Вот почему стараниями мастеров виола увеличилась до размеров огромной скрипки, оперлась на пол шпилем, и под нажимом смычка вышла в первый ряд инструментов. Виолончель стала одновременно и солирующим духом и ансамблевым.
Это свойство виолончели блестяще подошло к душе Ростроповича.
Подобно ей он блистал соло и подобно ей умело объединял общим тоном рыдания всю эгоистическую природу оркестра с гордыми скрипками, королем фортепьяно, циником фаготом и вольтерьянцами барабанами.
Усмиряя общий эгоизм, Ростропович внушал и оркестрантам и публике, умерим гордыню, друзья, наплюем на иерархию, будем жить на брудершафт!
Скажу больше, журналист Николай Сванидзе вспоминает, что перейдя на брудершафт, Слава всегда просил шепнуть ему на ухо: а пошел бы ты на... Да, да именно туда. Эта парадоксальная вольность окончательно ломала всякие ступени в общении между друзьями.
Что ж, получается, Ростропович был еще и святым.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
