Андрей Вавра, политический обозреватель РИА Новости.
Когда уходит близкий человек, начинаешь воспринимать его совсем иначе, чем при жизни.
К Ельцину я вовсе не близок, хотя был в его команде. Начинал свою работу с ним накануне 5 ноября 1996 года. Перед операцией готовилось радиообращение. Мы тогда искали человеческие слова, соответствующие этому драматическому моменту его биографии.
Потом видел я президента не часто - в отличие от тех спичрайтеров, которые работали с ним в начале 90-х. Я застал период его болезней и достаточно редких публичных выступлений. Тогда приходилось меньше писать, а больше переживать за его самочувствие, состояние здоровья. Вот почему говорю: ушел близкий мне человек...
Я видел, как он преодолевал пределы физической невозможности. Был свидетелем, как Борис Николаевич ставил свою подпись под документом в той самой поездке в Узбекистан, когда он, почувствовав себя плохо, пошатнулся, его подскочил поддержать Толя Кузнецов (личный охранник), а потом уже поддерживал под руку стоявший рядом президент Каримов. Тогда он не ставил, а мучительно выводил эту подпись, и весь зал - журналисты, дипломаты, охрана - замерев, следил за этой борьбой. На самом деле, понимаю - все длилось секунд 20-25, не больше. Но было, действительно, страшно: закончит - не закончит, победит - не победит... А ведь в его подписи - всего семь букв.
Мне рассказывали и другие примеры вот такой силы духа и запредельного напряжения воли во второй срок его президентства.
Почему-то вспомнился эпизод во время его, кажется, последней официальной зарубежной поездки - в Стамбуле. Все уже собрались, но мероприятие не начиналось - ждали опаздывавшего Билла Клинтона. И когда тот появился, в соответствии с дипломатическим этикетом никто будто бы и не заметил его опоздания, все стали улыбаться, подбегать к нему и радушно приветствовать. Один Борис Николаевич - сам предельно пунктуальный - сидел мрачно насупившись. И было видно, как неуютно становилось Клинтону, как его светская улыбка постепенно становилась деревянной - даже не глядя на Ельцина, он физически ощущал давление его тяжелого взгляда, его мощную энергетику.
И опять все какие-то мелочи сейчас вспоминаются, не соответствующие горестному моменту - как он шел по кремлевскому коридору, как здоровался, как улыбался, жал руку, шутил... Не оставляет ощущение его безусловного - и навсегда - присутствия в моей памяти и моей жизни.
...В эти дни про Бориса Николаевича Ельцина уже сказано и еще будет сказано много хороших и по-настоящему добрых слов. Что бы там ни наговаривали его недруги, это заслуженно. И в горбачевский период, и во время своего президентства он демонстрировал нам уникальные примеры человеческого и политического мужества. У мужества и мужчины, мужа - один корень. И всей своей жизнью Ельцин наглядно это подтвердил. Согласитесь, такое дорогого стоит.
Ельцин - это мужество и еще свобода. Он на собственном опыте узнал, что значит быть свободным человеком. И, мне кажется, ценил это больше всего остального. И боролся он за Свободную Россию. И слово Свобода писал с большой буквы. Потому что все остальное - престиж страны, материальное благополучие и счастье ее граждан - уже производное от свободы.
Он не сделал нашу жизнь легче. Он просто сделал нас и нашу страну другими. Он дал нам право выбора. Научил понимать, ощущать и ценить свободу. И уже от нас зависит, сумеем ли мы усвоить эти уроки, сумеем ли передать их своим детям.
Думаю, все-таки сумеем. И в этом будет главная заслуга Первого Президента России Бориса Николаевича Ельцина перед историей, перед нынешними и будущими поколениями.
... Мне выпало счастье видеть этого яркого, сильного и цельного человека, работать с ним, за что благодарен судьбе.
Прощайте, Борис Николаевич. И простите...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
