Падение самолета в Самаре, беспрецедентная трагедия на шахте в Новокузнецке и масштабный пожар в доме престарелых под Ейском, произошедшие через совсем небольшой временной интервал - конечно, совпадение. Но совпадение жуткое, символическое. И весьма характерное. Катастрофы в России - техногенные и вызванные форсмажорными обстоятельствами, спровоцированные «человеческим фактором» или техническим состоянием объектов - становятся постоянным и даже до известной степени банальным фоном нашего существования. В стране никогда не умели управлять катастрофами и предотвращать их (только информацию скрывали самым изощренным образом). Изменение экономического, политического, бытового укладов за последние 15 лет мало что изменили в этом смысле.
Падаем, взрываемся, горим. Не извлекаем уроков из катастроф. Превращаем МЧС в одно из главных ведомств страны. Нашими национальными героями по праву могли бы стать Чип и Дейл, не будь столь сильны в России антиамериканские настроения...
Помнится, в начале этого века много и с придыханием говорилось о «проблеме-2003». Предполагалось, что именно к этому временному рубежу основные фонды страны и вообще все, что работало, ехало, летало должно выработать свой ресурс. Пока менялась экономика, не было возможности обновлять износившееся оборудование, истонченные инженерные коммуникации, одряхлевшую инфраструктуру. Можно было только латать дыры и работать в режиме пожарной команды. В одночасье, разумеется, ничто не рухнуло - просто процесс окончательного износа распределялся по разным объектам неравномерно. Так и получалось - то здесь рванет, то здесь упадет: эффект не столь ошеломляющий.
Первыми забили тревогу энергетики, в чей алармизм мало кто верил, несмотря на то, что они приводили выразительный пример: Кремль снабжается электричеством с электростанции, построенной в начале века. Соответственно, «сердце Родины» может остаться без света в любой момент... Но когда уже новая, рыночная экономика начала расти, ей понадобилось много электроэнергии. Вот тогда-то выяснилось, что старые энергетические мощности не соответствуют масштабам экономики - и начались катастрофы и аварии. Реформа, призванная привлечь инвестиции в отрасль и, соответственно, способствовать обновлению оборудования, началась, но запоздала.
В других отраслях никакая реформа и не начиналась. И плачевное состояние ЖКХ - яркая иллюстрация чиновничьего безразличия, человеческой безалаберности, политической импотентности. Удивительно, что нашу большую деревню Гадюкино еще не смыло или потоком горячей воды из прорванной трубы или канализационными массами. Коммунальная система если на чем и держится, то исключительно на спасительном русском «Авось!».
Причины учащающихся катастроф дьявольски разнообразны. Здесь и тот самый «человеческий фактор» - брошенный «пьяный» окурок или тревожный сон механика, не подготовившего самолет к рейсу. И трудовая этика, приличествующая скорее ГУЛАГу или армии - всякий труд считается подневольным, всякая ответственность за его результаты перекладывается на чужие плечи. И нищета - когда нечем чинить, нечем латать, не за что работать. И, главное, невысокая, как у падающего доллара, цена человеческой жизни - конъюнктура определяется все теми же безразличием, безалаберностью и импотентностью (см. выше).
Высокая смертность в результате несчастных случаев - из того же ряда причин и следствий. А мы, между прочим, страна, где согласно докладу французского Национального института демографических исследований, 70 процентов насильственных смертей - это последствия именно несчастных случаев. А что такое катастрофа, как не несчастный случай?
Катастрофический фон повседневной жизни - это верный признак бедной страны. Раньше масштабных катастроф неизменно ждали в августе - «Курск», Останкинская башня, далее везде. Потом к катастрофам были приравнены террористические акты, которые, хотя и не превратились в такой же банальный информационный шум, тоже стали частью повседневности - логичной и привычной. Теперь катастрофы поражают своим разнообразием - техническим, географическим, сезонным.
Получается, что мы живем внутри, в самом эпицентре катастрофы. И несмотря на спасительную силу русского «Авось!», вырабатываем в себе катастрофное сознание. Только это сознание очень специфического свойства. Оно не заставляет нас становиться более ответственными, внимательными, милосердными, наконец. Мы не вырастили в своей среде Чипа и Дейла (хотя рейтинг Сергея Шойгу устойчиво высок). Мы всего лишь привыкаем к тому, что катастрофы составляют часть нашей жизни. И до той поры, пока беда не случится с нами, они останутся лишь невнятными фрагментами равнодушной телевизионной картинки.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
