Сергей Маркедонов, институт политического и военного анализа, для РИА Новости.
Политическая ситуация вокруг Абхазии с каждым днем все больше и больше попадает в фокус международного внимания. Абхазский вопрос обсуждался на Совете безопасности ООН 2 раза в течение полугода. Именно абхазская проблема стала точкой компромисса в российско-американских отношениях. Весьма критичная по отношению к Грузии Резолюция 1716 была принята почти синхронно с благожелательным голосованием России по КНДР. Свой доклад по этнополитической ситуации в Абхазии в начале 2007 года представил сам Генсек ООН. На неделе, предшествовавшей заседанию Совбеза, Пан Ги Мун презентовал свое видение ситуации в Гальском районе Абхазии (где в канун нового года были зафиксированы вспышки насилия с двух сторон).
Традиционно российские политики и дипломаты опасались самой возможности «интернационализации». Однако, как показали события последних месяцев в этом явлении ничего такого, чтобы угрожало российским национальным интересам, нет. При одном условии (которое следует неукоснительно выполнять и в будущем). Российской дипломатии требуется уметь правильно расставлять акценты и приоритеты.
Более того, как бы парадоксально это не звучало, российским национальным интересам «интернационализация» вовсе не противоречит, а даже наоборот способствует. Однако данный тезис требует нескольких существенной конкретизации. Необходимо определиться с форматами «интернационализации». В любом случае, отметать саму идею подключения к мирному урегулированию каких-то внешних сил кроме России было бы чрезвычайно непродуктивно. Важно понять, какие силы и на каком этапе требуются для реализации своих целей и задач.
Россия должна как можно больше акцентировать внимание на роли ООН и Совета безопасности. С одной стороны эти структуры являются вершиной «мирового сообщества», к которым апеллируют все, включая и Грузию. С другой стороны, у России в ООН существуют свои ресурсы влияния. Таким образом, Москва смогла бы одновременно и свою роль не растратить, и подключиться к «интернациональному» тренду. Та же Миссия ООН в Грузии, работающая в «полевых условиях» и хорошо знакомая с реальной ситуацией в Абхазии готова в гораздо меньшей степени к восприятию пиар-проектов Михаила Саакашвили. В интересах России и контакты абхазской политической и деловой элиты, представителей «третьего сектора» с европейскими структурами (как государственными, так и неправительственными, имеющими серьезное воздействие на общественное мнение внутри своих государств). Если Россия заинтересована в том, чтобы Абхазия была в перспективе государством de jure, то ее изоляция и концентрация исключительно на Старой площади и Кремле, не помогает, а мешает. Россия может пойти на формально-юридическое признание Абхазии без ущерба для своих интересов только в том случае, если такое признание будет обеспечено «концертом держав». Без этого Москве следовало бы ограничиться фактической политической поддержкой Абхазии, поскольку ее «силовое» инкорпорирование Грузией означает дестабилизацию внутри России, на территории Северного Кавказа.
А значит «открытие» Абхазии объективно выгодно России. Никакого «антиабхазского мирового заговора» нет в природе. Есть лишь не вполне адекватное представление о том, что происходит в этой республике. Иностранные эксперты и деятели НПО, становясь более информированными о ситуации внутри Абхазии, меняли свое мнение об этом непризнанном государстве на 180 градусов. Следовательно, задачей Москвы является формирование адекватной информационной «картинки» Абхазии.
Другой вопрос - миротворческая операция в зоне грузино-абхазского конфликта. Здесь России нельзя терять свою «эксклюзивную роль». Идея о введении международных полицейских сил в Гальский район, озвученная американским дипломатом Мэтью Брайза в ходе его визита в страны Закавказья, не может быть реализована без ущерба для российских интересов. Введение международных полицейских сразу же создаст несколько «центров силы», настроенных конфронтационно по отношению друг к другу. И если миротворцы будут маркироваться как «пророссийские», то полицейские, как «прогрузинские силы». Таким образом, вместо «замирение» может произойти «размораживание» конфликта с подключением внешних сил. Что же касается деятельности российских миротворцев, то возникает не праздный вопрос: «А кто помог возвращению в Абхазию порядка 60 тыс. беженцев?» Сегодня, несмотря на все просчеты российской политики в Грузии, следует признать, что роль российских миротворцев в зоне конфликта была стабилизирующей. Именно они не дали «разморозить» конфликт в мае 1998 и осенью 2001 г., хотя такие предпосылки были.
Таким образом, совмещая военно-политическое доминирование в зоне грузино-абхазского конфликта с интернационализацией контактов абхазской элиты и интернационализацией политических дискуссий по конфликтному урегулированию, дополняя миротворческую миссию активным ООН-овским форматом, Россия могла бы существенно усилить свои позиции гаранта мира в неспокойном регионе. Для этого потребуется умение достигать ситуативные союзы с США и странами ЕС, быть более гибкими и корректными, но «цена вопроса»- стабильность Северного Кавказа должна заставить Кремль быть более реалистичным и прагматичным.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
