"Бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное доверие к инородникам. Эта смертоносная чума заразила весь наш народ. Мы слишком доверчивы к чужеземцам, и позволяем им в нашей стране делать все, что они хотят. Все наши беды из-за того, что мы слишком много общаемся с иноземцами и слишком много им доверяем". Вот оно в чем - чужебесие по Крижаничу.
Василий Ключевский говорил об одной из самых загадочных фигур русской истории XVII века: "Хорват, католик и патер Юрий Крижанич был человек с довольно разносторонним образованием, немного философ и богослов, большой филолог и больше всего патриот, точнее, горячий панславист, потому что истинным отечеством для него было не какое-либо исторически известное государство, а объединенное славянство. То есть чистая политическая мечта, носившаяся где-то вне истории". К своей мечте югослав, состоявший на службе русского царя, пошел самым невероятным и самым простым, как ему казалось, путем - создал новый язык, который понятен и русским, и болгарам, и чехам, и хорватам. У него было на это время: 15 лет Юрий Крижанич провел в тобольской ссылке. На всеславянском языке он написал главный свой труд, "Политику", в котором были предугаданы реформы Петра I.
"Адда и нам треба учиться, яко под честитым царя Алексея Михайловича владанием мочь хочем древния дивячины плесень отерть, уметелей ся научить, похвальней общения начин приять и блаженеего стана дочекать". В переводе с языка Крижанича: значит, и нам надобно учиться, чтобы под властью московского царя стереть с себя плесень застарелой дикости, надобно обучиться наукам, чтобы начать жить более пристойным общежитием и добиться более благополучного состояния. Главное, что этому мешает, Крижанич определил как "чужебесие". Это слово из его языка осталось в общественно-политической лексике, правда, пока что где-то на периферии.
Путь в Тобольск
Около 1618 года на свет появился сын небогатого хорватского землевладельца и новый подданный турецкого султана - Юрий Крижанич. Потеряв на пятнадцатом году жизни отца, он стал готовить себя к духовному званию. Учился сначала на родине, в Загребе, потом в Венской семинарии, а закончил изучение богословия в Болонье и в Риме. В 1640 году он вступил в коллегиум Св. Анастасия, специально учрежденный папами для распространения унии между последователями греческой веры.
"Крижанич предназначался как славянин для Московии. Его и самого тянуло в эту далекую страну; он собирает о ней сведения, представляет Конгрегации пропаганды веры замысловатые планы ее обращения. Но у него была своя затаенная мысль: миссионерский энтузиазм служил бедному студенту-славянину лишь средством заручиться материальной поддержкой со стороны Конгрегации. Он, хорват и католик, искал этого будущего славянского центра не в Вене, не в Праге, даже не в Варшаве, а в православной по вере и в татарской по мнению Европы Москве", - считает Ключевский.
Это был очень странный иезуит. "Мы приняли святую веру от греков, ляхи от римлян. Мы должны хранить то, что приняли, но до ссор греческих и римских нам дела нет; пусть патриарх и папа хоть в бороды вцепятся за свое первенство, а мы не должны из-за них вести между собой раздоры", - писал сам Крижанич много позже. "Мы" для него - это русские. И давайте запомним это "мы".
Неизвестно, по какой причине Крижанич в 1658 году снова оказался в Вене. В это время туда приехал московский посланник Яков Лихарев. Русские послы остановились в гостинице "Золотого Быка" и набирали иноземцев, желавших поступить на царскую службу. Состоялась встреча, и в 1659 году Крижанич самовольно прибыл в Москву. В столице русского государства он был принят как "выхо-дец-сербенин Юрий Иванович" (имя его отца Гаспара переиначили на русский лад) и стал кем-то вроде придворного филолога. Работал над славянской грамматикой и лексиконом, имея жалование весьма значительное.
"Меня называют скитальцем, бродягой; это неправда: я пришел к царю моего племени, пришел к своему народу, в свое отечество, в страну, где единственно мои труды могут иметь употребление и принести пользу, где могут иметь цену и сбыт мои товары - разумею словари, грамматики, переводы", - писал хорват в одной из своих книг.
А 20 января 1661 года Крижанича взяли и сослали в Тобольск. Почему, теперь так и останется неизвестным. Время, в общем, было такое, неспокойное. Патриарха Никона еще не низложили, но он уже скрывался в добровольном изгнании в Новом Иерусалиме. Его злейший враг протопоп Аввакум уже был сослан в тот же Тобольск и вел оттуда свою страстную проповедь. При дворе Алексея Михайловича возникали то римские, то греческие миссионеры. Все московские интриги были замешаны на религии, а интриг было много. Вероятно, "сербенин" пал их жертвой. Но между его ссылкой и опалой не приходится ставить знак равенства. В Тобольск он отправился с тем, чтоб остаться у государевых дел, и снова с жалованием, весьма значительным.
Кстати, этот город в середине XVII века был, хоть и отдаленным, но по-своему крупным центром, главным местом управления Сибирью. Политические ссыльные в Тобольске находились на особом положении, в связи с воеводской канцелярией, и составляли своего рода колонию (хотя с Аввакумом отношения у Крижанича не сложились). Образовавшимся досугом он воспользовался сполна. В частности, закончил свою славянскую грамматику, над которой думал и работал 22 года.
Тут можно заметить, что сам хорват в своих писаниях весьма одобрял существование такого русского наказания, как ссылка. В Англии ему бы отрубили голову.
"Грамматично иcказание"
"Русский народ испокон века живет на своей родине, а остальные, вышедшие из Руси, появились как гости в странах, где до сих пор пребывают. У болгар нечего заимствовать, потому что там язык до того потерян, что едва остаются от него следы. У поляков половина слов заимствована из чужих языков. Чешский язык чище ляшского, но также немало испорчен. Сербы и хорваты способны говорить на своем языке только о домашних делах", - пишет Крижанич в своем главном филологическом труде. И делает вывод: "Русский народ и имя всем прочим - начало и корень".
Но это перевод. В оригинале: "Еже Руско племя и име ест осталним всим вершина и коренника". Эта грамматика написана на всеславянском языке. Так она и была напечатана в середине позапрошлого века: "Граматично исказание об русскому езику попа Юрки Крижанича" (Москва, 1848). Выходила и в наши дни -Gramaticno izkazanie ob ruscom jeziku (Zagreb, 1984).
Книжный язык западной Руси Крижанич тоже считает совершенно испорченным: "Я не могу читать киевских книг без омерзения и тошноты. Только в Великой Руси сохранилась речь, пригодная и свойственная нашему языку, какой нет ни у хорватов и ни у кого другого из славян. Это оттого, что на Руси все бумаги государственные, приказные, законодательные писались своим домашним языком. Только там, где есть государственное дело и законодательство на своем языке, только там язык может быть обильным и день ото дня устраиваться".
Для включения слов в состав нового языка он выбрал критерий, который у современных филологов называется продуктивностью - а именно, употребительность корневых и словообразовательных морфем. Современный голландский славист Т. Экман провел анализ текстов Крижанича и получил такую статистику: количество слов, присущих всем славянским языкам, составляет около 59 %, доля русских и церковнославянских слов - 10 %, сербско-хорватских - 9 %, польских - 2,5 % и т.д.
В грамматике, составленной на основе сравнения известных Крижаничу языков, формулируются некоторые не очень четкие правила, причем русская (церковнославянская) грамматика имеет явный перевес. Известный русский филолог XIX века О. Бодянский отмечал, что Крижанич "строго и систематически стройно провел свою основную идею, сделал много остроумных, глубоко верных и поразительных замечаний о славянском языке и о разных наречиях". В общем, отец сравнительной славянской филологии известен.
Язык его был по-детски подвижен, позволяя на основе известных составлять новые слова для обозначения новых понятий. В нем появились "людодер" ("дерущий людей" - нелицеприятная характеристика Ивана Грозного), "гостогонство" (гонение на гостей, то есть купцов) и опять же - "чужебесие".
Во всем виноваты немцы
Сегодня есть перевод на современный русский труда его жизни, также созданного в Тобольске и получившего название "Политика". Но то, что он пишет о немцах, ярче всего звучит без всякого перевода.
"Ни один народ под солнцем испокон веков несть был так изобижен и осрамочен от инородников, яко же мы от немцев!" "Инородники обседают хребты наши и ездят нас и биют, яко скотину, и свиньями да псы называют". "Словенцам (славянам) наилуче бы было ни рати, ни мира з ними не имать, и згоды о них не знать!"
Крижанича бесит презрительное отношение к нам, все эти, как он выражается, "срамоте-ния" и "ущипания". Далее, чтоб все было понятно, придется перейти на осовремененное переложение. "Своими собачьими угрызками и притеснениями они довели большую часть наших славян до отчаяния, так что они стыдятся своего языка и рода". "Мы те народы, которые считают себя людскими и политичными (культурными), а те, кто нас барбарами творят (называют варварами), далеко нас превосходят в жестокостях, в обманах и в ересях". "Немцы изображают нас и описывают нас с величайшей ненавистью: более позорно, чем татар, калмыков, цыган или любой другой неопрятный и дикий народ... Пребывая у нас в бездеятельности, они едят наш хлеб, предаются совместно самому роскошному пиршеству и во время попойки называют нас свиньями, собаками".
Крижанич задается вопросом: "За что нас немцы с дьявольскою ненавистью преследуют и бранят?" Вопрос риторический, потому что он знает и сразу дает ответ. Точнее, даже три ответа. Во-первых, они ненавидят православие. Во-вторых, они хотят завладеть и Русским государством, как завладели западными славянами. В-третьих, немцы утопают в роскоши и наслаждениях и презирают скромную и умеренную жизнь славян.
Поездивший по Европе и теперь коротавший век в Сибири хорват выуживает в памяти картинки одну ярче другой. Вот из раздела 10 "Политики". "А что касается грехов, то мы сами признаем, что мы грешны. Но вы так расписываете наши грехи, будто у вас самих не было таких. А если бы у нас были общие гостиницы, как в некоторых ваших городах, а в тех гостиницах - портреты разных шлюх и всякой назначена своя особая цена, и какую гость захочет, ту ему корчмарь и приведет? Да если бы, скажем, у нас было такое заведено, чего бы вы о нас ни говорили!".
Кстати, "немцами" Крижанич называл не только германцев, но также и датчан, голландцев, англичан, шведов... В XVII веке на Руси так еще зачастую именовали всех иноземцев - "немых", "не обладающих человеческой речью".
"Крижанич хорошо знает, что сделали для его соотчичей и соплеменников немцы; он страшится, чтобы того же не было и с Россиею, - писал Николай Костомаров в своей трехтомной "Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей". - Он сознает превосходство немцев во многом, что касается улучшения быта и расширения знаний (впрочем, помимо той мишуры, которая для более слабых умов, чем ум Крижанича, представлялась чистым золотом). Но какая польза от этого превосходства будет для славян, если они отдадутся неосмотрительно на волю немцев? Ничего - кроме порабощения. Крижанич не видел и видеть не мог нигде примера, чтобы немцы заботились о просвещении и благосостоянии славян; напротив, где только они соприкасались со славянами, там всегда старались сделать славян так или иначе своими работниками и покорить их себе духовно и материально".
Русский ответ - "гостогонство"
Крижанич убежден, что самое поверхностное общение славян с "немцами" приносит неисчислимые беды. Примеры перед глазами: трагической германизации уже подверглись чехи, поляки и хорваты.
Единственный выход - ограничить общение славян с "немцами" путем закрытия рубежей и изгнания иноземных купцов из славянских стран (так называемая "политика гостогонства"). "Если бы немцев на Руси не было, торговля этого царства была бы в лучшем положении. Это настоящая саранча, скнипы, пагубная зараза земли". Кстати, скнипы - это вши, клещи и прочая кровососущая мразь.
В общем, ссыльный обратился к царю. "Ты единый царь, - говорит он Алексею Михайловичу, - ты нам дан от Бога, чтобы пособить и задунайцам, и ляхам, и чехам, дабы они познали свое угнетение и унижение, помыслили о своем просветлении и сбросили с шеи немецкое ярмо".
"Мудрость, - говорит Крижанич, - переходит от народа к народу. Народы, в древности отличавшиеся всякой умелостью, в наше время впали в невежество. Другие, некогда грубые и дикие, теперь славятся мудростью, таковы: немцы, французы, итальянцы. Теперь пришло время для нашего народа учиться; Бог возвысил на Руси такое славянское государство, какому подобного не было в нашем народе в прежних веках; а мы видим и у других народов: когда государство возрастет до высокой степени величия, тогда и науки начинают процветать в народе".
"Они превращают нас в дураков"
"От мелочных наблюдений и детальных проектов мысль Крижанича поднимается до широких обобщений, - говорит Ключевский. - Славянорусский Восток и инороднический Запад у него - два особые мира, два резко различных культурных типа. Доволь-но остроумно сопоставлены отличительные свойства славян, преимущественно русских, и западных народов. Мы не красноречивы, не умеем изъясняться, а они речисты, смелы на язык, на речи бранные, "лаяльные", колкие. Мы не бережливы и мотоваты, приходу и расходу сметы не держим, добро свое зря разбрасываем: они скупы, алчны, день и ночь только и думают, как бы потуже набить свои мешки. Мы просто говорим и мыслим, просто и поступаем, поссоримся и помиримся: они скрытны, притворны, злопамятны, обидного слова до смерти не забудут, раз поссорившись, вовеки искренно не помирятся, а помирившись, всегда будут искать случая к отместке".
В своих трудах мыслитель глубоко и тщательно проанализировал причины языковой и этнической близости славян и создал стройную теорию славянского единства, отмечают современные российские исследователи. На Западе его считают славянофилом. Ватиканский историк П. Сколярди назвал Крижанича "отцом панславизма", американский историк и социолог Г. Кон - "панславистом и славянофилом". Правда, у него были предшественники. Уже в "Повести временных лет" о славянских племенах говорится как о единой общности. И с этими же идеями в XV веке в Сербии выступал знаменитый гуманист Константин Костенчский...
Тут нужно сказать, что к такой неординарной, никак не укладывающейся в привычные представления личности, как Крижанич, легко прилипают любые ярлыки. В разное время его называли автором проекта реформ, предателем и интриганом, энциклопедически образованным ученым, ненавистником России и всех славян. Действительно, когда он пишет о язвах русского общества, европейская едкость в сочетании со славянской размашистостью составляет гремучую смесь. Даже вовсе не склонный идеализировать русскую историю Ключевский смущенно замечает, что он "может быть, даже преувеличивал наблюдаемые недостатки". И вот тут самое время вспомнить о том, что Крижанич не отделял себя от русского народа...
Да, еще ему довелось побывать папским шпионом. Об этом писал П. Епифанов в статье "Происки Ватикана в России и Юрий Крижанич" ("Вопросы истории", 1953). Но здесь важен, в основном, год публикации, а также тот факт, что руководитель Югославии Иосип Броз Тито тоже был по национальности хорватом...
Наконец, в 1983 году, в трехсотлетнюю годовщину со дня смерти Крижанича, в Загребе прошел международный симпозиум, положивший начало переизданию его сочинений и единодушно оценивший его вклад в дело консолидации славянских народов.
Но все-таки, если почитать "Политику", становится ясно: самое сильное, что есть в Крижани-че - это его публицистика, направленная против такого рационального, такого правильного протестантского Запада.
Раздел 12. "О чужебесии".
"Чужеземное красноречие, красота, ловкость, избалованность, любезность, роскошная жизнь и роскошные товары, словно некие сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, ученостью, хитростью, непревзойденной льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда хотят.
Их жадность и ненасытность вымогают у нас, грабят нас, разоряют. Их неискренность и тайная, вечная неуемная ядовитость и коварство бьют нас, вредят нам, ставят нас в отчаянное положение. Их бесовское высокомерие унижает, оскорбляет, хулит, осмеивает, оплевывает нас и выставляет на позор всем народам".
Место для Петра
Полный перевод "Политики" на современный русский язык осуществлен лишь десять лет назад. Ранее славянофилом П.А. Бессоновым были переведены лишь отдельные "иностранные, инославянские и полурусские выражения" из нее ("Русское государство в половине XVII века", Москва, 1860). А до этого двести лет сочинения Крижанича пролежали на полках московских архивов. Рукопись "Политики" и сейчас хранится в Центральном государственном архиве древних актов в Москве и входит в состав знаменитого собрания Синодальной библиотеки.
Но вот какие любопытные сведения сообщает Ключевский: "Книга Крижанича была "наверху", во дворце у царей Алексея и Федора; списки ее находились у влиятельных приверженцев царевны Софьи Медведева и кн. В. Голицына; кажется, при царе Федоре ее собирались даже напечатать. Мысли и наблюдения Крижанича могли пополнить запас преобразовательных идей, роившихся в московских правительственных умах того времени".
При Федоре Михайловиче Юрий Крижанич был возвращен в Москву и вскоре покинул Россию.
В 1681 году, на пути из пятнадцатилетней ссылки в Ферапонтовом монастыре, умер патриарх Никон. В 1682 был сожжен протопоп Аввакум. Крижанич умер в 1683 году недалеко от Вены, находясь в войсках. По другим сведениям - погиб.
Один за другим ушли пассионарии того периода русской истории, когда появилось отчетливое ощущение, что перемены неизбежны. Место для прихода Петра I было свободно.
Андрей НАЗАРОВ, газета "Наше время" - специально для РИА Новости.
