Ровно 15 лет тому назад бывший homo soveticus проснулся в другой стране. Причем в буквальном, а не метафорическом смысле. Двумя днями раньше Михаил Горбачев сложил с себя полномочия президента СССР. А днем раньше состоялось заседание Совета Республик Верховного совета СССР. 27 декабря 1991-го газета «Правда» сообщила: «Совет Республик Верховного Совета СССР в связи с созданием Содружества Независимых Государств принял декларацию, в которой констатирует, что Союз ССР как государство и субъект международного права прекращает свое существование». «Величайшая геополитическая катастрофа XX века», о приближении которой не сразу догадались даже зубры советологии, свершилась.
До сих пор ведутся споры в популярном в западной исторической публицистике жанре What if? - Что, если? История не знает сослагательного наклонения, а историк и вовсе пророк, предсказывающий назад, но 15-летие спровоцировало волну политических спекуляций на тему, что было бы, если бы Советский Союз не развалился (или его не развалили). Масла в костры политико-исторических амбиций добавил самый ностальгический из всех ностальгических юбилеев - 100-летие Леонида Брежнева. Во всем этом бесконечном празднике - отмечании сначала 15-летия путча, затем 15-летия формирования ельцинско-гайдаровской команды реформ, потом 15-летия Беловежья и отречения Горбачева - вероятно, была какая-то логика: нация должна оглянуться назад, осмыслить свою собственную постсоветскую историю.
Один мой знакомый репортер, ставший вольным или невольным свидетелем многочисленных исторических моментов посткоммунистического развития стран СНГ, вспомнил сценку из недавней истории: еще свежеиспеченный президент Белоруссии Александр Лукашенко заныривает в бассейн, по-моржовьи бурно всплывает и буквально рычит: «Какой Союз развалили!». Вот ведь чем отличается политический деятель от простого обывателя - он думает о политической истории каждую минуту.
Тогда еще сравнительно молодой батька не был одинок в своих оценках предшествовавшей декабрю 1991-го «шестилетки»: так же, как он, думала большая часть российской политической элиты, российского чиновного класса, российских граждан. Одни винили в развале Горбачева, другие - Ельцина, третьи выстраивали свою политическую стратегию почти исключительно под лозунгом восстановления Союза. Роль личности в истории - вопрос, почему-то чрезвычайно мучивший марксистов - конечно, велика. Но все-таки, как правило, личность - орудие истории. Михаил Горбачев, разумеется, инициировал перемены. Но кто бы их на его месте не инициировал - после двух десятилетий сначала застоя, потом остаточных явлений геронтократии? Горбачев выпустил на волю джинна гласности, начал политические реформы - но здесь им уже управляла не собственная воля, а вот как раз та самая логика истории. Запустив процесс, он стал его заложником. Спровоцировав «камнепад», он мог только быстро бежать впереди лавины без особых шансов на то, чтобы ее остановить.
На месте Бориса Ельцина мог оказаться кто-нибудь другой. Но куда бы он делся без немедленных реформ, без отпуска цен и попыток ввести приватизацию в законодательное русло в голодной стране, где не было ни золотовалютных резервов, ни мяса, ни хлеба, где директора предприятий стихийным образом объявляли себя их безраздельными хозяевами, то есть фактически захватывали беззаконным образом собственность, не принадлежавшую им?
Возможно, вопрос «Что, если?» имеет право на существование. Но он не отменяет хода исторических событий, который в основе своей оказался точно таким же, каким и был на самом деле. Союз бы развалился. Реформы в России были бы проведены: обсуждать можно только степень их болезненности, причем в сторону ухудшения ситуации и социальной цены в том случае, если бы они проводились позже и менее решительно.
Михаил Горбачев в своем обращении к нации в день отречения 25 декабря 1991-го сказал: «Общество получило свободу, раскрепостилось политически и духовно. И это самое главное завоевание, которое мы до конца еще не осознали, потому что еще не научились пользоваться свободой». В этих словах было много личного - в глубине души бывший генсек и уходящий президент был немного обижен на народ и элиты за то, как «безответственно» они воспользовались свободой - печати, собраний и проч. Но в словах Горбачева содержалось и важное политическое предостережение: спустя 15 лет после развала Союза, который был обусловлен именно тем, что людям дали свободу, выяснилось: народ бежит от свободы, предпочитает возможностям выбора - опеку государства, личной инициативе - «уверенность в завтрашнем дне», самостоятельному мышлению - телевизионную картинку.
Народ научился пользоваться свободой в 1990-е - иначе бы он не выжил. Но немного от нее устал. Или его убедили в том, что свобода его утомила.
Снова научиться пользоваться свободой - задача на следующие 15 лет. А не научимся - снова не заметим, как проснемся в другой стране.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции