Нина Куликова, экономический обозреватель РИА Новости.
Уходящий год можно назвать самым богатым на события из всех пореформенных лет в том, что касается энергетической политики России. Москва заставила всех поверить, во-первых, в то, что многолетний период газового субсидирования экономик соседних стран действительно уходит в прошлое. Во-вторых, убедила весь мир в серьезности своих намерений отстоять позиции отечественной энергетики на международной арене.
Когда впервые прозвучало заявление "Газпрома" о стремлении работать со всеми партнерами, в том числе и из СНГ, на основе рыночных цен, мало кто мог представить, как это возможно и к чему может привести. Однако уже первые дни января показали, что "Газпром" намерен решать проблему транзита весьма жестко. Украина на протяжении всего 2005 года игнорировала предложения российского монополиста о переговорах по цене на газ и схеме ее дальнейшего повышения. 2006 год наступил, а договоренность достигнута не была, и поставки газа на Украину были временно прекращены. Тогда Киев начал несанкционированный "отбор" российского газа, направлявшегося на экспорт в ЕС, что вызвало бурю негодования в Западной Европе.
Основной аргумент российского руководства состоял в том, что переход на рыночные цены в расчетах за газ внутри СНГ, сколь бы болезненным это не было, в конечном счете способствует формированию конкурентоспособности экономик и конкретных компаний в этих странах. К тому же, как особо подчеркивала Москва, европейские партнеры неоднократно призывали к обеспечению равных условий конкуренции для всех.
Однако, если кто-то в России ожидал со стороны западных партнеров поддержки в этой ситуации, он жестоко ошибся. Основные претензии за сбой поставок Евросоюз предъявил не Киеву, а именно Москве. В западной прессе начал активно муссироваться тезис о "ненадежности" России как поставщика энергоресурсов. Все доводы российских властей о том, что Россия никогда, даже в годы "холодной войны", не нарушала своих энергетических обязательств, тонули в потоке обвинений в адрес Кремля в "газовом шантаже" с целью подорвать экономические основы соседних республик, выходящих из-под его влияния. Затем, когда аналогичные переговоры начались с другими странами СНГ, стал уже активно использоваться термин "энергетическое оружие", которое Россия, якобы, применяет для "усиления газовой блокады" Украины и Грузии.
Столь одностороннее толкование Западом сложной ситуации на газовом рынке означает, между тем, вполне очевидную вещь - у ЕС в этой сфере есть свои интересы, за которые он энергично борется. Беспокойство по поводу растущей энергетической зависимости от "ненадежного" поставщика стало для Европы поводом лишний раз анонсировать необходимость диверсификации источников поставок и вновь потребовать от Москвы ратификации Энергетической хартии и подписания транзитного протокола к ДЭХ. Россия же, считая, что транзитный протокол в существующем виде не соответствует ее интересам, поскольку, помимо прочего, предполагает открытие доступа к российским трубопроводам для независимых производителей газа, настаивает на его доработке.
За целый год этот вопрос не сдвинулся с мертвой точки. В итоге в ноябре на очередном саммите "Россия-ЕС" по этой причине было заблокировано принятие решения по новому соглашению о партнерстве и сотрудничестве. Надо отметить, что старое соглашение, истекающее в 2007 году, во многом устарело и уже не отражает современного уровня развития двусторонних отношений. Таким образом, Евросоюз фактически отказался создавать основу для дальнейшего сотрудничества до тех пор, пока Россия не пойдет на уступки в энергетике. И тот факт, что формально этот ультиматум исходил от Варшавы, а не от всего ЕС, мало что меняет.
Однако, независимо от отношения Запада, активность России на энергетических рынках проявлялась в уходящем году по многим направлениям. Во-первых, процесс перехода на рыночные цены по газу для стран СНГ принял необратимый характер. Хотя непростые дискуссии с Грузией и Белоруссией продолжаются, ожидается, что все переговоры завершатся в конце следующего года. При этом по сравнению с ситуацией в январе 2006 года, "Газпрому" удалось перевести диалог с партнерами в конструктивное русло.
Весной серьезное недовольство Запада вызвали достигнутые договоренности о будущем сотрудничестве в области добычи газа между "Газпромом" и алжирской компанией Sonatrach. А намерение России участвовать в строительстве газопровода из Ирана в Пакистан и Индию не на шутку испугало: не приведет ли это сближение Москвы с Тегераном к созданию своеобразной "газовой ОПЕК" для того, чтобы диктовать цены на газовом рынке и оказывать политическое давление на страны Европы? Учитывая, что Иран занимает второе место по запасам газа в мире после России, а Алжир - важный поставщик газа в ЕС, беспокойство Европы понятно.
Что касается политики России в отношении внутреннего энергорынка, то наиболее характерным стало октябрьское заявление "Газпрома" о том, что Штокмановское месторождение не будет разрабатываться на условиях соглашения о разделе продукции (СРП). При этом на фоне явной неудовлетворенности российских властей работой других СРП, а также переговоров "Газпрома" по вхождению в проект "Сахалин-2", налицо демонстрация намерения Москвы укреплять контроль над собственными газовыми ресурсами. На это Запад отреагировал жесткой критикой. Эксперты и журналисты различных СМИ заговорили о "возвращении России к тоталитаризму", "национализации ее экономики" и "энергетическом диктате Кремля".
Предложенная Москвой концепция энергетической безопасности выявила одно из самых острых противоречий мирового энергетического рынка нашего времени - несбалансированность интересов поставщиков и потребителей энергоресурсов. По мнению Москвы, устойчивая система энергетической безопасности в мире должна учитывать их интересы в равной степени.
До сих пор мировая энергетическая система строилась в основном на интересах только одной группы стран - развитых, являющихся к тому же преимущественно потребителями. На Западе привыкли к тому, что крупнейшие нефтегазовые компании из стран G8 контролируют добычу и транспортировку ресурсов, и во многом определяют всю стратегию развития энергетических рынков. Хотя основные центры по добыче энергоресурсов находятся в развивающихся странах. Однако собственные возможности Европы по производству энергоресурсов иссякают. При этом нельзя сказать, что наиболее перспективные нефтегазоносные провинции мира - Ближний Восток, добывающие страны Латинской Америки, Россия и Центральная Азия - находятся под контролем западных ТНК. Нестабильность на Ближнем Востоке, заявления властей Боливии и Венесуэлы о новых мерах по контролю над деятельностью иностранных энергокомпаний и активные действия России по строительству новых трубопроводов и освоению новых рынков демонстрируют, что расстановка сил в глобальной энергетике меняется.
Поэтому, чем активнее энергетическая политика России, тем сильнее она ощущает давление со стороны Запада - как экономическое, так и политическое. И любые ее движения на энергетической арене воспринимаются в штыки. А энергодиалог фактически сводится к борьбе за контроль над источниками поставок и способами их транспортировки. Здесь и надо искать причину всех газовых конфликтов.
В условиях очевидной взаимозависимости России и ЕС в энергетических вопросах наиболее логичным было бы объединение усилий сторон в решении общих проблем. Однако в 2006 году России и Западу не удается прийти к единому пониманию того, что такое энергетическая безопасность.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
