Владимир Галл, ветеран Второй мировой войны.
В истории, которую я хочу рассказать, отсутствуют неотъемлемые рождественские атрибуты, и все же в ней есть необычность, есть чудеса.
Произошло это в ночь на 25 декабря 1944 года. На нашем участке фронта, проходящем по восточному берегу Вислы, вот уже целый месяц царило затишье. Мы готовились к форсированию реки. На противоположном, берегу лежала в руинах залитая кровью, но все еще сражающаяся Варшава.
На войне всегда бывает трудно взять "языка", и особенно трудно это сделать в тот момент, когда он очень нужен, перед началом наступления. Так случилось и на этот раз. Группы разведчиков, одна за другой, уходили в ночь, охотясь за "языком", но возвращались ни с чем. Надеяться же на перебежчиков было просто наивно. Они и раньше, при более благоприятных обстоятельствах, не баловали нас своими визитами. Теперь же между нами и немцами лежала замерзшая, заснеженная полоса реки, так что и мышь не смогла бы проскочить незамеченной. И всё-таки офицеры Политотдела армии еженощно отправлялись к Висле и через микрофон мощной громкоговорящей установки обращались к немецким солдатам с призывом прекратить сопротивление, сдаваться в плен, переходить на сторону Советской Армии.
В ночь на 25 декабря лейтенант Конрад Вольф (антифашист, будущий известный кинорежиссер) и я, автор этих строк, выехали на выполнение задания. Поскольку был сочельник, мы несколько изменили программу вещания и вместо обычного шлягера, с которого всегда начинались передачи, использовали в качестве музыкального вступления рождественскую песню "Тихая ночь, святая ночь". Как и следовало ожидать, её исполнение не было нарушено ни одним выстрелом - немцы слушали с благоговением. Но когда мы, сменяя друг друга у микрофона, стали обращаться к ним с призывами сдаться, тишина ночи прервалась, и начался сущий ад. С противоположного берега на нас обрушился шквал огня из всех видов оружия. Наши голоса, хотя и усиленные репродукторами, тонули в грохоте стрельбы.
Но вот мы заметили на заснеженном льду Вислы чёрную точку. Она быстро двигалась в нашу сторону. Огонь стал ещё интенсивнее. Теперь уже стреляли по этой точке. "Перебежчик!", - удивленно воскликнул Конрад. Та же мысль мелькнула и у меня в голове. Фигурка все карабкалась. И вот он предстал пред нами: измождённый, запыхавшийся человек, с лицом счастливым оттого, что удалось избежать верной смерти. Мы дали ему отдышаться, а затем подвели к микрофону и предложили обратиться к своим однополчанам. Он сделал это неумело, но с большим рвением, называл по именам своих товарищей и кричал им: "Не верьте нашему командиру! Русские не расстреливают пленных. Следуйте моему примеру!".
Но тут случилось еще более невероятное: на льду реки показалась новая черная точка. Ещё один перебежчик! По нему гитлеровцы тоже открыли шквальный огонь. И опять свершилось чудо: немецкий солдат благополучно выбрался на берег, целым и невредимым. Однако попал он к нашим соседям, оказавшись в расположении 1-й Польской армии, которая стояла с нами плечом к плечу, готовясь к освобождению Польши. Это был один из тех, к кому, первый перебежчик обращался по имени. Нужно было свести их вместе, но как? Ведь второго, наверняка, уже отвезли в штаб.
Мы получили приказ Политотдела тотчас же отправиться в штаб 1-й Польской армии. Перебежчика, конечно, взяли с собой. Стояла рождественская ночь. Наш грузовик долго трясся по ухабам. Наверху, в кузове, где мы находились, ледяной ветер продувал насквозь, и мороз пробирал до костей. Мне вспомнилось, что и у Гоголя "ночь перед Рождеством" была очень морозной, но от этой мысли теплее не стало.
После полуночи мы, наконец-то, добрались до нужной деревни и в полной темноте вошли во двор дома, где находился польский штаб. Внезапно раздался громкий голос: "Гасло!" Мы не поняли, что это означает, но постарались на ломаном польском языке объяснить причину нашего появления здесь. Объяснение не произвело никакого впечатления на часового, и загадочное "Гасло!" прозвучало ещё дважды, более повелительно и нетерпеливо. Но мы уже исчерпали все свои скромные познания в польском языке и не могли ничего добавить. Тогда прогремел выстрел. В следующее мгновение я увидел, что Конрада нет рядом. Мелькнула ужасная мысль: "Боже мой! Пуля убила его наповал!". Но тут я услышал его голос, прозвучавший как-то странно, словно из Преисподней: "Володя, я упал в яму". На выстрел из дома выбежали польские офицеры. Они помогли Конраду выбраться из ямы и объяснили, что часовой дал предупредительный выстрел, потому что мы не знали отзыва на пароль (им и было таинственное "Гасло!").
Дальше все пошло, как в бывает в рождественской сказке со счастливым концом. Нас ввели в жарко натопленную комнату, и начальник разведотдела штаба армии (который показался нам рождественским Дедом-Морозом, хотя он был без бороды и усов и не в кафтане, а в форме польского полковника) приказал привести второго перебежчика. Немецкие солдаты обнялись со слезами на глазах. Первыми их словами друг другу были рождественские поздравления.
Моя память стерла их имена, но не лица, на которых были следы страха и радости спасения. Еще бы, каждый из них получил самый дорогой рождественский подарок - жизнь!
