Анатолий Королев, обозреватель РИА Новости.
В петербургском Русском музее открылась масштабная выставка живописи Михаила Врубеля. Выставка приурочена к 150-летию со дня рождения великого живописца.
Странная судьба - ни один из художников той эпохи не был признан гениальным при жизни кроме Врубеля (1856-1910). И между тем, это безоговорочное признание не сделало его жизнь хотя бы благополучной, не говоря уж о том, чтобы она была б хоть просто счастливой.
Юноша Врубель, например, поразил своей одаренностью великого педагога, рисовальщика и придиру Чистякова, который принял его первым учеником в Петербургскую академию художеств и сделал своим любимцем. Уже самые первые работы студента поразили Репина, который всегда ревновал к чужому успеху, а тут он пишет: "Врубель! Сколько любви и чувства изящного!"
Врубель восхищал не только художников, - миллионер меценат Мамонтов подбирал рисунки, которые Врубель бросал на пол как неудачи. "Врубель кинул, а мне нравится, черт знает почему" - вздыхал тот, и вставлял "неудачу" в раму. Женщины тоже любили художника, а его женой стала великая певица красавица Надежда Забела, которую боготворили музыканты. Римский-Корсаков написал специально для Забелы партию в опере "Царская невеста". Он получал царские заказы от нижегородской ярмарки, писал гигантские панно, был, порой, осыпан золотом, обласкан критикой, расцелован поклонниками, публика набивалась толпами в его мастерскую и тем не менее Михаил Александрович Врубель кончил свою жизнь в психиатрической клинике. Оказавшись в роковом узилище, он оживал, только рисуя, рисуя, рисуя карандашом все, на что падал фотографический взор: скомканный платок, граненый стакан, стул, пока не ослеп, в один огненный миг работы над портретом поэта Брюсова.
Его конец похож на сумасшествие Ницше, который тоже спятил и приходил в себя, лишь часами играя музыку на рояле, но стоило больному снять пальцы с клавиш - он превращался почти в идиота.
Что же сделал Врубель, чтобы погубить свою жизнь ради искусства?
Он начал с того, что бросил учебу в Академии художеств и тем самым лишил себя академической поддержки, ради того, чтобы расписать церковь в киевском Кирилловском монастыре. Написав замечательные фрески, Врубель бросает новое дело и уезжает в Венецию, чтобы надышаться воздухом итальянского совершенства, где постепенно доходит до полной нищеты и возвращается в Киев, где ведет одновременно жизнь гения, любовника, безумца и бродяги. В этой норе бытия его находит Серов, друг и однокашник по питерской академии и буквально за шиворот вытаскивает в Москву и знакомит с Мамонтовым. Миллионер становится страстным поклонником Врубеля. Художнику 33 года, его талант стремительно расцветает. Работа идет легко, художник упивается своим мастерством. Он пишет шедевр за шедевром. Снежная мистическая огненноглазая "Царевна-лебедь", полуголый рогатый античный бог "Пан" посреди лунной русской ночи, цикл блистательных иллюстраций к поэзии Лермонтова, испанская сюита: "Гадалка", "Испания", затем трепетная "Сирень", "К ночи", "Микула Селянинович" и, наконец, серия "Демон".
Уже тогда его живопись внушала тревогу за рассудок художника.
Рисуя, например, богатыря Микулу, он превращал его образ в зловещую пучину бессмысленной силушки, а, живописуя собственную жену, доводил ее красоту до состояния гибкой змеиной гадливости.
В стремлении к совершенству Врубель не знал удержу.
"Демон поверженный" стал началом его заката.
Чем притягивал взор художника этот фантастический Сатанаил? Зачем мастер зазывал публику в свою мастерскую, чтобы писать на глазах потрясенных свидетелей? Что видел Врубель в картине павшего демона, ангела, восставшего против Творца? Не свою ли собственную судьбу?
Бенуа вспоминал: "каждое утро до 12 часов публика могла видеть, как Врубель "дописывал" картину... Каждый день мы находили все новые и новые изменения. Лицо Демона становилось все страшнее и страшнее, мучительнее, его поза, его сложение имели в себе, что-то пыточно-вывернутое, что-то до последней степени странное и болезненное, общий колорит, наоборот становился все более фееричным".
Родившись в рубашке, получив божественный дар, он превратил свои руки в пару волшебных змей, которые принялись кусать холсты, истекая кровью и красками. И когда эти змеи совсем распоясались, когда он уже не мог сложить их в молитвенном жесте у иконы, не мог найти смирения в дьявольской жажде совершенства, Врубель сошел с ума.
Писать на публике решались немногие. Этой гордыней страдал Рубенс, - так в своей мастерской он приказал сделать специальные хоры для зрителей. Там же сидели и музыканты. Маэстро выходил под оркестр, раскланивался и начинал завершать подготовленный учениками эскиз: под ударами божественной кисти тела оживали, лошади вставали на дыбы, одежды раздувал ветер.
Аплодисменты.
Картина окончена и ее выносят в двухэтажную дверь на продажу.
Таких выходок кисти у Рубенса было больше тысячи. Но в отличие от Врубеля он вел жизнь черепахи, не пил вина, никогда не ел мяса, берег здоровье, копил деньги как ростовщик.
Если Иванов рисовал "Явление Христа народу" в полном одиночестве и пустил первых посетителей лишь через 20 лет после начала работы, то Врубель превратил свой лебединый дар в публичное аутодафе всесожжения.
Он умер в 1910 году. Жаркой весной.
Над Воскресенским кладбищем пели жаворонки.
Его гроб несли попеременно десятки художников, на похороны собрался цвет русской живописи: Бенуа, братья Лансере, Добужинский. Сам Блок держал речь над могилой. Эти два гения были похожи, только Блок вовремя остановился и не стал упиваться собственным даром, к финалу жизни он почти перестал писать стихи. Отмечал в дневнике: "не могу сочинять стихи, слишком легко пишу".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
