65 лет назад, 5 декабря 1941 года, началась наступательная операция советских войск под Москвой. Она отбросила фашистов от стен столицы на 100-250 километров. В ходе Московской битвы Германия потерпела первое серьезное поражение во Второй Мировой войне. Здесь было разгромлено 38 вражеских дивизий, в том числе 15 танковых и моторизованных. Противник потерял более 500 тысяч человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч автомобилей и много другой техники. Гитлер отправил в отставку 35 высших чинов Вермахта. Среди них генерал-фельдмаршалов Браухича и Бока, генералов Гудериана и Штрауса.
Как складывались события в канун битвы под Москвой? Чем характеризовалась позиция крупнейших мировых держав на начальном этапе германо-советской войны?
О тайных пружинах Второй Мировой военному обозревателю РИА Новости Виктору ЛИТОВКИНУ рассказывает доктор исторических наук Валентин ФАЛИН.
- Военные историки называют декабрь сорок первого - начало сорок второго, битву под Москвой - переломными. Но такими же они именуют и Сталинградскую битву, бои на Курской дуге... В чем особенность наступательной операции советских войск у стен столицы? Какова ее связь с другими крупнейшими операциями Второй Мировой?
- Немало ученых-историков действительно полагает, что на 1941 год выпал жребий стать переломным во Второй Мировой войне и, очевидно, в истории цивилизации. Победа под Москвой была достигнута нашей армией и народом ценой огромных жертв. Нам выпало сражаться в одиночку с жестоким и коварным врагом, сконцентрировавшим на «восточный поход» потенциал всей континентальной Европы. Вопрос для нашего народа стоял однозначно - либо взять верх над зарвавшимся агрессором, либо сгинуть в небытие. Иного не было дано.
Вместе с тем ситуация тех дней была очень сложной и, я бы сказал, даже контрастной. Судите сами. Нацистская Германия терпит тяжелое поражение в Московской битве, которую Гитлер называл «последним великим, решающим сражением войны». И тут же, вопреки всякой нормальной логике, он объявляет войну Соединенным Штатам. Тогда же Япония наносит удар по Перл-Харбору и британским позициям в Юго-Восточной Азии. Хотя, по прикидкам вашингтонских и лондонских ясновидцев, ей впору было спешить на подмогу немцам, которые вот-вот могли перекрыть России кислород. Следовательно, весьма важно хотя бы в общих чертах разобраться, кто был кем тогда и как расставлял приоритеты.
- Вы говорите о советском руководстве или о странах, что вместе с нами составили затем антигитлеровскую коалицию?
- О тех и о других. Вспомните, 22 июня над Страной Советов завис дамоклов меч. Из-за недопустимых просчетов Сталина и отчасти заскорузлого мышления военных мы оказались неподготовленными к сокрушительной мощи нападения фашистской Германии. Откатываясь под натиском агрессора на край пропасти, Москва отложила до лучших времен ходкие догмы и была открыта для любого знака солидарности, любого участия и помощи, откуда бы они не исходили, хваталась за любой спасательный круг. Речь шла о сохранении нации, которую нацистские «сверхчеловеки» приговорили к истреблению.
А что занимало в это время Вашингтон и Лондон? Предоставим слово самим американцам и англичанам. Биограф главного военного советника администрации Рузвельта, генерала Дж. Маршалла, охарактеризовал позицию США в 1941 году как «смутную». Впрочем, она не слишком прояснилась и в 1942-1943 годах. Сам генерал Маршалл писал: «Ради справедливости следует констатировать, что наша (американская) роль в предотвращении катастрофы в те дни не делает нам чести». Оценку Маршалла подтверждали и уточняли госсекретари США Хэлл и Стеттиниус. «Мы всегда должны помнить, - признавал Хэлл, - что своей героической борьбой против Германии русские явно спасли союзников от сепаратного мира».
Что же побуждало президента Рузвельта, по выражению его сотрудника, «поспешать медленно», или проще - выжидать, плыть по воле волн? Ведь с 10 января 1941 года президент располагал полным текстом директивы «Барбаросса», гитлеровского плана завоевания «континентального господства» и выхода на вселенский простор. Если американцы откроют исследователям доступ к досье из личной канцелярии Гитлера, что хранятся в США и строжайше оберегаются от чужого глаза, наверное, удалось бы выставить более точный диагноз причинам отстраненной реакции Вашингтона на императивы той поры. А пока сосредоточим внимание на данных из других источников.
С заокеанской точки зрения, 22 июня 1941 года придало Второй Мировой войне лишь другой размах, она приняла «более благоприятное (для США - В.Ф.) течение». Какие выгоды выводила для себя вашингтонская администрация из трагедии, постигшей Россию, из «дара Провидения», каким виделся новый агрессивный акт Германии военному министру Стимсону? Считалось, что Германия будет какое-то время занята разгромом Красной Армии. И «прежде, чем Германия высвободит ноги из русской трясины», американцы и англичане смогут лучше подготовиться к возможным нацистским вызовам. В оптимальном варианте Соединенным Штатам может даже кое-что перепасть из обширного российского наследства. Одной Германии его не переварить. В общем, вероятный, как уверяли себя власть имущие в США, уход России (не Советского государства!) с мировой арены особой головной боли в официальном Вашингтоне не вызывал.
Крайне правые - республиканцы, клерикалы, промышленная элита - требовали от Рузвельта не ждать милостей от фортуны и в той или иной форме включиться в поход против СССР. В их представлении нацизм выступал как отличная форма правления, но не чуждая янки система. Стало быть, с Берлином нужно искать модус вивенди на основе разграничения интересов. Подобному подходу сочувствовали русофобы, засевшие в госдепартаменте, военном министерстве, в специальных службах.
Постоянное давление с правого фланга подпитывало свойственную президенту США шаткость политического настроя. В том же ключе влияли на него и ближайшее советники, к которым Рузвельт прислушивался, если и не полностью доверял. Эти советники, по сути, списали СССР еще до того, как первые немецкие снаряды и авиабомбы упали на наши города и села. На заклание Советского Союза нацистами военное руководство США отводило минимум месяц, а максимум, возможно, три месяца.
В предложениях, докладывавшихся главе администрации по ходу германо-советской войны, в тот период ни разу не фигурировала мысль о спасении российского государства и об оказании ему с этой целью необходимой помощи. «Поддержание действующего русского фронта» - такая утилитарная установка изредка встречались в государственных документах США. Но не в июне-августе сорок первого. До вступления Соединенных Штатов в войну администрацию в Вашингтоне больше заботило, как будет выглядеть постсоветский мир, с кем в Берлине и о чем придется рано или поздно договариваться. Не забудем в этом контексте, что до второй декады декабря 1941 года США и Германия поддерживали дипотношения, а военным атташе при американском посольстве в столице Фатерлянда служил некий Смит, который был знаком с фюрером с 1922-23 года.
- Но как же в таком случае расценивать телеграммы поддержки, которые звучали из Вашингтона после нападения Германии на СССР?
- Да, формально нас «поощряли на сопротивление агрессору»... вплоть до взаимного с Германией истощения. Причем на сопротивление с опорой на собственные силы и ресурсы. Даже Гопкинс, «левый крайний» в рузвельтовской команде, по иронической аттестации Хэлла, находил «чрезвычайно неразумным» поставлять тяжелое вооружение на советско-германский фронт и даже вести какие-либо предметные переговоры на сей счет, пока не определится, «будет ли существовать какой-нибудь фронт, а также где приблизительно пройдет линия фронта в предстоявшие зимние месяцы».
Кроме того, возможность помощи обставлялась политическими условиями - «исчерпывающим совместным изучением относительных стратегических интересов каждого фронта, а также интересов каждой из наших стран». Когда, где и как сие изучение могло происходить, не раскрывалось.
В заявлениях, рассчитанных на доверчивых слушателей, Лондон демонстрировал большую склонность принять в расчет крайне трудное положение, в котором оказался Советский Союз. Англичане даже пошли на подписание с нами 12 июля 1941 года «Соглашения о совместных действиях в войне против Германии». На Кольский полуостров прибыла эскадрилья британских истребителей, что, по версии англичан, демонстрировало эффект боевого «пожатия рук». Но этим решимость «бороться сообща, сколько хватит сил и жизни», которую премьер-министр Черчилль цветисто провозгласил 22 июня, и исчерпывалась.
Вслед за подписанием соглашения о взаимодействии в войне против Германии в Лондон прилетела советская делегация во главе с генералом Голиковым. И какие рекомендации получили начальники британских штабов, принимавшие советских военных? Им рекомендовалось показывать «внешне сердечное обхождение с русскими... Для создания атмосферы дружелюбия следует, не щадя себя, развлекать членов миссии...», а от обсуждения проблем «взаимодействия по существу» уклоняться.
Британский посол в Москве Криппс имел основание констатировать: «Они (члены кабинета Черчилля) хотят иметь от сотрудничества (с СССР) одни выгоды, ничего не давая взамен». Лорд Бивербрук, который входил в состав английского правительства, обвинял премьера в «совершенной слепоте к требованиям и возможностям момента», созданным «русским сопротивлением». Похоже, он не был посвящен в сокровенные замыслы лондонских стратегов, которые вышли наружу спустя полтора десятилетия.
«Если Германия глубоко завязнет в России, - читаем мы в документе генерального штаба Великобритании, подготовленном к англо-американскому совещанию у берегов Ньюфаундленда, что состоялось в августе 1941 года, - то откроются благоприятные шансы для сохранения (британских) позиций на Среднем Востоке». Как глубоко! Чопорный Лондон не опечалило бы, если бы нацистское воинство продвинулось до линии Архангельск - Волга - Кавказ.
Не здесь ли отгадка, в частности, упорного нежелания англичан бомбить, используя аэродромы в Крыму, как предлагал Сталин, нефтепромыслы в районе румынского Плоешти, с которых немцы получали три четверти потребного горючего? Ведь на чем-то до Волги и Кавказа гитлеровцам надо было добираться. Зато британские союзники усердно готовились в 1941/42 годах «запалить» советские центры нефтедобычи, чтобы те, не дай Бог, не оказались в руках «общего врага».
- Но было же очевидно, что Германия, что называется, не остановится на Советском Союзе. Что в борьбе за мировое господство ее жертвами могут стать и Великобритания, и США, несмотря на всю их нелюбовь к Стране Советов. Почему же они не выступили сразу на стороне нашего государства? Ведь вместе бить агрессора было бы гораздо проще, чем поодиночке.
- Такой вопрос задавали себе тогда многие люди. Совещание Рузвельта и Черчилля у Ньюфаундленда завершилось публикацией 14 августа 1941 года «Атлантической хартии». Тогда многие здравые политики и простые граждане, знакомясь с ее текстом, недоумевали: как же так, нацистская орда терзает Россию, японские интервенты заливают кровью Китай, а у «демократов» не нашлось ни слова солидарности с жертвами агрессии. Пара ярких фраз, осуждающих «нацистскую тиранию», и обещание покарать последнюю. В адрес Токио вообще никаких укоров. Британия предлагала направить японцам отдельное пожелание - предупреждение, что им лучше воздержаться от «дальнейшей силовой экспансии».
Основной смысл хартии состоял, как свидетельствовал Черчилль, в формулировании «неких общих принципов национальной политики», сообразно которым две державы, Англия и США, рассчитывали «управлять миром (по окончании войны) до установления лучшего порядка». Само собой разумеется, текст хартии с Москвой не обговаривался, как если бы англо-советского соглашения от 12 июля не существовало, и история творилась не на советско-германском фронте.
Вы правы, неадекватное поведение США и Англии летом и осенью 1941 года невозможно объяснить с позиций здравого смысла и государственных резонов. Русофобия и идейный догматизм выхолащивали у политиков этих стран даже инстинкт самосохранения. Ведь Вашингтон знал, что ослепленный начальными успехами в русском походе Берлин прорабатывал в июле модели переориентации производственных программ под нужды следующей войны - войны с США (упор на судостроение, развитие дальней авиации и прочее). Вместе с тем в августе 1941 года до администрации Рузвельта должны были дойти данные, которые начальник генштаба сухопутных сил рейха Гальдер отразил в своем военном дневнике следующим образом: «То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и вместе с тем сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне. Колосс Россия был недооценен нами».
В любом случае капкан, в который залез Гитлер, не укрылся от наиболее дальновидных американских военачальников. Они предлагали: не медля, навязать Германии войну на два фронта и закрыть нацистскую главу самое позднее в 1942 году. Однако к военным в Вашингтоне не захотели прислушаться. Сбывалась формула Клаузевица - «война становится тем воинственней, чем больше она политизируется».
Можно сколько угодно спекулировать по поводу генезиса Перл-Харбора, насколько нежданно-негаданно обрушился удар на Соединенные Штаты. Но одно не подлежит сомнению, если бы Вашингтон и Лондон не держали в 1941 году русофобский камень за пазухой и сконцентрировались на решении германской проблемы, можно было совместно с СССР превратить крах доктрины молниеносных войн в молниеносное поражение Гитлера. Тогда, скорее всего, самурайский меч, который «демократы» были не прочь притупить на российской шее, не засверкал бы над их собственными головами. Воистину - не рой другому яму.
- Вы хотите сказать, что, если бы США и Великобритания не на словах, а на деле оказали помощь России в войне против Германии с первых же дней агрессии фашистов, то ни Перл-Харбора, ни ударов по английским колониям в Юго-Восточной Азии не было бы?
- История не знает сослагательных наклонений. Но вспомним сговор Арита - Крейги (июль 1939 года), благословлявший Токио на дальнейшие «подвиги» в Китае и продвижение «к северу от Китая». Примем к сведению, что советские войска и монгольские части в это время сражались с Квантунской армией на Халхин-Голе, а нацисты готовились разделаться с Польшей. Британские политические алхимики ломали голову над ребусом, как половчее зажать Москву в тиски с Востока и Запада, играя, в числе прочего, на германо-японских союзных договоренностях о взаимопомощи. Это все сорвалось, но задумку, если заглянем за кулисы ньюфаундлендского раута, не предали забвению.
Согласно достоверным сведениям, англичане усердно трудились над тем, чтобы агрессивная энергия Токио разрядилась по сибирскому вектору. В октябре 1941 года, когда Советский Союз, по диагнозу западных экспертов, почти впал в кому, аргумент - добыча сама просится в руки - находил отклик в правящем клане Японии, часть влиятельных политиков и военных склонялась к идее пойти войной на Россию, как только падет Москва. Тогда же, заметим, на стороне Германии планировала выступить и Турция.
Знай Рузвельт, откуда ветер веет, поостерегся бы он телеграфировать 15 октября Черчиллю: «Я думаю, что они (японцы) направляются на север, ввиду этого Вам и мне обеспечена двухмесячная передышка на Дальнем Востоке». 16 октября командующий Тихоокеанским флотом адмирал Киммелль получил ориентировку - исходить из того, что «наиболее вероятна война между Японией и Россией». До Перл-Харборской катастрофы оставалось чуть более семи недель. Предпринял ли Вашингтон какие-либо шаги, чтобы отвести от России надвигавшуюся на нее новую беду? Если что-то в этом смысле делалось, то американцы могли бы, хотя бы постфактум прояснить ситуацию. Однако они молчат, похоже, не из-за ложной скромности.
Вернемся в Лондон. Еще в сентябре 1941 года Черчилль заявил на заседании военного кабинета: «Возможность сепаратного мира (с Германией) не может быть полностью исключена». Пару месяцев спустя он раскроет свой тезис так: «Мы сделали публичное заявление (имелось в виду статья 2 советско-британского «Соглашения о совместных действиях в войне против Германии»), что не будем вести переговоры с Гитлером или нацистским режимом, но... мы пошли бы слишком далеко, если бы заявили, что не будем вести переговоры с Германией, взятой под контроль ее армией. Невозможно предсказать, какое по форме правительство может оказаться в Германии тогда, когда ее сопротивление будет ослаблено, и она захочет вести переговоры».
Не вдаваясь в подробности, заметим, на каком фоне забуксовала гитлеровская военная машина - операция «Тайфун» (захват Москвы) зашла в тупик. 29 ноября 1941 года министр вооружений Тодт доложил фюреру, что добиться окончания войны в пользу Германии можно только политическим путем.
О каких политических путях здесь шла речь?
Еще весной 1941 года на англичан вышел Гиммлер. Затем на Альбион пожаловал Гесс. Ведомство Риббентропа не без санкции Гитлера запускало в сторону Запада пробные шары. Британский Intelligence Service, в свою очередь, отлаживал связи с военной разведкой рейха. Параллельно американцы оснастились проектом «Георг». Он был утвержден президентом 14 августа 1941 года (кстати, в день публикации «Атлантической хартии») и нацеливался на подготовку почвы для антигитлеровского переворота. Через три года «Георг» разродился покушением на фюрера.
Короче, советское руководство, владея определенной информацией, имело причины задаваться вопросом, что скрывается на дне пропасти, разделявшей высокопарные декларации «демократий» и их реальные действия в момент, когда планировали не просто четвертовать на плахе Советский Союз, но пустить в передел все мировое сообщество. Выбора не оставалось - надо было сверхнапряжением собственных сил отстоять Москву, добиться того, чего как черт ладана страшился Берлин, - необратимого краха всей доктрины молниеносных операций, с которой германский империализм развязал мировую войну и на претворение которой замыкал все свои расчеты. Запасного варианта войны на выигрыш рейх не имел и иметь не мог.
- Вы уже говорили, что победа под Москвой была достигнута советской армией ценой огромных жертв. Я заглянул в справочники. По официальным сведениям, опубликованным в последние годы, мы потеряли у стен столицы в оборонительной операции 658 279 человек, в наступательной - 370 955...
- Да, это так. Победа досталась дорогой ценой. Но Московская битва, повторю ее толкование Гитлером - «решающее сражение» - подвела и промежуточный итог всей мировой войне. Сериал нацистских молниеносных войн оборвался. Отныне Берлину предстояло залезть в окопы безнадежного позиционного противоборства или менять шкуру. Попытаться из претендентов на мирового владыку перевоплотиться в платного наемника лютых антисоветчиков, коих по обе стороны океана было легион. На допросе по окончании войны генерал Йодль показал: «Гитлер раньше любого другого человека на свете чувствовал и знал - война проиграна. После катастрофы зимой 1941-42 годов он отдавал себе отчет в том, что... с этого кульминационного момента победы быть не может». «Германские сухопутные силы, - подчеркивают немецкие исследователи, изучавшие документы верховного командования вермахта, - так и не удалось вывести на уровень, который они имели перед началом битвы за Москву.... Победа Красной Армии под Москвой, несомненно, стала «сменой вех» во всей мировой войне».
Есть и другие весомые основания называть Московскую битву переломным событием мировой войны.
- Давайте назовем главные из них.
- Падение Москвы обернулось бы, как отмечалось раньше, вступлением в войну против СССР Японии и Турции. Таким образом, мы получили бы второй фронт на Дальнем Востоке и третий фронт на южных рубежах. Предотвратив подобный разворот событий, Советский Союз, благодаря подвигу наших солдат, ополченцев, всего народа, одержал в 1941 году еще одну неоценимую политическую и военную победу. Япония не решилась на нас напасть. И мы смогли перебросить значительные силы на Запад.
Далее. Именно Московская битва стала повивальной бабкой Объединенных Наций. 26 государств приняли на себя 1 января 1942 года обязательство не заключать сепаратного мира ни с Германией, ни с Японией, довести борьбу с ними до победного конца. Наши явные и потенциальные злопыхатели, кредо которых звучало так: победе Советов при любом исходе надлежит предпочесть победу Берлина, а также профессиональные скептики, ни в грош не ставящие способность Советского Союза выдюжить в единоборстве с нацистской Германией, были посрамлены.
Более того, победа под Москвой давала шанс на сравнительно скорое окончание войны, если бы наши союзники по антигитлеровской коалиции захотели им воспользоваться. К сожалению, у Лондона и шедших в тот момент на поводу за Черчиллем американцев была собственная схема и график движения к успеху. Они стремились не к победе над гитлеровским рейхом, а к такому итогу войны, который обустраивал бы особое положение Великобритании и Соединенных Штатов в послевоенном мире.
За океаном приверженцы такого мироустройства придут в конце концов к требованию «Пакс Американа». Пока же англосаксы поведут дело к затягиванию войны в Европе и, следовательно, всей Второй Мировой войны. Их линию будет определять курс на изматывание Советского Союза. Эта установка продлила кровопролитие в Европе минимум на два с половиной - три года, обрекла народы на дополнительные многомиллионные жертвы. Пока и поскольку гибли в основном «чужаки» - не англичане и не американцы, это мало волновало правительства в Лондоне и Вашингтоне.
Воздавая должное великой исторической победе над нацистами в битве под Москвой, запрограммировавшей нашу великую Победу над фашизмом, приходится вместе с тем с горечью отметить: Вторая Мировая война так и осталась сводом национальных войн, сгруппированных в коалиции по признакам сравнительной близости эгоистических интересов отдельных стран. Советскому Союзу предстояло крепко овладеть стратегической инициативой на Европейском театре военных действий, прежде чем западные «демократии», скрепя сердце, вступили в серьезный диалог с Москвой на предмет обращения с побежденной Германией и ее сателлитами. Впрочем, и на том финальном отрезке Второй Мировой войны не обошлось без подвохов и интриг со стороны наших партнеров по антигитлеровской коалиции.
Но это тема другого разговора.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
