В Шотландии, в Хайленде, остановил автомобиль, чтобы размять ноги, и застыл, как вкопанный. А ведь я уже это где-то видел! Точнее, знал, еще не увидев глазами, что такая прелесть существует.
Склоны гор, тянущиеся к блеклому, сырому небу, и вправду дышат здесь особым доверием. Человек доверяет им, горам, стада драгоценных овец - без всякого хлева или укрытия. Переночуют и так, сбившись в гурты. Переночуют, останутся в добром здравии и сами люди в килтах, этаких юбках из теплой клетчатой шерсти, словно придуманных для того, чтобы распластать их для сушки у горящего костра.
Скупая красота. Обнаженная до камня поэзия природы. Та, что дала, говорят, начало одной из лучших мировых поэзий - так называемой английской «озерной школе»...Откуда я все это знал заранее, еще не добравшись сюда? Еще не затормозив здесь совершенно случайно, не хлопнув за собой дверцей машины?
Вернувшись в лондонский корпункт, с порога кинулся к книжной полке. Да, точно, этот гимн шотландскому Хайленду оказался здесь, в его эссе «Заметки о русском».
Между десятилетиями, посвященными служению русской культуре, между сражениями с врагами русского наследия, между беседами с именитыми мира сего от Папы римского до президента Египта, Дмитрий Сергеевич Лихачев нашел час, чтобы сделать четкий, проникающий вглубь, будто томографический снимок британской красоты. И сделал это не чистой словесности ради. Хотел доказать, что русская природа ничем не превосходит природу других народов. Просто у каждого народа свой союз с природой.
Мне вспомнился этот случай к тому, что сегодня, 28 ноября 2006 года, Дмитрию Сергеевичу Лихачеву исполнилось бы 100 лет. Ему не суждено было дожить до этой даты всего семь годин.
И вдруг вообразил я странное. А что, если Дмитрий Сергеевич смотрит на Россию свою любимую, на нас, непутевых, с небес? Разумеется, из райских кущ. Вокруг шуршат крылами ангелы, плывут бесплотные тени обитателей этой вечной Анталии для праведников. И хочет он, Дмитрий Сергеевич, разглядеть там внизу хоть что-то, что бы его сегодня порадовало. Все-таки столетний юбилей - раз в жизни, хоть и после смерти.
Пожалуйста, у нас было. Мы припасли. Мы обладаем замечательным чутьем насчет того, как обрадовать человека, чтобы он не очень скоро пришел в себя.
Как раз накануне памятного дня, на форуме «Интеллектуальная Россия», что заседал в Брянске, грохнула сенсация. Российские ученые-лингвисты - между прочим, коллеги, а то в прошлом и личные друзья академика Лихачева - мрачно предупредили: лет этак через 25 русский язык может запросто потерять звание мирового. Был мировой - стал узко национальный. Соответственно, число людей, говорящих на русском, грозит усохнуть этакой шагреневой кожей чуть ли не вдвое.
Виктор Садовничий, ректор МГУ, популярно объяснил на брянском форуме, как это может произойти. Очень просто. Оказывается, русский цепляется пока за четвертое место среди наиболее распространенных языков мира - английского, китайского и испанского. Сегодня его считают родным 164 миллиона людей - это если сложить россиян, жителей Постсоветии и эмигрантов. Приплюсуем сюда еще 114 миллионов, совершивших подвиг изучения русского как иностранного.
Получается, на первый взгляд, немалая доля человечества. Но если так пойдет и дальше, то, глядишь, через какое-то десятилетие русский обскачут такие языки, как французский, хинди, арабский. А там снимай с себя корону мирового.
А что, собственно, пойдет дальше? О каких процессах речь?
Думаю, Лихачев, этот великий лингвист и страстный противник «дегуманизации» - он включал сюда наскоки на традиционную орфографию и прочие издевательства над родной речью - прекрасно знал, кто и как пытается рыть русскому языку яму.
Уже при его жизни гонения на «имперское» наречие стали в бывших осколках СССР своего рода символом вдруг обретенной незалежности. Школы с преподаванием на языке «оккупантов» быстренько лишали финансирования, окна забивали досками. В результате число таких школ сократилось в Туркменистане на 71%, в Молдове - на 65%, в Казахстане - на 59%, в Узбекистане - на 47 %.
Короче, учинили массовую антирусскую дезинфекцию.
Как, впрочем, и в Латвии. Там с 1 сентября 2004 года уроки в русских школах на родном языке не могут, не смеют, не должны занимать больше 40% учебного времени. Такой теперь закон. Стоят с секундомером и засекают. То есть, по существу, русским детям дают изучать русский язык как иностранный, русскую литературу как иностранную. Да еще на уроках труда или физкультуры дозволено переброситься парой слов по-русски. И всё. Остальное, милые детишки, доболтаете на своей тарабарщине дома.
Сейчас скажу ересь. Может быть, и хорошо, что Дмитрий Сергеевич не дожил до наших дней. Не испытал горького стыда за тех ультранационалистов в балтийских и прочих окрестных столицах, кто спешит перерезать пуповину русского языка, связывающего население их стран с русской, а в более широком смысле - с мировой культурой. Эти люди мечтают о несбыточном - как бы превратить русский язык в наскальную письменность.
Кто-кто, а Лихачев знал истинную цену национализму. Высочайший моральный авторитет для всей новой России, он заклинал и свой народ, и другие народы не поддаваться этой страшной напасти. Национализм - это проявление слабости нации, а не силы, предупреждал ученый. Заражаются национализмом по большей части слабые народы, пытающиеся сохранить себя с помощью националистических чувств и идеологии, рассуждал он. Как в воду глядел.
А финал, по Лихачеву, один: ненависть к чужеродцам рано или поздно переходит и на часть своего народа - хотя бы на тех, кто не хочет глотать националистическую отраву.
Читаю эти пророческие строки и снова думаю: слава Богу, не увидел Дмитрий Сергеевич телевизионной жути последних лет. Исколотую ножом девятилетнюю таджикскую девочку в питерской подворотне. Темнокожих студентов, приехавших в Россию за наукой, а получивших последний урок арматурой по голове. И образчик национализма наизнанку, гнусно русофобского - лоснящееся надменностью лицо Ираклия Окруашвили, грузинского экс-министра обороны, когда он цедит сквозь зубы свое незабвенное: эти русские купят вино и из фекальных масс...
Лихачеву такого и в страшном сне не снилось. В его мир русского интеллигента без страха и упрека Грузия приходила строками поэта Николая Заболоцкого - он так любил их перечитывать:
И в эту ночь в садах Пасанаури, Изведав холод первобытных струй,
Я принял в сердце первый звук пандури, Как в отрочестве первый поцелуй.
И еще мыслью о связи между природой и грузинским характером. Природа Грузии, истово верил Лихачев, «мощно принимает человека и делает его сильным, величественным и рыцарственным». Они не пересеклись во времени - Дмитрий Сергеевич и Ираклий Кобаевич. Как, право, замечательно получилось.
Чем больше думаешь о том, что мог бы увидеть сегодня, в день своего столетнего юбилея, с небес академик Лихачев, тем больше хочется срочно попросить Святого Петра: «Закрой, дорогой апостол, у себя все окна. Задерни, будь добр, все шторы, если они там, в твоей райской обители, имеются. Не стоит огорчать душу, олицетворявшую для нас совесть и надежду России.»
Пока Святой Петр молчит, перекличка между тем, о чем размышлял Лихачев, и тем, чем продолжает удивлять нас российская обыденность, продолжается. Становится даже все оживленней.
Вот директора Эрмитажа ласково журят за то, что немножко он, бедолага, недосмотрел, допустил по широте души расхищение целого отдела. А, может, и не одного. Да еще неизвестно, вернулись ли коллекции музейных картин из бессрочных скитаний по дальним странам в девственных подлинниках или в хороших копиях. Счетная палата в свое время предположила второе. Пока добрые люди подбрасывают краденое в мусорные баки, лондонский аукцион «Сотбис» тиснул глянцевые развороты с картинками российских орденов - тоже по большей части краденых.
И шевелится диковатая мысль: а не проверили, ордена Андрея Первозванного там случайно нет? Того, которым наградили в 1998 году Дмитрия Сергеевича, а потом он по наивности сдал его как раз туда, в Эрмитаж.
Великого хранителя культуры, Лихачева наверняка расстроили бы эти воровские истории. И еще кое-что другое. Скажем, бесконечные передачи в собственность церкви древних икон, памятников зодчества или шедевров прикладного искусства вроде Ризницы из заповедника Троице-Сергиевой лавры.
А то каждый день музеи усердно храмам жертвуют. Пограничники с поклоном в Патриархию несут. Сама ФСБ просит великодушно принять. Телевидение тут как тут, умиляется. Церковные иерархи с достоинством соизволят спрятать сокровища в укромное местечко. И скрежещут замки: заперто от дьявольского, то бишь светского обозрения.
Не так это должно быть, страстно убеждал всех вокруг академик Лихачев. Памятники культуры, они надконфессиональны. Ни государство, ни церковь, ни даже - как ни кощунственно это прозвучит - сам народ не могут быть их собственниками. «Мы все - лишь хранители», - любил повторять Дмитрий Сергеевич. И неизменно добавлял: только тот народ, что в силах сохранить культуру, верен своему прошлому и достоин будущего.
Лихачеву было бы больно узнать, что и в третьем тысячелетии, как при его жизни, и в новой России, как в застойные времена, люди, именующие себя слугами культуры, все так же виляют хвостом перед Властью.
Вся его жизнь была горькой иллюстрацией к вечной тяжбе Культуры и Власти. Его четыре года держали в Соловецком и Беломоро-Балтийском лагерях. Его избивали на улице. Ему поджигали квартиру. Но даже эта травля со стороны тогдашнего ленинградского наместника Романова, не заставила его отречься от главной миссии своей жизни - защиты русской культуры там, где она взывала к его помощи. От спасения питерского Спаса-на-крови до сохранения библиотек, парков и заповедных рощ. Как ни была свирепа и невежественна Власть, она всегда отступала перед великим адвокатом подлинной Культуры - Лихачевым.
Память об этой истине была бы, пожалуй, неплохим подарком на его столетний юбилей.
А что до невзгод, свалившихся вроде бы на русский язык, то у меня есть для Дмитрия Сергеевича хорошая новость. Китайцы нас выручат. В китайских городах, пограничных с российским Дальним Востоком, русский зубрят сегодня денно и нощно во всех школах. Успехи, говорят, невообразимые. Так что если злая золовка Балтика придушит русский язык, он воспрянет стараниями брата Китая.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
