Со мною вот что происходит. Когда, бывает, спускаюсь по Нижнему Кисловскому переулку, чтобы попасть в консерваторию, у одного и того же дома, у дома № 8, время словно проваливается в какую-то яму глубиной в семь десятилетий.
Со всех сторон меня вдруг обступает тогдашняя Москва.
По соседству, в кинотеатре «Художественный» все еще крутят хронику спасения челюскинцев. Отто Юльевич Шмидт помахивает с экрана своей невероятной, по грудь, бородищей. Вокруг позвякивают трамваи. Не дай бог сорваться с подножки задом на рельсы - копчик всмятку. Трамваи объезжают стороной шахты вроде угольных - в Москве роют метро. В толпе гул: «Слышали, Чкалов-то долетел! - Куда долетел? - В Ванкувер долетел. Через полюс Северный.»...
А под ногами у прохожих путаются какие-то мальцы, странные такие подростки в смешных, вовсе ненашенских коротких штанишках. И говор не наш. Немцы! Эмигранты спасаются от наци в Москве, а это, значит, дети эмигрантов. Ну, как не крикнуть им вслед: «Немец, перец, колбаса, кислая капуста!»
И кричали. Тогда никто не знал, что через полвека на том самом доме № 8 по Нижнему Кисловскому переулку появится памятная плита из черного гранита с двумя портретами-барельефами. Волевые, устремленные к Арбату профили. «Здесь с 1934 по 1945 жили известный немецкий писатель-антифашист Фридрих Вольф и кинорежиссер Конрад Вольф...»
Будь московские власти посмелей, они могли бы распорядиться сегодня высечь еще одну строку: «Здесь также жил и заболел на всю жизнь любовью ко всему русскому еще один, третий Вольф - Маркус, он же Миша, гений разведки, этого странного, незримого искусства, блистательно покоренного им во здравие его двух родин - Германии и России».
Не распорядятся. Не отчеканят. Потому что, скажут, теперь непонятно, каким таким двум родинам этот Вольф служил, социалистическим что ли? СССР и ГДР, что ли? Как-то старомодно.
Объяснить же от первого лица уже некому. В Берлине, в ночь на прошлый четверг, оборвалась поразительная жизнь Маркуса «Миши» Вольфа - ему шел 83 год. Великий разведчик ХХ века мирно скончался во сне. Благо, даримое, говорят, только праведникам.
Они и были праведниками, бежавшими от дьявола.
За яростные антифашистские книги, в первую очередь за прогремевшую со сцен Европы и Америки драму «Профессор Мамлок», Гитлер занес писателя, врача и ко всему прочему еврея Фридриха Вольфа, отца Миши, в список лиц, подлежащих уничтожению. И чем скорее, тем лучше для Германии чистых арийцев.
Не дожидаясь светлого акта национального очищения, семья Вольфов сменила свой добротный особняк в Штургарте на двухкомнатную квартирку на Нижнем Кисловском. Для этого пришлось сутками, без сна и отдыха, идти на лыжах через швейцарскую границу.
СССР тогда был щедр к беженцам от нацизма. Вольфа, автора 16-томного собрания сочинений, приняли в Союз советских писателей. И вскоре, как это полагалось инженерам человеческих душ, одарили летним домиком в подмосковном Переделкино. Чопорная немецкая гувернантка, взрастившая с младых ногтей братьев Мишу и Кони, сыновей Вольфа, упала бы в обморок, узнай она, какую науку стремглав освоили здесь её воспитанники. Скажем, лущить семечки, заплевывая все вокруг. Или гордо дымить «Беломором». И одновременно резаться в волейбол с местной братией, включая Зинаиду Николаевну, жену Бориса Пастернака. А Николаевна-то, она сама дымит, как паровоз.
Юные немцы, не по своей воле трансплантированные в Россию, превращались в русских. Сознание жадно впитывало, загоняло в память жесткого диска даже нет, не образ, - само естество России. Страны, где, как им казалось, воплощались наяву отцовские идеалы социальной справедливости.
Осень 1945-го. 23-летний Миша Вольф, уже спецкор берлинского радио и газеты «Берлинер цайтунг», передает репортажи из Нюрнберга, с процесса над главными военными преступниками.
С девятого ряда хорошо видны жухлые лица Геринга, Кейтеля. Неистовствует, купается в собственном красноречии Вышинский. Никто не знает, что думает юный репортер. Но, кажется мне, Миша не очень-то отделял тогда судьбу Германии, тоже растерзанной нацизмом, от судьбы России, его главной жертвы.
В Мишиных репортажах обе страны объединены местоимением «мы». «Мы не должны успокаиваться...» «Нам нужно извлечь уроки относительно причин, корней этих преступлений...» «Мы должны сделать так, чтобы их повторение стало невозможным..»
Похоже, это стало некой высшей мантрой для Маркуса «Миши» Вольфа. Смыслом всей его профессиональной жизни. Всех 33 лет, когда бывший сын Арбата и сорванец из Переделкина возглавлял HVA, то есть Главное управление «А», как окрестили внешнюю разведку ГДР.
Такой страны сегодня нет. Тем более нет никакого Управления «А». А с прошлого четверга нет и самого Миши. Но осталась легенда о великом маге разведки, которая - спросите экспертов - неоспорима.
За считанные годы генерал Вольф создал самую мощную, чертовски изобретательную и, как считается, самую эффективную спецслужбу в мире. Говорят, ему удалось внедрить в мягкие местечки Запада более 4 тысяч агентов. Говорят, эта агентурная сеть кормила Кремль 80 процентами всей секретной информации, добытой в странах НАТО. Говорят, говорят..
Не говорят только одного, потому что не знают: как, с помощью какого волшебства он это творил.
Отпевая сегодня Вольфа, западная пресса не таскает мертвого волка за хвост. Профессиональный дар бывшего врага слишком велик, чтобы его не уважать. Вспоминают, как Джон Ле Карре, британский автор психологических детективов, списал с Миши персонаж своего знаменитого романа «Шпион, который вышел из холода». Карикатурно, но отдал прототипу должное. Мелькает в газетах и прозвище Миши - «Человек без лица». До 1977 года, когда Вольфа случайно сфотографировала автоматическая камера в аэропорту Стокгольма, никто на Западе не знал, как выглядит таинственный генерал. Между прочим, внешне он был почти кинозвездой - очень похож на Пола Ньюмена.
И, конечно, в эти дни на Западе нет некролога, где бы не помянули недобрым, но восхищенным словом персональные триумфы Мишиной службы. Помимо прочего, она внедрила в аппарат НАТО экономиста Райнера Рупа, добилась сотрудничества с Габриэлой Кант, главным аналитиком западногерманской разведки по СССР и странам Варшавского договора, и - вроде бы поразительное, хрестоматийное достижение - подставила канцлеру Вилли Брандту в роли его референта некоего Гюнтера Гийома. А на поверку - кадрового офицера разведки ГДР.
В моей памяти невольно всплывает наш разговор с Мишей в июле 1990-го
- Ты действительно считаешь Гийома своим величайшим достижением? - спросил я, когда мы вечеряли на его даче под Берлином. - Или все-таки неудачей? Ведь провал Гийома детонировал сам знаешь что.
- Отставку Брандта, архитектора восточной политики, - устало кивнул он. Видимо, вопрос ему задавали не в первый, если не в сотый раз.
Поясню в скобках: кинорежиссер-документалист Ира Свешникова снимала тогда «Исповедь разведчика», ленту о Вольфе, и попросила меня выступить сценаристом. Это было похоже на быстрые шахматы - канву сюжета приходилось лепить на лету. Миша мне сочувствовал, мгновенно очаровал своим обаянием, и мы нашли общий язык настолько, что позднее в два пера редактировали русский вариант его книги «Тройка», в нашем издании «Трое из 30-х».
- Так вот, Гийом, - поворошил Миша огонь в камине. - Ну, задним числом, конечно, все виднее. Но скажу так: провал агента, тем более такого, никогда нельзя считать успехом. К тому же политические последствия, ты прав, были крайне неприятными.
- И ваши люди таких последствий, что же, не предвидели?
Миша раздумывал, видимо, взвешивая, не произойдет ли сию секунду утечка странички-другой его будущих мемуаров. Не произойдет, заверил я.
- Гийому никогда не ставилась задача проникать в Бонн. Тем более в ведомство канцлера. Тем более в непосредственное окружение Брандта. Гийом был выведен в поле до 1961-го, когда граница (между ФРГ и ГДР) была еще открыта. Причем, под своей настоящей фамилией...
По Мишиному лицу скользнула тень улыбки, адресованная, как я про себя предположил, его конкурентам из западногерманской БНД.
- Его прошлое - членство в СЕПГ (Социалистической единой партии Германии, если кто не помнит - В.С.) западным службам были известны, - подтвердил Миша мою догадку. - У Гийома были совершенно другие задания. Но в разведке часто так: удача и неудача рядом. Конечно, ведомство канцлера всегда было нашей мишенью. Но когда Гийом попал туда - не по нашему расчету, а волей судьбы - мы больше встревожились, чем обрадовались. Увы, опасения оправдались. Арест Гийома и отставка Брандта стали для нас тяжелым поражением. Это, кажется, первый случай в истории, когда разведчик оказался более удачлив, чем это было нужно его разведке...
На следующий день Миша сделал мне царский подарок. Он устроил встречу с Гийомом, который к тому времени уже отсидел свое.
Большой любитель эффектов, Миша свел нас на мосту Гленике в Западном Берлине, том самом, где в разгар «холодной войны» случилось для тех дней невероятное - американского летчика Пауэрса обменяли на знаменитого советского нелегала Абеля. Так сказать, дружеский поклон «Мертвому сезону».
Мы шли с Гийомом навстречу друг другу с разных концов моста. Нас разделяли поначалу метров пятьдесят. Конечно, я не чувствовал себя ни Пауэрсом, ни Абелем, ни даже Банионисом. И думал я в эти секунды вовсе не о Гийоме, толстоватом низеньком человечке с лицом, словно обтянутым невидимой пленкой наночастиц, - тысячу раз посмотришь, никогда потом не вспомнишь - я думал о Мише, о его феноменальном секрете завоевывать на свою сторону людей. И сохранять их доверие вечно.
Никакого секрета нет, думалось мне. Перечтите его нюренбергские репортажи - там разгадка. Генерал-полковник Маркус «Миша» Вольф весь свой век тайно сражался в расколотой Германии не против одной ее половины, а за защиту всей страны от ренессанса того кошмара, который пришлось пережить его семье, его двум родинам - Германии и России. И умел посвятить честного человека в эту свою миссию.
Только один пример. Вообразим, что могло бы произойти, если бы - я раскрываю здесь мало кому известное - если бы Мишина разведка не разоблачила в свое время опаснейший замысел. Оказывается, в Западном Берлине была создана секретная радиостанция, которая могла контролировать не только территорию бывшей ГДР, но и западные районы Советского Союза, Польши, Балтики.
- Что значит контролировать? - спросил я у Миши.
- Могла непосредственно подключаться к переговорам военных летчиков с центром. По сути, велись работы, чтобы управлять советскими истребителями. Мы считали такое вполне возможным...
Я шел по мосту и думал еще об одном. О сокрушении идеалов, точнее о прозрении, которое пришлось пережить Мише в середине 80-х. Тогда он словно взошел на айтматовскую плаху. Ту, где не казнят, а открывают истину.
Истиной стало загнивание административно-командной системы ГДР, этого слепка с системы советской. Партийная верхушка купалась в льготах. От государства запахло казармой. Открылась охота на инакомыслящих. Страна оползнем скользила к кризису осени 89-го, когда рухнул главный символ режима Хонеккера - она, Стена.
Неприятие Вольфом того, что его окружало, достигло критической массы. Взрыв произошел, правда, не в 86-ом, когда блистательный, преуспевающий шеф разведки вдруг ушел в отставку, а на три года раньше, когда он впервые подал рапорт об этой отставке. Но тогда ему отказали.
И все-таки сенсация случилась. Маркус Вольф аккуратно закрыл дверь своего кабинета на ключ и прошел мимо козырнувших часовых на улицу - в последний раз. Разведчик стал писателем.
В начале 89-го во многих странах, включая ФРГ, выходит его «Тройка». Написанный по заметкам брата Конрада, это первый документальный роман восточногерманского автора, где открыто осужден сталинизм. Книга проповедует терпимость к инакомыслию. Диссидент - не враг, учит она.
И происходит неожиданное. В том числе для самого Миши. Автор еретической по тем временам книги становится одним из лидеров подспудно набиравшего силу в Восточной Германии перестроечного движения. «Тройка» не просто рифмуется с перестройкой. Роман предвещает ее на немецкой земле.
- Ты что же, проповедуешь идеи Горбачева? - истерически трезвонит Мише перепуганный министр госбезопасности Эрих Мильке.
Еретика наказывают. По партийной линии Мишу лишают права выступать публично. За квартирой мятежного генерала установлена слежка.
Идеи Горбачева... Если бы Миша знал тогда, что именно Горбачев предаст его самого и десятки тысяч других сотрудников разведки, МВД, офицеров гэдээровской армии, искренних друзей России. На памятной встрече с канцлером Колем на Кавказе Горбачев повел себя в духе расхожего анекдота про залихватски щедрого грузина и гардеробщицу: «Пальто не надо».
То есть вы, немцы, объединяйтесь за милую душу, сами выбирайте военно-политический статус единой Германии. А Москве от вас взамен ничегошеньки не нужно. Даже гарантий безопасности для наших немецких друзей. Можете травить и судить их, как победители - побежденных. Месть без пощады? Ваше право. Спасибо, пальто не надо. Только ласково похлопайте меня по плечу.
Маркусу «Мише» Вольфу снова пришлось унести ноги в Россию, как его семье - в 34-м. Отец спасался от нацистов, сын - от казенных мстителей из Бонна. Но Москва на этот раз отказала отставному генералу в политическом убежище. Ельцину тоже не захотелось огорчать Коля. Вдруг не даст подирижировать оркестром.
Тут у Миши возникла прекрасная возможность броситься на шею ЦРУ. Специально командированный в Берлин эмиссар американской разведки сулил ему особняки, яхты, открытые счета - и всего-то за пшик. За пару-тройку листков. За список агентов Управления «А» в Соединенных Штатах.
Вольф не предал никого из своих помощников и коллег. Как не предали и они его, отказавшись свидетельствовать на трех процессах, где генерала пытались судить за «государственную измену». Измена кому? Как будто Германия не была двумя государствами с двумя разведками, каждая из которых служила своей Конституции.
... Сына Арбата похоронили, думаю, на кладбище социалистов в Берлине, где лежат его отец, мать и брат. Все они истово верили, что социализм - не социализм, но некое христианско-идеальное общество можно создать. «Прожита ли жизнь напрасно? - спрашивал себя Миша, когда мы в последний раз навестили с ним родные ему могилы. - Похоронен ли социализм здесь тоже?»
Не думаю, Миша. В любом случае ты мог бы повторить в свое оправдание вслед за отцом:
- Извините, что я человек....
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
