Виктор Литовкин, РИА Новости.
Со старшим лейтенантом Владимиром Красильниковым несколько лет назад меня познакомила телетайпная лента. Привожу ее содержание практически полностью.
«Российские солдаты расправились с 25-летней жительницей Челябинска, воевавшей в Чечне на стороне боевиков, - сообщали Европейско-азиатские новости. - Об этом рассказал старший лейтенант Владимир Красильников, выступая в Чебаркульской танковой дивизии».
Миф о «белых колготках»
«Хрупкую невысокую женщину, работавшую снайпером в районе аэропорта Северный в Грозном, трое суток не могла выследить группа В.Красильникова. Когда операция, наконец, увенчалась успехом, солдаты отказались верить своим глазам. На девятимиллиметровой снайперской винтовке наемницы было 15 насечек. Это означает, что она убила 15 российских солдат. В Чечне, по словам снайперши, она зарабатывала деньги на квартиру. В сутки, даже не выходя на задание, получала 200 долларов США. Навыки стрельбы и оружие у бывшей спортсменки-биатлонистки были великолепными. Как сообщил Владимир Красильников, солдаты не довезли эту девушку до штаба. Ее растерзали по пути».
Рассказы о девушках-снайпершах - уроженках Прибалтики или украинках, россиянках, воюющих на стороне чеченских боевиков, я слышал не раз. И в Чечне и за ее пределами. Их наши солдаты и офицеры называют «белыми колготками». Видимо, по ассоциации с легендами о Смерти, которая ходит с косой и в белых одеждах.
Но может быть еще и потому, что никто из моих собеседников никогда не встречал этих «охотниц за солдатскими душами» живыми. Говорят, в плен их не берут. Исход для женщины-снайпера, если она не погибла в бою, всегда один - осколочная граната, которую, по легенде, бросают в те самые колготки. И неважно, какого они цвета.
Правда, и с теми людьми, кто это видел своими глазами или вдруг участвовал в таком событии, мне тоже разговаривать не доводилось. Все - где-то кто-то кому-то когда-то рассказывал. Но свидетелей - нет. А здесь он известен - старший лейтенант Владимир Красильников из Чебаркульской танковой...
Я позвонил в Главное управление кадров министерства обороны: где именно служит такой офицер? Ответ кадровиков обескуражил:
- Документов на старшего лейтенанта В. Красильникова из Уральского военного округа в картотеке ГУКа нет.
Почему? Неужели и эта фамилия - миф, как и все истории с «белыми колготками»? Вскоре оказалось: нет, не «миф», Красильников - реальный, живой человек, командир разведывательного взвода в одном из танковых полков гвардейской Мозырьской ордена Ленина и ордена Суворова танковой дивизии. Ему 33 года. Воевал в Чечне несколько месяцев - с марта по август девяносто пятого года. А живет в Челябинске. Там у него квартира, мама, брат, есть телефон. Служит в двух часах езды электричкой от города - в армейском гарнизоне, действительно расположенном недалеко от Чебаркуля.
Мы созвонились, и я вылетел в командировку.
«Не спрашивайте меня об этом»
В полку Красильникова я не застал. Оказалось, у танкистов начались учения, и офицер - на полигоне. Километров тридцать от гарнизона. Пробудет там не меньше месяца. Но нам все равно удалось встретиться. В полевом лагере, где старший лейтенант со своими солдатами оборудовал палаточный городок, вкапывал столбы для полковой документации, заготавливал для печек дрова... Ночи на Южном Урале холодные.
Об истории со снайпершей он отказался говорить наотрез.
- Не спрашивайте меня об этом, - попросил офицер. - У меня и так куча неприятностей из-за этого была, в особый отдел таскали. После заметки в «Вечернем Челябинске» вызывали в ФСБ. Не хочу ничего вспоминать.
Но было это или нет?
- Да, было, - помолчав, сказал он. - В зоне нашей ответственности находился блок-пост, а возле него ближний привод аэропорта «Северный».
"Духи" его все время обстреливали по ночам. "Ближний" обеспечивал взлет и посадку самолетов. Достаточно было ухлопать двух офицеров-диспетчеров, уничтожить аппаратуру привода, чтобы аэропорт надолго вышел из стоя. И главное - диспетчерская обстреливалась не просто так, спорадическим, бесприцельным огнем, хотя хватало и этого, а очень точно. Девятимиллиметровые пули со срезанным наконечником и стальным сердечником, упакованным в разрывающуюся в теле металлическую оплетку, попадали людям в бронежилет как раз в то место, где сходятся кевларовые защитные пластины, или в бедро, где проходит артерия. Человека не удавалось спасти, - он просто истекал кровью. Каждую ночь так гибло по одному - два солдата или офицера. И они поняли: стреляет профессионал, снайпер.
Старшему лейтенанту Красильникову, он служил в Грозном помощником начальника разведки в 205-й мотострелковой бригаде, приказали найти и обезвредить снайпера. Трое суток прочесывал офицер со своими солдатами склоны Терского хребта, которые возвышались над аэродромом, яблоневые сады, примыкающие к ближнему приводу. Нашел тропинки, по которым проходили через минные поля боевики, несколько снайперских лежанок.
В том числе и на деревьях.
Бросилось Красильникову в глаза и то, что среди следов, оставленных тяжелыми мужскими ботинками, попадались и небольшие, от легких кроссовок. На деревьях были именно они и принадлежали снайперу. Но кто их оставил мальчишка, женщина, - терялся в догадках старший лейтенант.
Потом была засада и короткий бой. Разведчикам удалось перебить шестерых охранников и захватить в плен снайпера. Им оказалась невысокая миниатюрная светловолосая женщина, лет двадцати пяти. В подогнанном по фигуре армейском камуфляже и белых адидасовских кроссовках. На прикладе ее суперсовременной бесшумной снайперской винтовки "Винторез", о которой Красильников только слышал, но никогда не видел, так как в войсках ее нет, оказалось пятнадцать насечек. По числу убитых солдат, поняли разведчики.
Еще не остывший от ночного боя, он спросил у нее:
-Откуда ты?
-Из Челябинска,- ответила женщина.
-Откуда, откуда? - переспросил кто-то из окруживших их разведчиков.
-Из Челябинска,- повторила она.
И тут же чей-то автоматный приклад врезался в ее лицо.
-Отойди, командир, не мешай, - прохрипел кто-то из солдат. И разведчики потащили снайпершу за ноги к замаскированным в овраге БМПешкам. Взревели двигатели и...
-Я не знаю, - говорил мне Красильников. - Точно она из Челябинска или нет. Может, придумала себе эту легенду. Документов при ней все равно никаких не было. Только все мои разведчики - родом из Челябинска, Миасса, Южного Урала. Такой подлости от "землячки" они не смогли перенести. А может все дело - в состоянии аффекта от только что пережитого боя. Не знаю. Об этом лучше спрашивать у врачей-психотерапевтов, а я об этом ни думать, ни вспоминать не хочу.
«Он был очень добрым и заботливым сыном»
Маргарита Васильевна Красильникова, мама старшего лейтенанта, рассказывала мне, что оба ее сына, и старший Володя, и младший Олег, как многие мальчишки в их дворе, всегда мечтали быть офицерами. И дело тут не в семейной традиции. В пяти минутах от дома - Челябинское танковое училище. Все свободное время они проводили на его спортгородке, в парке боевой техники или на заборе, разглядывая, как шагают строем курсанты под музыку военного оркестра.
Первым в училище поступил Володя. Потом, в год его выпуска, в 1984-м Олег. Служить лейтенанта Красильникова послали в Монголию, на станцию Шива-Гоби у китайской границы, где стояло пять войлочных юрт. От них только до Улан-Батора по безжизненной пустыне надо было добираться на узкоколейке целые сутки. Жена туда с ним не поехала, осталась с ребенком в Челябинске. Но он не унывал. Служба захватила молодого офицера, тем более, что ему выпало командовать взводом разведки.
Через год его взвод стал отличным. Лейтенанта направили на капитанскую должность в некогда знаменитый учебный Брежневский полк под Читу, в Песчанку. И снова взвод отличный.
Володя становится командиром роты в Гусиноозерске. Выводит в отличные и ее. Командующий Забайкальским округом генерал Бурлаков спрашивает: где хочешь служить, лейтенант? В Афганистане, отвечает Красильников ("Я очень рвался в "Афган", говорил он мне, фанатом этого дела был"). Но в "ограниченный контингент" он уже опоздал. Наступил 1989 год, и войска из Афганистана вывели. Но Красильникова все же не забыли - направили служить, как поощрение, в Южную группу войск, в Венгрию.
В Цеглед с ним поехали жена и сын. Но через год начался вывод наших войск и из Южной группы. Отдельный разведывательный батальон, где старший лейтенант Красильников командовал ротой, попал под сокращение. Кадровики предложили ему должность в Волгограде, но предупредили, что жить придется в палатке. Квартир в гарнизоне нет и, когда начнут строить, не известно.
Жену палаточная романтика не прельстила, она уехала в Челябинск, к маме. Володя тоже разозлился, отказался от оформления капитанского звания, которое вышло ему к тому времени, и написал рапорт об увольнении в запас, по сокращению штатов. (Вот почему его документов и не оказалось в картотеке действующих офицеров ГУКа). А в тот год такое увольнение давало шанс получить квартиру от государства.
Квартиру он в Челябинске получил, но найти себя в "гражданской жизни" не смог. Побывал и монтажником на заводе, и инструктором физкультуры, и еще Бог знает, кем. Ничего не получалось. Начались нелады в семье. Товарищи по двору привели его в ОМОН. И там он впервые за всю свою армейскую службу в буквальном смысле оказался под огнем.
Случилось это в октябре 1993-го возле осетинского поселка Верхний Ларс на блокпосту у реки Терек на Военно-Грузинской дороге. Там Челябинскому ОМОНу поручили встать между двух враждующих сторон, осетинских боевых отрядов и таких же ингушских ("Когда вмешиваешься в чью-то драку, говорит Красильников, тумаки получаешь с обеих сторон"). Кто вел огонь той ночью по их блокпосту, Красильников не знает до сих пор. Потом нашел в горах несколько пулеметных гнезд. Но эйфорию, которую испытал после боя утром, когда остался жив после той бешенной перестрелки, не может забыть и сейчас.
-Представляете, - говорил он мне, - утро в горах. На одном склоне ущелья еще темнота - ночь, на другом - уже свет во всю играет. Ты стоишь между светом и тенью, автомат еще раскален от стрельбы, а ты - Живой.
-Я не знаю, что там чувствуют наркоманы, - говорил он, - но ощущение этой тонкой грани между жизнью и смертью, неимоверного накала всех чувств, резкого их обрыва, когда смолкли пулеметные и автоматные очереди, грохот гранатных разрывов и наступила оглушающая тишина. Опустошение. Сознание, что ты после всего этого дышишь, живешь, не умер и даже не ранен - непередаваемо. Такого я не испытывал никогда, даже в любви.
В Северной Осетии Красильникова контузило первый раз.
Он подлечился и опять поехал туда, в 1994-м. Вернувшись из Владикавказа, уволился из милиции и восстановился в армии, командиром взвода разведки в 167-м танковом полку. И тут же запросился воевать в Чечню.
- Я умоляла его не ехать, - говорила мне Маргарита Васильевна. - Младший Олег (он тоже уволился из армии и служит в ОМОНе), трижды был в Чечне. Ты - дважды в Осетии. Не дай Бог никому ждать сыновей с войны, она столько раз прошлась по моему сердцу. А он отвечает: ты знаешь, мама, каких мальчишек туда присылают, они ничего не умеют, даже из автомата стрелять. У них ведь тоже есть свои матери, и тоже ждут их, как и ты. А кто научит их чему-нибудь, кто защитит от чеченской пули, если не такие профессиональные военные, как я?!
- Знаете, - говорила мне мать Володи, - он был таким добрым, заботливым сыном. А последний раз вернулся, - весь изранен, контужен. Заикается. По ночам кричит, кем-то командует и страшно матерится. У него сильные головные боли, такие, что он места себе не может найти. Я уже его и к психотерапевту водила, не помогает. Вскипает ни с того ни с сего. Пить стал. Раньше только за компанию, с друзьями, рюмку-другую. А сейчас будто заливает что-то в себе. Мне страшно. Я очень боюсь за него. Может это происходит еще и от унизительного положения, что живет он на мою стариковскую пенсию, на сигареты у матери "стреляет", - получку ему почему-то не платят с августа прошлого года. Представляете, девять месяцев офицерской службы без копейки зарплаты? На полевой выход с такой радостью поехал. Говорит, там меня хотя бы кормить будут. В какой армии это еще может быть?
"Я хочу еще раз поехать туда, может в последний раз"
Из Чечни старший лейтенант Красильников уехал досрочно. Вместо шести месяцев прослужил там только пять. Мне он сказал, что это произошло потому, что у него не сложились отношения с начальником штаба 205-й бригады, к которой он был прикомандирован, подполковником Биляцким.
А один из самых близких друзей Володи и его тезка майор милиции Филичкин, который тоже не раз бывал в Чечне, утверждает, что это произошло из-за той снайперши. Что из-за истории с ней Красильникова даже разжаловали из капитанов в старшие лейтенанты.
Но Красильников рассказывает о другом.
- Я поехал домой в краткосрочный отпуск и на пару дней слегка задержался. По уважительным причинам. Отец был парализован, да и у мамы - приступ гипертонии, осложненный сахарным диабетом. Комендант города разрешил мне побыть с ними, подписал необходимые документы, поставил печать. А в это время в бригаду прислали нового начальника разведки, майора Завгороднего.
- Он в настоящем бою-то никогда не был, - говорит Владимир, - командовал разведчиками разве что на полигоне. Вот, как у нас в полевом лагере, показуху устраивал. А тут пришлось вести роту в горы. И сделал он это без подготовки, без выяснения, есть там "духи" или нет, а если есть, то где и сколько. В общем, закончилось все очень плохо. Точные цифры я вам не буду называть, но практически тридцать процентов солдат и офицеров осталось на тех камнях. Майора, конечно, отстранили от должности. А меня, когда я приехал, Билецкий при всех обозвал "трусом и дезертиром", пригрозил уволить, как-будто я знал, что на момент моего возвращения запланирована такая операция и этот придурок поведет людей в горы.
Красильников начал оправдываться. А Биляцкий ему заявил:
- Был бы ты, мы бы не потеряли столько ребят.
Но война не знает сослагательных наклонений. Через несколько дней подорвался на мине один из солдат роты разведки. Вышел из блокпоста по нужде и почему-то побрел не к оборудованному в окопе туалету, а в поле, где стояли противопехотные мины. На аэродроме, когда бригада прощалась с погибшим, Биляцкий, весь на нервах, приказал Красильникову идти в отдел кадров, оформлять свое увольнение.
За него заступился комбат одного из мотострелковых батальонов.
-У меня под Бачи-Юртом в роте остался один лейтенант, только училище закончил, несколько десятков человек и из десяти БМП лишь две "ходячие" машины. Дай мне Красильникова на усиление.
Там, под Бачи-Юртом он и напоролся на мину. Ехал на БМП через "зеленку" прикрывать солдат, набирающих для роты в ущелье воду из родника, и под правым катком его БМПэшки взорвалась "итальянка". Его швырнуло с башни в кювет. Он рассказывал мне, что летел долго-долго, как во сне, но удара об землю даже не почувствовал, хотя весит больше семидесяти килограмм, и сразу провалился в темноту. Следом за ним вылетел, выброшенный из люка, механик-водитель.
-Нам очень повезло, - сказал Красильников, - что мина оказалась под правым, а не под левым катком, иначе обоих размазало бы по броне.
От госпиталя он отказался. Всего в крови, в бинтах и с пластырем на разорванной ноздре, с раскалывающейся от контузии головой его привезли в бригаду. Подполковник Беляцкий бросился его обнимать.
-Рад, Володя, что ты жив. Будешь представлен к награде.
Красильникова взорвало:
-То ты меня увольняешь, то к награде представляешь. Я не пешка, а человек и офицер, и не позволю, чтобы со мной так играли. Хочешь увольнять, - увольняй к чертовой матери.
Через день его отправили домой. Порезали и выбросили расчетную книжку, по которой он получал свое денежное содержание, выдали ему на руки приказ об увольнении в запас "по несоответствию занимаемой должности." ("Дикость какая-то, говорит Красильников, если я не соответствовал должности помощника начальника разведки, то хотя бы дали роту или взвод").
Но в Челябинске оказалось, подполковник Беляцкий из 205-й бригады не имел права увольнять его в запас. Старший лейтенант Красильников - офицер Уральского военного округа и только командующий этим округом может распорядиться его судьбой.
"Иди служить", приказал ему командир. И Красильников служит. Встает каждое утро в половине шестого и отправляется электричкой в часть, вечером к десяти-одиннадцати возвращается домой. И не получает ни рубля.
- Я понимаю финансистов, - говорит он мне, - нет расчетной книжки, нет и денег. Но если я уволен, что делаю в этом полевом лагере? Если не уволен, то почему мне денег не платят? У меня была семья - жена, сын, но как я к ним буду приходить, если мне не на что даже шоколадку Дениске купить? Неужели оформлять себе новые служебные документы должен я сам?
Заместитель командира дивизии по воспитательной работе, (по старым штатам - начальник политотдела) полковник Владимир Гура с удивлением узнал от меня, что подчиненный ему офицер скоро год как не получает ни рубля. Пообещал помочь старшему лейтенанту Красильникову. Поможет ли, - это вопрос.
В полевом лагере Красильников знакомил меня со своими однокашниками. Один из них - майор, командует батальоном, на днях станет подполковником. Двое других тоже майоры - заместители комбата. Он за пятнадцать календарных лет службы и почти двадцать в льготном исчислении, за три командировки на войну так и остался старшим лейтенантом. Неужели действительно "отработанный материал", как сказал его друг майор милиции Владимир Филичкин?
А старший лейтенант Владимир Красильников сказал мне, что снова рвется в Чечню.
-Зачем тебе это надо? - спросил его я.
-Мне тошно здесь, - ответил он. - Опять учим солдат воевать: танки в линию, за ними БМП, потом пехота. Главное, чтоб красиво было, как на параде. А там все другое. Там настоящая война. И я там нужен. Я хочу, чтобы мои солдаты умели побеждать. Это неправда, что бои уже закончились. В горах хватит огня надолго и уходить оттуда нам нельзя, потому что это наша земля, ее мои предки, казаки, завоевывали. А уйдем, будет такая же резня, как после нас в Афганистане.
-Я не знаю, как это сформулировать, - говорит старший лейтенант. - Но у меня здесь нет такого притока адреналина в кровь, как там. Может, это, как наркотик, не знаю. Я хочу еще раз поехать в Чечню, может в последний раз, чтобы еще раз испытать миг возвращения домой с войны. Это самое большое счастье, которое я знаю.
- А если не вернешься? - спросил я.
- Маму жалко, - помолчав, ответил он. - Она этого не переживет.
Челябинск-Москва
