В мае 1881 года в Москве и Петербурге торжественно отмечали пятидесятилетие научной деятельности Пирогова. Сам Николай Иванович торжества не любил, но ученики уговорили, и семидесятилетний хирург выбрался из своего украинского имения в столицу. Ходил он уже тяжело, и потому преданные ученики носили его из одного зала университета в другой в кресле.
Вернувшись в Вишню, Николай Иванович записал: «Ни Склифосовский, Валь и Грубе, ни Бильрот не узнали у меня ползучую раковую язву слизистой оболочки рта. Иначе первые три не советовали бы операции, а второй не признал бы болезнь за доброкачественную. Пирогов. 1881 г., окт. 27».
Через 26 дней великий хирург скончался.
Призвание по нужде
Николай Иванович Пирогов родился 13(25) ноября 1810 года в Москве. Всего у его родителей было четырнадцать детей, выжило шестеро, и родившийся тринадцатым Коля оказался младшим.
Семья не бедствовала, во время войны 1812 года имущество не пострадало, и дети воспитывались в ожидании обычной дворянской жизни: девочки - замуж, мальчики - по военной линии. Беда пришла неожиданно. Отец Николая служил государственным казначеем, в 1822 году его заместитель скрылся с тридцатью тысячами казенных денег. Казнокрада искали и не нашли, и недостачу решили повесить на Пирогова. Распродано было все, долг государству вернули, семья бедствовала, денег не было даже для оплаты Колиной учебы, и в четырнадцать лет ему пришлось оставить гимназию.
Выручил друг семьи, известный врач и профессор Московского университета Евгений Мухин. Напомнив, что Коля с детства проявлял интерес к медицине, он предложил ему поступать на медицинский факультет Университета. Дело это было не дворянское, но другого не оставалось, и, приписав себе два года, Николай написал прошение о поступлении. Когда его приняли, отец на радостях накупил пирожных, и семья впервые за два года наелась сладкого.
Вскоре, однако, старший Пирогов умер, и Николаю пришлось взять заботу о семье на себя.
Быть человеком
«Как я или лучше мы, - писал по прошествии многих лет Пирогов, - пронищенствовали в Москве во время моего студенчества, до сих пор остается для меня загадкой».
Но, пожалуй, именно эта нищета помогла Пирогову принять медицину своим призванием. На факультете предоставлялась хорошая возможность подработки, и все, заработанные в анатомичке деньги молодой человек относил матери. Там же он получил и бесценный опыт, убедивший его в правильности выбранной профессии.
Уже потом, будучи попечителем учебных заведений, Николай Иванович вспоминал о своих сомнениях и делал вывод: главное - вырасти человеком, и тогда любую профессию ты сможешь сделать своей. В это понятие Пирогов вкладывал веру в Бога и желание работать. Университет он окончил одним из лучших по успеваемости.
Для получения профессорского звания Пирогова направили в Юрьевский университет в Тарту, где он проработал пять лет. Темой его диссертации стала перевязка брюшной аорты, которая до него была сделана только однажды - английским хирургом Эстли Купером. У Купера пациент умер, а все десять пироговских выжили. Когда англичанин ознакомился с диссертацией Николая Ивановича, то заявил, что, если бы пришлось снова оперировать, сделал бы все так, как делает русский.
На учебу в Европу Пирогов ехал уже известным хирургом.
Чистые руки
Немецкая практика состояла из двух этапов: в берлинской клинике «Шарите» (нам больше известной потому, что именно там лежала радистка Кэт из «Семнадцати мгновений весны») и практики в центральном госпитале Геттингена.
Берлин Пирогов вспоминал неохотно. «Шарите» тогда руководил некий Руст, считавший себя оракулом от медицины. Сохраняя в чистоте свои руки, он на глазок определял хвори поступавших в госпиталь больных и, если диагноз не совпадал, убирал пациентов с глаз долой - умирать в отдельно стоявшем корпусе. Пирогов сделал вывод: «Для угадывания необходимы знания, одной убежденности в своей правоте недостаточно».
Зато в Геттингене Николай Иванович познакомился с профессором Лангенбеком, на долгие годы ставшим для него образцом настоящего хирурга. Он научил его чистоте хирургических приемов, как приспосабливать движения ног и всего тела к действиям оперирующей руки. И главное: никогда не браться за операцию, если до того не испробованы все терапевтические методы. Лангенбек ненавидел медлительность и требовал быстрой, четкой и ритмичной работы. Он приходил на операцию всегда с чистыми руками и принимался за нее только после того, как повторит с ассистентами всю последовательность действий. «Лангецбек, - вспоминал Пирогов, - научил меня не держать ножа полной рукой, кулаком, не давить на него, а тянуть как смычок, по разрезываемой ткани. И я строго соблюдал это правило во все времена моей хирургической практики...»
Много позже уже сам Пирогов заметит, что, если рану больного продезинфицировать, а оперировать его вымытыми перед этим руками, рана заживает много быстрее. Сейчас трудно в это поверить, но до Николая Ивановича хирурги руки между операциям не мыли, а перевязывали больных бинтами, оставшимися после умерших. Гениальность Пирогова в том и заключается, что он первым сумел увидеть вещи, которые до него просто не замечали.
К гениальным открытиям Пирогова относятся и столь привычные сейчас гипсовые бинты. До него переломы фиксировали в деревянных колодках. В мастерской знакомого скульптора Николай Иванович увидел, как быстро у того застывает гипс, и уже на следующий день зафиксировал перелом вымоченными в гипсе бинтами. Вроде бы все было и до него - и гипс был, и бинты были - но для того, чтобы соединить их вместе и применить в медицине нужен был гениальный и одержимый своей профессией Пирогов.
Впрочем, одержимые люди во все времена считались неудобными в общении и неуживчивыми людьми.
«Неприятный человек»
Именно из-за этой его одержимости своей профессией Пирогов довольно долго оставался холостым. Он, конечно, влюблялся, делал предложения, но, как правило, ему отказывали. Причину отказов лучше других определил Василий Андреевич Жуковский, к внучатой племяннице которого Николай Иванович сватался. «Да что вы такое мне пишете о Пирогове?! - возмущался он в письме к родственникам, когда те сообщили ему о сватовстве. - Возможно, он и прекрасный человек, и искусный оператор, но ни о чем другом, кроме как о своей медицине думать не способен. А как жених, так и вовсе, неопрятен и противен».
И в словах знаменитого поэта и воспитателя императорских детей был свой резон. Николай Иванович мало думал о своем внешнем виде, а в жене пытался найти не столько мать для своих детей, сколько соратницу по работе. Изменился он лишь после того, как его первый брак закончился трагически.
На Екатерине Дмитриевне Березиной Пирогов женился, когда ему было уже за тридцать, а невесте не исполнилось и двадцати. Отец барышни тайком женился на ее матери, а, промотав состояние жены, бросил с малолетней дочерью в нищете. И потому первым делом после свадьбы Пирогов принялся за образование Екатерины Дмитриевны.
Он заставлял ее с утра до ночи сидеть над учебниками по медицине. Когда та чего-то не понимала, кричал, а, по некоторым свидетельствам, даже поколачивал. Из дома Катеньку не выпускали, и даже со свояченицами, жившими в том же доме, видеться разрешалось крайне редко. Поэтому когда Екатерина Дмитриевна умерла при родах второго ребенка, общественное мнение обвинило в ее смерти Пирогова.
Обвинение это было несправедливым, со внутренним кровотечением тогда бороться не умели, но и сам Николай Иванович до последних дней в смерти своей первой жены винил только себя.
Следующий раз он женился только через несколько лет на баронесса Александре Бистром. Та, уже после смерти мужа как-то сказала: «Его профессией была медицина, а моей - быть женой великого медика».
Севастополь
Но, несомненно, зенит славы Пирогова как хирурга приходится на время его работы при обороне Севастополя.
Он уже практиковал военную медицину, принимал участие в боевых действиях на Кавказе, где впервые начал оперировать раненых с эфирным обезболиванием.
Тогда же, проходя однажды по рынку, он увидел, как мясники распиливают на части коровьи туши. Пирогов обратил внимание на то, что на срезе хорошо видно расположение внутренних органов. Через некоторое время он испробовал этот способ в анатомическом театре, распиливая специальной пилой замороженные трупы. Так родилась новая медицинская дисциплина - топографическая анатомия. С помощью изготовленных подобным образом распилов Пирогов составил первый анатомический атлас, ставший незаменимым руководством для врачей-хирургов.
Когда же в 1853 году началась Крымская война, Николай Иванович счел своим гражданским долгом отправиться в Севастополь. За время его обороны было сделано 5400 ампутаций, 5000 из которых сделал лично Пирогов.
В те дни Николай Иванович проявил себя и великолепным организатором. Его система состояла в том, что все раненые делились на пять категорий: «безнадежные и смертельно раненые; тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи; тяжело раненые, требующие также неотлагательного, но более предохранительного пособия; раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие необходимо только для того, чтобы сделать возможною транспортировку; и, наконец, легко раненые, или такие, у которых первое пособие ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно сидящей пули».
Введение такой системы позволяло сосредоточить врачебные силы на первоочередных делах, что в суматохе Севастополя было просто необходимо.
Сам Пирогов потом вспоминал: «Я убежден из опыта, что к достижению благих результатов в военно-полевых госпиталях необходима не столько научная хирургия и врачебное искусство, сколько дельная и хорошо учрежденная администрация. К чему служат все искусные операции, все способы лечения, если раненые и больные будут поставлены администрацией в такие условия, которые вредны и для здоровых... От администрации, а не от медицины зависит и то, чтобы всем раненым без изъятия и как можно скорее была подана первая помощь, не терпящая отлагательства...
Часто я видел, как врачи бросались помочь тем, которые более других вопили и кричали, видел, как они исследовали долее, чем нужно, больного, который их интересовал в научном отношении, видел также, как многие из них спешили делать операции, а между тем, как они оперировали нескольких, все остальные оставались без помощи, и беспорядок увеличивался все более и более... Без распорядительности и правильной администрации нет пользы и от большого числа врачей, а если их к тому еще мало, то большая часть раненых остается вовсе без помощи".
И, конечно, нельзя не сказать о том, что Пирогов первым в мире во время обороны Севастополя организовал женский уход за ранеными в районе боевых действий. За рубежом потом пытались приписать первенство в этом деле англичанке Нейтингель. На что Николай Иванович в письме баронессе Раден отмечал: «Крестовоздвиженская община сестер попечения о раненых и больных» была учреждена в октябре 1854 года, а в ноябре того же года она уже находилась на фронте. О мисс же Нейтингель и "о ее высокой души дамах" мы в первые услышали только в начале 1855 года. Русские не должны дозволять никому до такой степени переделывать историческую истину. Мы имеем долг истребовать пальму первенства в деле столь благословенном и благотворном и ныне всеми принятом».
Человек красит место
После падения Севастополя Пирогов вернулся в Петербург и был принят взошедшим на престол Александром II. Не смотря на уговоры влиятельных друзей, он не смог удержаться и доложил императору о бездарном руководстве армией князем Меньшиковым. Такая смелость молодому царю не понравилась, и с этого момента Николай Иванович впал в немилость.
Героя Севастополя уволили со всех занимаемых им должностей, и общественное мнение возмутилось. Ушинский писал: «Может ли быть, чтобы такие люди долго оставались без дела, когда каждый день их жизни, потерянный для государства, есть величайшая потеря, потер, ничем не вознаградимая?»
Тогда Пирогова назначили попечителем Одесского и Киевского учебных округов. Власти надеялись, что вдали от столицы Николай Иванович успокоится, но он и тут попытался изменить существовавшую систему школьного образования.
Осенью 1859 года на Подоле в Киеве была открыта первая воскресная школа. А император получил письмо, в котором Пирогов доказывал, что все люди талантливы одинаково, и в университеты необходимо принимать не только детей дворян, но и крестьян, и евреев, и поляков. Возмущенный Александр, швырнув письмо Пирогова министру образования, проговорил: «Этот лекарь хочет открыть в России университетов больше, чем кабаков!»
18 марта 1861 года Пирогов был высочайше уволен с поста попечителя «по расстроенному здоровью». Издаваемый в Лондоне «Колокол» писал: «Отставка Н.И.Пирогова - одно из мерзейших дел России дураков против Руси развивающейся».
Отставка гения
Пирогова уволили в пятьдесят, он был полон сил и, несмотря на гонения, был готов послужить родине. На какое-то время он поселился в купленном женой имении Вишня под Винницей, но необязательная жизнь помещика его - человека «миру обязанного» - не устраивала. Он организовал больницу, в которую съезжались люди не только из ближайших мест, но и со всей России. Именно тогда его прозвали «чудесным доктором», то есть доктором, творящим чудеса.
К этому времени Пирогов уже был членом нескольких иностранных академий и, невостребованный на родине, выезжал с лекциями в Европу.
После возрождения так называемого «профессорского института» ему предложили взять шефство над русскими учеными, обучающимися за рубежом. Среди опекаемых Николаем Ивановичем были ставшие потом знаменитыми физиолог Ковалевский, биолог Мечников, историк литературы Веселовский...
Но и этого Пирогову было мало. Оставив в Гейдельберге жену и детей, он колесит по Европе, изучая состояние высшего образования и излагая свои наблюдения в обширных статьях, так называемых «Письмах из Гейдельберга».
Умер Николай Иванович Пирогов 23 ноября (5 декабря) 1881 года. Газеты писали: «Удивительно то, как человек таких лет и чинов сумел сохраниться во всей своей чистоте и глубине, да при том еще у нас в России».
Владимир КРЕСЛАВСКИЙ, газета «Наше время» - специально для РИА Новости
