Одна из самых распространенных иллюзий состоит в том, что всегда можно договориться.
Вера человека в силу логики, убедительность аргументов, согласование интересов непоколебима. История век за веком демонстрирует, что люди заблуждаются относительно себя самих и переоценивают рациональное начало в собственной психологии, а человечество забывает исторические уроки, как программу начальной школы, и безусловно полагается на свой разум. Снова и снова оказывается, что эмоции, предрассудки, фантазии, страсти и, наконец, вера сильнее расчета, трезвого анализа, реалистического осмысления, холодного знания и даже прямой выгоды. Но всякий раз, когда примитивный материализм - а другого не бывает - терпит позорное поражение, и стратегия построенного на его основе общества оказывается несостоятельной, немедленно находятся беззаветные рыцари, последние герои, защищающие до последней капли рассудка картину мира, в которой нет ничего, кроме денег и их дележа.
Возник и рухнул в середине прошлого века фашизм - все дело, оказывается, было в интересах крупного капитала (вариант - мелкого лавочника) и в борьбе за ресурсы. Без малого столетие просуществовала утопия, сделавшаяся в момент своего возникновения антиутопией, достигшая в этом качестве величия и рассыпавшаяся сама собой - да это нефть подешевела, объясняют мыслители, в представлении которых вселенная вполне описывается четырьмя правилами арифметики. Вот уж победил, вроде бы, атеизм, секулярное устройство общества неудержимо распространяется по земле, глобализм торжествует, как вдруг вспыхивают межрелигиозные конфликты и разрастаются до вполне очевидных межцивилизационных - опять нефть, что ж еще, кроме нефти, твердят, закрыв для верности выводов глаза, материалисты.
То, что сама их преданность материалистической версии никак не объяснима в рамках материализма, даже самые широко мыслящие из них не замечают - потому что не хотят замечать. Их собственная иррациональная приверженность рациональному ничего им не доказывает, хотя на любой непредвзятый взгляд как раз доказывает их полнейшую неправоту.
Неистребима склонность человека верить - именно верить, вот где главное противоречие - в возможность поделить земные сокровища справедливо, по-честному, ко взаимному удовольствию и на том успокоиться, договорившись, что теперь всем хорошо. А если пока договориться не удалось, то, значит, плохо делили, не смогли убедить одних отказаться от лишнего, а других - удовлетвориться доставшимся. Территориальные притязания свести к компромиссу «вы нам тут немножко отдадите, а мы вам там немножко уступим», монопольные возможности ограничить международными правилами, а всякие национальные самолюбия, исторические обиды и потакающие им программы маниакально властолюбивых вождей вовсе исключить, как пережитки проклятого нерационального прошлого...
Как бы не так. Не выходит каменный цветок исключительно разумного миропорядка. Пробивают асфальт глобальной материалистической цивилизации поганки безумных идей и массовых иллюзий. Уродуют прекрасно стриженный газон материального прогресса мерзкие сорняки беспричинной злобы, беспредметной зависти, бессмысленного и беспощадного бунта, к которому, как выяснилось, склонен не только русский народ.
Почему кипит и брызгает обжигающими каплями терроризма мусульманский Юго-Восток? Ведь любому здравому человеку понятно, что материальные проблемы этой части мира более или менее разрешимы именно на пути взаимодействия с христианским (точнее, считающимся по традиции христианским) Северо-Западом. Сотрудничество в течение второй половины прошлого столетия, даже прерываемое выплесками еще только разогревавшейся тогда ненависти, изменило к лучшему повседневные условия существования почти во всех исламских странах, дав доступ людям к современной технике, медицине, коммуникациям; в то же время оно обеспечило постиндустриальное развитие так называемого Запада, требующее небывалого расходования энергоресурсов. Ну, так и жили бы себе - нет, не получается. Нефть-то, выходит, не главное: Запад обвиняют не в ее расхищении, прежде всего, а во всяческих совершенно не экономических преступлениях - в разрушении традиционной культуры, правильного исламского образа жизни и просто в самом существовании этого «большого сатаны». Допустим, что бешеные шейхи и отчаянные президенты ломают комедию, а на самом деле жаждут все той же нефти (в обобщенном смысле, как прежде говорили «злато» про всякую корысть). Но и при таком допущении материальному отводится тайная, а не первая роль: народы-то не за нефть идут убивать неверных, не за нефть взрывают себя шахиды, а за идею. И с другой стороны, со стороны предельно приземленного, почти полностью «материализовавшегося» Запада, любые массовые движения совершаются не во имя дальнейших успехов в потреблении фаст-фуда и мобильников, а во имя либерализма, демократических ценностей и национального самолюбия. Черта с два Бушу удалось бы сделать все, что он сделал, предлагая американцам только прагматические резоны; и сейчас он не имел бы те неприятности, которые имеет, если бы одной прагматики его избирателям было достаточно.
Люди постоянно действуют вопреки своим практическим интересам и материальной выгоде - вот реальность. Истинный материализм, существуй он, не мог бы не считаться с тем, что мотивы человеческого поведения нематериальны в главном - вот трезвость.
И нечего далеко ходить, у нас у самих полно проблем, сущность которых не в нефти, не в дележе сырья, не в технологической отсталости, выгодной мощным властно-финансовым группам, и даже не в материальном уровне жизни большинства населения. Все, что происходило и происходит на Северном Кавказе, а теперь просто на Кавказе, объясняли и объясняют все той же нефтью (обобщенно-условной). Называют при этом ее по-разному: политико-экономическим влиянием, целостностью страны, геополитическими интересами, а суть имеется в виду одна - дележ больших денег между элитами и оставшейся мелочи между народами. Но это слепота, в пользу которой сделан подсознательный выбор: видеть истину неприятно, потому что она, во-первых, не позволяет дать исчерпывающие и простые объяснения, во-вторых, в видимой дали проглядывает тупик. Оскорбленные национальные самолюбия, униженные исторические мифы, религиозную нетерпимость (свойственную всем религиям, пока они сильны) - все это не успокоишь даже самым справедливым и обоюдно выгодным дележом территорий, договоренностями о пошлинах и ценах на энергоносители. Каждый человек в отдельности и целые народы воодушевляются на крупные поступки и исторические действия великими и бессмысленными с практической точки зрения страстями. Прекрасный романист и умнейший публицист из Петербурга Александр Мелихов называет эти страсти национальными грезами - вероятно, это самое точное, выразительное и сильное определение нематериальной подкладки вполне материальных событий.
А относительно грез, противоречащих и даже враждебных друг другу, договориться никак невозможно.
«- Стреляйте! - отвечал он, - я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места...»
Это сцена дуэли из «Героя нашего времени». В ней больше про отношения между людьми, чем в любом нынешнем социально-политико-экономическом анализе. Такие люди - не только герои, но и обычные персонажи любого времени, и нашего тоже. Такие люди, объединенные в народы, общественные группы, партии и конфессии, чувствуют и действуют по все тем же законам страсти, а не логики, по сей день. Увы, вероятно, будут и всегда так чувствовать и действовать.
И только две возможности есть для каждого - стерпеть, смириться и выйти из схватки, либо драться до результата, поскольку «вдвоем нет места». Смирение возможно для отдельного человека, более того: по сути дела, оно есть единственное условие его духовного выживания. Но смирившиеся народы из истории всегда прежде исчезали...
Собственно, всякое смирение предполагает неучастие в конфликте, который есть любая общественная жизнь. Даже и в дискуссии о жизни. Даже в компромиссе.
Александр КАБАКОВ, издательский дом «Коммерсантъ»
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
