Обозреватель РИА Новости Анатолий Королев.
Выставка художника-авангардиста Эрика Булатова в Третьяковской галерее окончательно отменяет прежний образ престижной галереи как собрания (по преимуществу) реалистической живописи.
Основатель галереи московский купец Павел Третьяков начинал свое собрание с полотен передвижников, с социальных картин и только постепенно расширил свою коллекцию.
Но этот процесс был ой как непрост.
Характерна история с полотном Валентина Серова «Девушка, освещенная солнцем». На картине, свежей кистью гения, действительно нарисована только девушка, освещенная солнцем сквозь зелень летней листвы... солнечные пятна падают на ее розовое лицо и молочные руки живописной сенью красоты. И что же! Этот импрессионизм вызвал ярость реалиста Маковского, который вбежал в кабинет Третьякова и бешено крикнул: с каких пор вы стали собирать картины в пятнах от сифилиса, Павел Михайлович!
Одним словом, Третьяковская галерея всегда была бастионом традиции, оплотом правдивости и только в последнее время лед тронулся, и в филиале Третьяковки публика увидела живопись авангардистов, выставки соц-арта, и даже короля поп-арта Энди Уорхола.
Выставку Эрика Булатова можно вполне сравнить с явлением Уорхола. Надо сказать по секрету, что Третьяковка обычно не устраивает персональных экспозиций живущим мастерам, обычно лавры масштабной выставки украшают память художника.
Булатова Третьяковка увенчала при жизни.
Сам мастер прилетел на открытие в Москву из Парижа, где живет уже долгие годы.
Свою ретроспекцию Булатов назвал энергично и просто «Вот!».
Вот я.
Вот вам.
Вот вам мое «вот»!
Здесь собраны картины Булатова из 29 (!) домашних собраний. Всего представлено 150 картин мастера, плюс его рисунки. Кроме личных коллекций экспозицию в Москве поддержали запасники Центра Жоржа Помпиду, музея Людвига, музея Зиммерли и др.
Увы, в собрании самой Третьяковки имеется всего лишь одна единственная картина Булатова, написанная в 1965 году и купленная галереей два года назад.
Бывший подпольщик андеграунда Булатов крайне необычный художник, его интересует исключительно пространство картины, куда он продвигается с помощью, например, плакатных букв. Буквы, слова, слоганы, лозунги придают его произведениям исключительную энергию вербальной атаки на пространство российской действительности. Он устроил обручение коммунистического плаката с реальностью. Скажем, герб СССР вместо заходящего солнца или маршальский шеврон от брючины, наклеенный на холст вместо линии горизонта. Работая с этими объектами, Булатов добивается от зрителя активной реакции - ты против силы втягиваешься в полотно, ты - соавтор творческого акта, и вместе с мастером взрываешь махровый сталинский стиль.
Как ни странно, для решения столь авангардных визуальных задач русский авангардист опирается на опыт старых мастеров. И давно. Первый его кумир - Леонардо да Винчи. Так переехав в Париж, Булатов провел долгие часы перед «Джокондой» («для меня смотреть живопись это работа, устаю страшно») изучая, как Леонардо работал с пространством. Кстати, лучший анализ Джоконды принадлежит именно Булатову. Он сверхтонко объяснил феномен улыбки Моны Лизы - «она не улыбается, а вот-вот улыбнется», и разобрался в эффекте оживающего портрета, который у Леонардо искусно расслаивается на две части - «падающий фон и взлетающее лицо».
Короче, Булатов не столько дитя советского протеста, сколько сын Ренессанса. Джоконда, (а не компартия) вскормила его собственной грудью.
Отдадим должное устроителям выставки: Третьяковка почувствовала в мастере эпатажа родственную душу, дух художника-традиционалиста, который стоит на коленях перед тайной.
Мнение автора может не совпадать с позицией реда
