Обозреватель РИА Новости Анатолий Королев.
Решительное обновление зрительской стратегии, которое предприняла директор музея изобразительных искусств им. Пушкина Ирина Антонова, заслуживает всяческой поддержки.
Все-таки, то, что задумал основатель музея профессор Иван Цветаев и то что, в конце концов, получилось, грешило духовной эклектикой, которую требовалось преодолеть и давным-давно.
Что задумал и осуществил Цветаев, открывая музей Изящных искусств в 1912 году? Он создал исполинский лекторий, где посетитель мог познакомиться с копиями всех великих произведений мировой европейской скульптуры: вот Давид работы Микеланджело, рядом, в пяти шагах, конная статуя кондотьера Гаттамелатты, тут же фризы греческого Парфенона. В реальности оригиналы не видят друг друга, Давид украшает площадь Флоренции, кондотьер восседает в Милане, Парфенон возвышается над Афинами. Цветаев собрал эти и другие шедевры - пусть в гипсовых копиях, пусть! - в одном месте. И этот пафос просвещения придал тогдашнему музею уникальный характер: каменная библиотека культуры.
Оригинальных картин в экспозиции Цветаева было только 9 полотен!
Но уже через 5 лет положение бесповоротно изменилось.
После революции, большевики национализировали все личные собрания бывшей империи и только в цветаевский музей были переданы 500 тысяч картин! В 1924 музей был открыт для посещения, отныне его исполинское собрание равнялось по размаху и сумме шедевров собраниям Лувра. Обилие подлинников разрушило концепцию просвещения. Оригиналы вступили в противоречие с гипсовым собранием копий.
Это противоречие, увы, сохраняется до сих пор.
Знатоку трудно переварить глыбы гипса, призванные когда-то образовать необразованность. А залы, спроектированные архитектором Клейном для церемониального шага мимо скульптур, не годятся для кропотливого изучения картин.
Кроме того, в концепции нового музея была еще одна тайная несправедливость. Большинство частных собраний, оказавшихся в руках большевиков, носили черты личных пристрастий коллекционера. Особенно это касается знаменитых собраний Сергея Щукина и Ивана Морозова. Первый собрал уникальную коллекцию из шедевров раннего Моне, Сезанна, Ренуара, Матисса, Пикассо, и особенно Поля Гогена. В коллекции Щукина собралось 222 шедевра, которые собиратель развешивал в столовой или в гостиной своего особняка в Знаменском переулке по принципу гармонического контраста. Больше того, он пригласил молодого Матисса в Москву (это был первый успех для французского дебютанта) и заказал ему картины для дубовой лестницы. Так были созданы два шедевра «Танец» и «Музыка».
Такой же уникальной физиономией вкуса отличалось и коллекция Морозова, который, например, обожал Ван-Гога и Боннара и специально для панно последнего построил концертный зал в своем доме, где картины удачно вписались размерами в интерьер.
Короче, собранные по принципу личного вкуса, картины позднее были вписаны в концепцию просвещения публики, и были разорваны от гармоничного соседства. Особенно эти разрывы отразились на картинах Анри Матисса, который, приехав в Москву, сам перевесил свои картины в зале у Щукина и добился потрясающего эффекта.
Сегодня ГМИИ им. Пушкина возвращается к концепции единства частных коллекций.
Все картины переместились из главного корпуса в корпус личных коллекций, построенного архитекторами МНИИПОКОСиЗ (проектирование объектов культуры, отдыха, спорта и здоровья). Отныне вместо педагогической шеренги зритель попадает в череду уютных залов: зал Гогена, зал Ван-Гога, зал Пикассо, комнаты Матисса, этаж Боннара и Майоля. Расположенные на разных уровнях, эти порции красоты приобрели тот задушевный интимный оттенок, который был присущ первоначальной коллекции, и коего был лишен прежний школярский порядок осмотра. Хотя, новый дух показа еще требует шлифовки, порой, попадешь в лабиринт и не знаешь куда сворачивать.
Прогуливаясь по новой экспозиции, невольно ловишь себя на мысли, что музей стал напоминать Ватиканский музей в Риме. Кроме того, экспозиция увеличилась, можно, наконец, разглядеть отдельного Гуттузо, а еще и Фортуни и Менцеля.
К сожалению, коллекции Щукина и Морозова представлены здесь не полностью, еще в советские годы они были поделены между Москвой и ленинградским Эрмитажем.
В главном здании осталась классика живописи: Пуссен, Терборх, Кранах, Веласкес, офорты Рембрандта. Парадный центральный зал музея - тот, что со стеклянным потолком, - по-прежнему остается сердцем ГМИИ, тут проходят музыкальные вечера, тут разворачиваются основные хиты новых показов.
Приватный характер новейшей экспозиции, на мой вкус, гораздо более к лицу новой эпохе, в которую вступила наша столица и страна.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
