Пора кончать с войной цивилизаций. Пора любить друг друга.
К примеру, некий лорд Уилсон, английский путешественник, отправляется в Египет и попадает там в песчаную бурю. К счастью, в кустах обнаруживается пирамида, естественно, египетская. Лорд решает выкурить там заначку-другую опиума, чтобы переждать ненастье.
Какая неосторожность! Наркотический кайф увлекает лорда в древний Египет, где он влюбляется в прекрасную деву по имени Асписия. Причем, та оказывается по паспорту дочерью фараона.
Совместимость современного лондонского денди с фараоновой родней, конечно, равна нулю. Более того, сама молодка Асписия испытывает такую антипатию к пришельцу из века Интернета и Мадонны, что бросается с горя в Нил. Великая река, правда, не губит трепетную весталку, а устраивает ей подводный вариант сладкой жизни в обществе развеселых нимф.
Всякий не чуждый культурным радостям россиянин, конечно, догадался, о чем речь. Это сюжет балета Пуни «Дочь фараона», придуманного Пьером Лакотом на древних развалинах грандиозной хореографии Петипа 1862 года. В последний день июля Большой театр открыл этим спектаклем гастроли своей балетной труппы в Лондоне. Гастроли юбилейные, во многом ностальгические.
Ровно 50 лет назад британская столица стала местом явления Христа народу - первой вылазки Большого за рубеж из-за «железного занавеса». И всепланетного триумфа, который не забыть.
Не забыл его, скажем, граф Лобанов-Ростовский, британский аристократ славянских кровей, чья одержимость русским балетом граничит с сумасшедшинкой. За добрым солодовым виски Никита Дмитриевич не раз живописал мне, что творилось в окрестностях Ковент-Гардена, то бишь Королевского оперного театра в те осенние, пробиравшие до костей дни 1956-го. Лондон дымился ночными кострами, как в войну. Люди грели на камельках кофе, кутались в пледы. Раскладушки запрудили все переулки на пути к алтарю всенародной страсти - кассам Ковент-Гардена.
Театральный билетик приобретал смысл манны небесной.
В разгар этого круглосуточного бдения многих англичан чуть не хватила кондрашка. «Большой не приедет!» - вдруг вскричала местная пресса. Русская спортсменка, метательница диска, попалась на краже шляпки из лондонского универсама! Советы объявили это провокацией! Галина Уланова, прима Большого, - в числе тех, кто подписал письмо-протест. Стало быть, Уланова не прилетит. Шоу не быть. Все встали и быстренько разошлись.
Но первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев - он наведался в Лондон в том же 1956-м парой месяцев раньше - оказался верен своему слову: культурную смычку с Британским королевством надо крепить.
И великая Уланова прилетела - вместе со Стручковой, Кондратовым, Коренем и Фадеечевым. Сошла с трапа в «Хитроу», преступив через свои сорок шесть лет. И через страх перед собственной дерзостью. Легко ли вторгнуться в таком не очень-то балетном возрасте с прокофьевской Джульеттой на родину Шекспира?
Через много лет я спросил Лилиан Хочхаузер, жену Виктора Хочхаузера, - эта пара организовала те хрестоматийные гастроли, - как удалось добиться согласия советского Минкульта, чтобы выпустили Большой в заграничный полет? Лилиан только возвела к небу свои мудрые очи венгерской мамочки:
- Растолкайте меня среди ночи, и я отбарабаню этот адрес - Неглинка, 15. Там заседал московский Госконцерт...
Подвиг Хочхаузеров, открывших для англичан величие советского балета, стал ясен, когда в сцене бега Джульетты с плащом Уланова парит не над сценой - в метафизическом пространстве. Зал понял: перед его глазами творится нечто, вырывающееся из мира хореографии в чертоги чистого, нечеловеческого волшебства.
Балерина явила Лондону свой тайный парадокс: ее сила - в пленительной слабости. В порой размытом, как бы недосказанном танце сквозила пронзительная уязвимость, лирическая обнаженность ее героинь.
Лондон впервые понял смысл словосочетания: «Танцующее чувство».
Как и Уланову - Джульетту, Уланову - Жизель провожали получасовой овацией. В отличие от Большого, в Ковент-Гарден пускают на стоячие места, и никакими физическими законами нельзя было объяснить, почему никто тогда не грохнулся с балкона в партер. Стаи англичан свисали с галерки вниз головой, как летучие мыши, цепляясь пятками друг за друга. Как изящно выразилась бы нынешняя критика, это был апогей апофеоза.
Наших артистов тоже ждал культурный шок. Ганс Шнайдер, директор знаменитой британской сети магазинов одежды «Маркс энд Спенсер», зазвал солистов Большого к своим прилавкам: берите, что хотите, денег не надо, thank you very much. В московских магазинах тогда черные трусы давали только по записи. От такого контраста недолго было и рехнуться.
Что до взрывной реакции обычно сдержанного британского зрителя, то она объяснима, в том числе и исторически. В зеркале Большого английский балет увидел самого себя. Точнее, свои корни.
Все лучшее, что есть в английской балетной школе: блистательные труппы - основная, Королевская и театра Сэдлерс-Уэллс, танцовщицы калибра Алисии Марковой, Марго Фонтейн, Антуанет Сибли или Дарси Бассел, одаренные хореографы с именами Антона Долина, Фредерика Аштона и Кеннета Макмиллана; весь этот звездный гобелен английского балета был соткан - не обижайся на меня, Британия, - из наших, русских нитей.
Первые узелки завязала в 1926 году Нинет де Валуа, праматерь английского балета. Но вспомним: и её, эту создательницу первой в Лондоне Академии хореографического искусства, приобщил к танцу, к русской балетной школе наш Дягилев. Именно у него Нинет танцевала в двадцатых.
Потом стряслось то, что можно назвать ранним опытом балетного шпионажа. Сразу после революции человек по имени Николай Сергеев, режиссер Мариинки, вывез на Запад записи десятков спектаклей, сделанных по так называемой «системе Степанова». Это, конечно, не видео, но хорошему хореографу хватит, чтобы смастерить приличную копию.
Копии и пошли гулять по зарубежным сценам, в первую очередь - лондонским. Не обремененный нынешней суетой вокруг защиты интеллектуальной собственности, Сергеев воспроизвел для труппы де Валуа в начале 30-х «Коппелию», «Лебединое», «Спящую», «Жизель»...
Сама Нинель тоже хищно охотилась на русские балетные таланты. Педагоги Гончаров и Волкова, перебравшиеся в Лондон из Шанхая, Григорьев и Чернышева, что из Мариинки... Всех трофеев не перечесть. Но один стоило бы отметить особо: в начале 60-х де Валуа удалось заманить в Королевскую труппу Рудольфа Нуриева, нашего беженца-первопроходца. Руди тогда термосами с чаем в глупых балерин еще не швырял - он освоил это учебное пособие позднее, в парижской «Опера», но и без термосов сумел круто изменить, подогнать под себя мужской танец английской школы.
Словом, без российской свежей крови английскому балету никогда бы не стать таким, каким он стал.
Соответственно каждые гастроли Большого в Британии чем-то напоминали телепередачу «Жди меня». Два дальних родственника маялись, скучали друг без друга, и вот, наконец, встретились.
К ужасу англичан, в последние два десятилетия младший брат никак не мог опознать Большого. Гастроли 1993 года в лондонском Альберт-холле смахивали на дешевый бурлеск и оставили публику в слезах разочарования.
Пять лет назад полсотни артистов, объявивших себя звездами Большого, четыре недели давали балетный дивертисмент в театре «Ройял», что на Друри-лейн (улочка, где профессор Хиггинс встретил свою прелестную цветочницу, помните?). Все четыре недели в пустом зале сидели директор театра, вахтер и пес вахтера.
Наконец, в 2004-м Большой вроде бы возродился из пепла. Его гастроли в том же Ковент-Гардене снискали немало лестных оценок и достойную кассу.
Но когда на этот раз Анатолий Иксанов, директор Большого, высадил на Британских островах мощный десант из 450 человек - оперную и балетную труппы и 23 контейнера декораций, его опять поджидала веселенькая статья в Guardian: «Большой уже мертв».
Английская журналистка, успевшая съездить в Москву, обнаружила: 3,75 млрд рублей из 15 млрд, выделенных на реставрацию старика-театра, потрачены за минувший год черт знает на что. Во всяком случае не на Большой - тот в руинах. Вход в здание Новой сцены загроможден передвижными туалетами. Из-под старой сцены вытравили всех кошек, отчего закулисье Большого лишилось своего неповторимого аромата. Закат русского балета!
А вообще за всем этим маячит заговор во главе с президентом Путиным. Питерский офицер КГБ никогда не даст Большому поднять голову выше своей обожаемой Мариинки...
Подхватив эту похоронную ноту, лондонская пресса стала усиленно склонять имена Юрия Лужкова и Светланы Лунькиной. Ни мэр, ни балерина не верят, что можно отремонтировать Большой, как намечено, к середине 2008 года. Лужков в знак протеста сложил с себя сопредседательство в Совете попечителей театра. Лунькина балетные тапочки не сложила. Но вслух жалуется: бесконечные гастроли мешают творческому процессу, обрекают несчастных артистов на травмы и физическое истощение.
В целом получалось, будто потому-то Большой и занесло в Лондон, что труппе негде дома головушку преклонить.
Но нет, все-таки Россия у нас теперь не та. Раньше какой-нибудь функционер Большого смиренно сглотнул бы обиду: ну, что с них взять, с этих пиратов пера? Не таков насквозь современный Иксанов. Дал журналистке Guardian сдачи, посмеявшись в той же газете: как это можно хоронить театр, если тот ежегодно радует поклонников 270 спектаклями и концертами, не говоря уж о 4-5 премьерах в сезон?
Только вот с Лунькиной директор обошелся, с точки зрения британского светского этикета, немножко не по-джентльменски.
- У нас в России говорят: у балерин мозги в ногах, - рубанул он. - Ей надо бы сосредоточиться на своих танцах. Проект (реставрация Большого) идет по плану...
Интересно, попадись Иксанову под горячую руку, скажем, Дарси Баccел, он и ей бы мозги в пятки вправил? Или словесный изыск употребим только в адрес русопятых волочковых?
Любопытно также: когда директор уверял Лондон, будто «проект идет по плану», знал ли он, что на трех наружных стенах Большого обнаружено 15 огромных трещин? И чтобы укрепить театр, теперь нужны новые мощные технологии? И новые миллиарды?
Впрочем, все это мелочи. Главное, что на час, когда пишутся эти строки, «Дочь фараона» напористо доказывает англичанам: великий Большой, который они обожают уже полвека, жив и брыкается.
Но что-то, кажется, смущает преданных нашему театру английских фанатов. Большой явился в Лондон уж слишком большим очаровашкой. Он явно тщится понравиться Западу, соблазнить Британские острова тем, чего в здешнем балетном стиле и без того в избытке - дистиллированной техникой. Наши балетные звезды как бы сошлись друг с другом в смертельной дуэли: кто выше прыгнет, кто больше накрутит пируэтов. И в этой олимпиаде по спортивной акробатике уже не разглядеть её, воспетую поколениями душу великого русского театра.
«Многое изменилось, - вздыхает оракул лондонской балетной критики Зо Андерсон, окидывая взором минувшие полвека. - Большой уже не редкая экзотика, хотя его имя все еще продает билеты. Но изменился танец. В 1956 году первым давали балет «Ромео и Джульетта», спектакль, проникнутый естественностью и поражающий мощным проникновением танцоров в свои партии. В 2006-м, в «Дочери фараона», можно видеть, как меняется Большой, обращаясь к западным хореографам, приспосабливаясь к облегченному стилю... В результате - гладкий, глянцевый спектакль. Нас не трогают эти персонажи.»
Алексей Ратманский, главный хореограф Большого, - он отдал много лет Королевскому балету Дании, а теперь слывет дерзко современным постановщиком - прекрасно это знает. Еще бы, он творит этот облегченный стиль. И творя, вроде бы скорбит по былой героике театра, по утрате его фирменной напряженной экспрессивности.
Словом, по тому Большому, который был больше, чем жизнь.
- Кто будет ставить балеты, чтобы сохранить эти традиции? - устало разводит Ратманский руками на лондонских пресс-конференциях. - Сегодня русские хореографы в растерянности. На них обрушиваются потоки влияния из-за рубежа, и им трудно не впитать все это в себя, не интегрировать в свое творчество...
Парадокс в том, что стараясь очаровать Запад своей новой западностью, идеологи Большого не замечают: сам Запад давно не тот.
И, пожалуй, больше всего это бросается в глаза здесь, в Лондоне, на перекрестке Старого и Нового света. Где этот защелкнутый в футляр, спрятавший свои эмоции в карман твидового пиджака джентльмен в кепке а ля Шерлок Холмс - на нее только что сделала птичка, а он все шагает, шагает, мерно постукивая тростью-зонтиком? Нет его. Разве что в исторических драмах.
Летом в лондонских парках темно от одеяний арабских женщин, вывезенных в Европу на каникулы. Серый твид вытеснен пестрым импортом со всех континентов. Глобализация, как опытный картежник, стремительно тасует этносы, вкусы, традиции. Трагедии вроде гибели принцессы Дианы учат нацию плакать общими слезами.
И вот из этого бурлящего котла является миру новый, странный англичанин. Он больше не хочет выдерживать страсти в себе, как виски в бочке. В Британии давно в моде свобода чувств, стремление выплеснуть их на суд и совет людской. После веков аскетизма это так приятно.
Но Большому, кажется, не дано этого заметить.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
