Тоскливое одиночество, на которое обречен неспособный притулиться ни к какой идейно-политической компании человек, уже столько раз было темой публичных жалоб на судьбу, что неловко начинать нытье снова. Тем более, что есть универсальная утешительная формула «у каждого своя правда».
Но это ложь, никаких разных правд не бывает. В любой ситуации один прав, а другой виноват, один по заповедям поступал, а другой чего-нибудь мудрил, разрешая себе кое-что в порядке исключения, ввиду тяжелых обстоятельств и непреодолимого желания. Один прав, другой - наоборот, и не надо искать оправданий тому, что дурно, нечестно, немилосердно и стыдно. Надо много работать, причем не во вред тем, кто потребляет сделанное тобою. Надо заботиться о семье. Надо помогать слабым. Не следует врать, особенно доверчивым. Нельзя распутничать и, в особенности, нельзя распутство считать нормой, а не грехом. И, конечно, нельзя причинять боль и смерть живым существам. Кто так живет, тот прав (и называется «праведник»), прочие же более или менее неправы, виноваты и Бог их накажет. Если же они особо опасны, то наказать их могут и люди людским своим судом, только обязательно судом правым (называется «правосудие»), то есть, определяющим наказание не жестокое, а минимально необходимое для пресечения зла.
Это, конечно, прописи. Но уравнивание правд двух противоборствующих сторон есть не просто отклонение от прописей, а опасная ложь, форма признания того факта, что правды нет ни за одной из них, а есть схватка двух конкурирующих зол.
Зарплата дипломированной акушерки в России - 1600 рублей в месяц. Не в Москве, в частной клинике, а в России, в государственном роддоме. При всех национальных проектах и демографической озабоченности начальства. Жить на эти деньги никак нельзя, причем даже не в Москве, опять же, а в самой России, где, как принято считать, цены, соответственно заработкам, ниже. Нельзя, получая 1600 рублей в месяц, жить только что закончившей медучилище девушке, снимать жилье там, где нашлась работа (работу за 1600 в месяц в России найти непросто, как и вообще любую работу), есть хотя бы дважды в день что-нибудь, кроме хлеба, покупать какую ни есть обувь и одежду. Нельзя, живя на такие деньги, помогать при родах, повышать квалификацию и, тем самым, участвовать в национальных проектах относительно оздоровления медицины и повышения рождаемости. Совершенно очевидно, что нельзя и лично участвовать в рождаемости, потому что вряд ли акушерка за 1600 в месяц найдет мужа, который заработает все остальное на семью хотя бы из трех человек (а надо-то из пяти, с тремя-то желательными детьми).
Обсуждая эту ситуацию со знакомыми, я, как и следовало ожидать, сталкивался с двумя главными подходами - назову их условно «либерально-демократическим» и «фундаментально-коммунистическим».
Первый (в упрощенном виде): пусть все бросает, едет в большой город, где есть частные клиники, пусть вообще идет в бизнес, пусть руками и зубами, когтями и клыками пробивается в жизнь. Пусть проявит инициативу и упорство, потому что жизнь делают инициативные и упорные, на этом стоит свободная конкурентная экономика и вообще нормальное общество, а уравниловку и общую прожиточную нищету мы уже проходили, не надо. Девушку жалко, но такова жизнь. Весь цивилизованный мир так шел к процветанию.
Второй (в виде даже не сильно упрощенном): раньше такого не было, всем платили немного, но на жизнь достаточно, а теперь живут только те, кто пробивается когтями и клыками, воры и бандиты, вот и вся ваша конкурентная экономика. Раньше «мерседесов» не хватало, а теперь на хлеб не набирается, раньше ее в общежитие поселили бы, а теперь в общежитиях бордели. Девушку жалко, а жизнь эту бессовестную надо поломать и устроить справедливую. Весь цивилизованный мир к социализму стремится, а мы от него ушли.
Правда ли, что эффективная экономика строится обязательно на костях неэффективных членов общества? Вроде бы, правда, что-то такое в истории было. Правда ли, что в советское время минимум, необходимый для существования, акушерка получала? Ну, кажется, тоже правда, во всяком случае, акушерки не перевелись, а теперь вот им единственная дорога - «в бизнес». Что же получается, правы и те, и другие? Нет, вот этого-то как раз и не получается. Наоборот - те и другие неправы, а правда одна: человек должен за полезный труд получать плату, достаточную для достойного человеческого существования. Чтобы у него была крыша над головой, еда досыта и одежда по сезону. Утверждения, что «так капитализм не построишь» есть такая же вредная и жестокая ложь, как и оправдания лагерной системы «порядком и справедливостью». А пока в нашем обществе основной спор все еще идет между такими «либералами» и такими «коммунистами». Не слышать этого может только глухой, не видеть - только телезритель, с головой погрузившийся в сериалы и криминальную хронику. В обычном житейском брюзжании все еще отчетливо звучит «отнять и поделить», в высокоумных политико-экономических выкладках по-прежнему проскальзывает людоедское «популизм» по отношению к любым социальным мерам.
А выгодно такое противостояние единственной, но могущественной части общества: заворовавшимся чиновникам. Они не покушаются на стабилизационный фонд - им и так хватает. Они не жаждут извести богатых - не с кого кормиться будет. Впрочем, они не склонны бороться и за капитализм - отменят так отменят, когда будут отнимать и делить, без чиновничьей породы не обойдется, потому что социализм, как известно, это учет. Им и раньше, давным-давно, хорошо было, при пайках, персональных «волгах» и казенных дачах. Им и сейчас еще лучше, при официальных зарплатах, в семьдесят раз больших, чем у акушерки, персональных «ауди» и собственных коттеджах, купленных, конечно, на доходы от бизнеса жены.
И есть одна правда: это они обобрали акушерку. Одна-единственная правда, это слово во множественном числе звучит неестественно. Нет своих правд у рыночников и антирыночников, у державников, готовых пожертвовать ради величия России ее акушерками, но не генералами, и у демократов, готовых пожертвовать акушерками же, но не телеведущими во имя свободы. Правда такая: совесть надо иметь. А все остальное - ложь.
И о чем бы ни взялся думать, довольно быстро приходишь к тому же самому выводу. Даже, например, о текущей войне - и тут же поймешь, что нет никаких собственных, противоположных друг другу правд у шейхов и премьер-министров, главарей и президентов, террористов-партизан свободы и солдат национальной государственности, посредников и переговорщиков, фанатиков до последней капли чужой крови и борцов с фанатизмом до полного его истребления... А есть правда убитых детей: они были живы, а теперь убиты, вот и вся правда. И не надо объяснять, что не было другого выхода, что оккупанты, если их не взрывать (вместе с детьми), не уйдут с оккупированных территорий, и что террористы, если их не уничтожать (увы, ничего не поделаешь, там были и дети), уничтожат весь мир. Правда заключается в том, что такой мир, в котором приходится убивать детей, никуда не годится. Это надо признать, а не твердить ложь относительно того, что «такова жизнь, лучшей она быть не может». Это не вообще жизнь такова, это конкретные люди ее так устроили - шейхи, президенты и так далее, см. выше - и правда заключается в том, что они негодяи.
Впрочем, правда еще и в том, что очень много дурных людей также среди тех, кто справедливо указывает на все эти неправые правды, разоблачает ложь и корит прочее человечество за то, что развелось много правд вместо одной, настоящей. С ними начинаешь соглашаться, и вдруг от вроде бы верных слов шибанет такой злобой, такой задавленной и потому агрессивной гордыней, такими комплексами не реализовавшегося пока фюрера, что отшатнешься. Нет, и эти - не компания.
Вот и томишься одиночеством, утешаясь только тем, что таких одиноких тоже порядочно. Одинокие не склонны обманываться ложными правдами отнюдь не потому, что умнее и проницательнее других - просто они раз и навсегда поверили в единственную правду, данную людям давным-давно. Упорство и ограниченность этой веры кажутся смешными, зато с ними жить можно, а среди уничтожающих друг друга правд - невыносимо.
Александр Кабаков, Издательский дом «Коммерсантъ»
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
