Не успел Олег Морозов, один из видных единороссов, выступить с программным тезисом: «Единая Россия» - «партия политического реванша», а уж Первый канал выстрелил в эфир сериал «Офицеры», где идея пока что сугубо психологического реванша облачена в художественную форму.
И не просто в художественную, а в мифологическую.
...Жили два друга в нашем спецназе, Егор Осоргин и Александр Ярцев - пой песню, пой.
Суперагенты под именами - «Ставр» и «Шуракен», сильные, красивые парни, орлы - пой песню, пой!
Дружба их скреплена совместными подвигами в горячих точках (Афганистан, Африка) - пой песню, пой.
Самое трудное испытание для них - не огонь, вода, не падение с вертолета и не пытка психотропными препаратами. Самое трудное для них испытание - девушка Женя, в которую они оба влюблены - пой, черт побери, песню, пой!
И для девушки Жени, не ведающей, кого она любит: блондина Сашу или брюнета Егора, выбор оказался непростым, можно сказать, неразрешимым. Слава богу, не все решают люди; часто - обстоятельства, как в данном конкретном случае. Так уж получилось, что Егору (Ставру) она отдалась, а за Александра (Шуракена) замуж вышла - пой, стало быть, песню пой...
Если говорить о художественной стороне этой восьмисерийной повести, то «песни» она не заслужила, хотя бюджет у картины не нищий (сужу по «картинке»), контингент высокооплачиваемых актеров изобилует славными именами: Василий Лановой, Александр Балуев, Михаил Ефремов, Александр Дедюшко. Ставра и Шуракена играют тоже не новички - Алексей Макаров и Сергей Горобченко. Все вроде сделано правильно, а чего-то не хватает... Таланта ли? Или просто наивной веры, лирического простодушия создателей, чего в избытке бывало в советских фильмах типа «Офицеры» и «Семнадцать мгновений весны»?
Когда лирика по тем или иным причинам уходит из картины или не приходит в нее, расчет оказывается голым. И потому неприглядным. Сколь бы ни был он правильным, впечатление снижается, и эффект воздействия на публику не тот.
Чем бы были «Семнадцать мгновений» без музыки Таривердиева? Собранием смешных анекдотов про Штирлица, Мюллера и Шелленберга. А с музыкальными паузами и лирическими отступлениями поэта Роберта Рождественского это - героико-романтический миф о суперагенте КГБ.
Он до сих пор прельщает. Но для подобного успеха надобна была та искренность, которая была свойственна в избытке, например, режиссеру картины Татьяне Лиозновой. Она, как сама вспоминает, прослезилась, когда прочла в чьих-то мемуарах, что Сталин, занятый решением глобальных проблем, заинтересовался судьбой какого-то отдельного нелегала.
Да и сам Сталин, главный мифотворец страны Советов, ничто так не ценил в человеке и в том, что он делает, как наивную веру. Вера не наивная, а осознанная вызывала у вождя подозрение. Он очень любил ранние картины Григория Александрова «Веселые ребята» и «Волгу-Волгу». Тогда как «Светлый путь» - такой советский-рассоветский фильм - вызвал у него кривую усмешку. Его «рецензия» была убийственной. «Вы очень хотите нам понравиться», - сказал вождь кинорежиссеру. Звучало как упрек. Как укор.
Действительно, в этой жизнерадостной комедии слишком выпирал верноподданнический расчет, а на месте наивной веры царила вера истовая, экзальтированная. Сталин знал толк в мифотворчестве и знал цену ненарочной искренности. Другое дело, что ресурс энергии самообольщения быстро иссяк, и тогда пришлось довольствоваться суррогатной, искусственной наивностью.
Оттепель и «разоблачение культа личности» несколько восполнили арсеналы безотчетной веры в коммунистическое будущее, в идеалы Октября, в святость товарища Ленина. На ней возросла новая лениниана Сергея Юткевича и Михаила Шатрова, на ней , как на дрожжах, поднялись фильмы «Коммунист» и «Твой современник».
Мифология - такая штука, что по душе ли она нам, или - нет, предмет первой необходимости в обществе. Она образует что-то вроде озоновой оболочки. В странах развитой демократии такой оболочкой служит исправно функционирующая и беспрерывно самовоспроизводящаяся массовая культура - шоу-бизнес, блок-бастеры, бульварное чтиво. При тоталитарных режимах - это забота государства. Оно планирует мифы, заказывает их и оплачивает из казны.
В 90-е годы у нас образовалась озоновая дыра - советские мифы больше не укрывали массового человека от космоса и хаоса действительности. Оказалось, что мифология и история - не взаимозаменяемые вещи. Человек остро нуждается и в том и в другом. И в «чаре», и в «опыте», как выражалась Марина Цветаева.
В какой-то момент резко подскочил массовый спрос на историю: рвали друг у друга издания с очерками, исследованиями, расследованиями, мемуарами. Толстые журналы разлетались фантастическими тиражами. Все хотели знать, как там было на самом деле в годы Гражданской, Отечественной войн, каков легендарный Жуков, какова судьба Тухачевского.
А затем все вернулось на круги своя. Массе снова захотелось сказаний, преданий, побасенок, легенд и мифов. Дело-то в том, что история работает с фактами, с реальными условиями и обстоятельствами. А мифология ориентирована на подсознательные ожидания, чаяния, надежды, на массовые представления о добре и зле, о благородстве и коварстве, о героях и антигероях.
Современное мифотворчество, если оно не является целенаправленной, последовательной заботой государства, его идеологических институтов, может опереться только на развитую инфраструктуру рынка. В данном случае - кинорынка, медиарынка.
У нас она только-только становится на ноги. Потому только-только оформляется спрос.
Первые сериалы («Улицы разбитых фонарей» и «Бандитский Петербург») констатировали развал силовых институтов - милиции, спецслужб, армии. И вся надежда на выживание связывалась с отдельными достойными в человеческом отношении службистами. Государство как целостная система перестало быть «крышей» для своих граждан. На это сериальная мифология ответила романтизацией криминального братства и криминальной крыши - «Бригада», «Люди из стали».
Теперь все явственнее артикулируется потребность в некоем общем историко-географическом пространстве. С этой стороны «Офицеры» почти в полном объеме ее удовлетворяют. Главные герои наследуют профессию по прямой - они кадровые военные. Актер Василий Лановой здесь неспроста - он играет роль офицера, побывавшего на фронтах Гражданской и Отечественной войн. Один из суперагентов Егор - его сын.
Создатели верно угадали, что нынешний зритель хотел бы видеть не только героев прошлых дней, но и нынешних; и не только в пределах страны, но и за ее пределами. Сюжет так организован, что возможности Ставра и Шуракена никакими рамками в этом отношении не стеснены.
Самая, пожалуй, актуальная нужда - в идеологической печке, от которой можно танцевать и совершать подвиги. Она не может быть сугубо советской. Или великорусской. Или конфессиональной. Или всего лишь национально-патриотической. Или сугубо буржуазной. Или только демократической.
Надо заметить, что политическая мысль современных политологов уже несколько лет безуспешно бьется над этим вопросом. А тут еще господин Проханов упорно впаривает общественности - идею «пятой империи». Вариант «политического реванша»?
Этот вопрос не смогли обойти создатели сериала. Но все, что они придумали - предельно деидеологизировали идеологию своего создания.
Здесь они пошли пути первых «Офицеров». Их герои - патриоты не идеологии (какой бы то ни было), а чести (в данном случае офицерской). Она для них превыше прочих понятий - «служебной иерархии», «государства», «страны». Есть только одна вещь, которая будучи брошенной на другую чашу весов, могла бы их поколебать, - это семья.
В сериале перевешивает честь, но понятно, что только в этом случае семья будет счастливой.
Понятно-то оно, но только на рациональном уровне. В эмоциональном остатке осядает и культивируется чувство психологического реванша.
В принципе, это не самое благородное чувство.
На нем храм не стоит. Если только "пятая империя"...
...«Офицеры» закруглились на минувшей неделе. Это такой пробный камень - восемь серий. Если круги интереса к нему обозначатся в аудитории, то будут «Офицеры» и два, и три, и далее. Сколько понадобится, столько и будет сериалов с хорошими парнями - Егором и Александром, дающими отпор плохим парням.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
