Автор Петр Романов
Только в последние годы в России стали появляться серьезные исторические труды, рассказывающие о деятельности русских масонов.
При этом, как обычно случается, неотредактированная цензором история поставила многих в неловкое положение. Политики, сделавшие из патриотизма своего рода профессию и объяснявшие все российские проблемы неким перманентным «масонским заговором», с лупой искавшие страшные масонские знаки в газетах времен горбачевской перестройки, вдруг обнаружили, что ходят по улицам масона Баженова, учат детей по книгам масона Грибоедова, восхищаются победами масона Кутузова и так далее. Даже сам символ русского патриотизма - памятник Минину и Пожарскому на Красной площади и тот оказался работой вольного каменщика Мартоса. Получилось, что под микроскопом искали то, на что нужно смотреть, задрав голову.
Определенное неудобство испытали также многие российские историки и искусствоведы. Не по своей вине, а в силу известных обстоятельств они многие годы тщательно вымарывали из своих трудов любые масонские мотивы. Теперь в этих работах обнаружились очевидные и серьезные пробелы.
Запрет на правду о масонах был в России традиционным и возник отнюдь не в советские времена, как часто полагают, а гораздо раньше, во времена Екатерины II. Один из основоположников славянофильства философ Иван Киреевский в статье 1829 года сетовал, говоря об одном из крупнейших русских масонов Новикове, что многие из читателей, наверное, ничего и не слышали о нем, хотя тот по своим масштабам сопоставим с американским масоном Франклином. Он «действовал,- пишет Киреевский, - таким же образом на противоположном конце земного шара; но последствия их деятельности были столь же различны, сколько Россия отличается от Соединенных Штатов».
Позже справедливость частично восторжествовала, о Новикове и его типографии в Московском университете заговорили. Писали, однако, обо всем, кроме того, что для самого Новикова являлось смыслом жизни - о его масонстве. Между тем рассказывать о России XVIII века и не говорить о русском масонстве - это все равно, что преподавать астрономию, вычеркнув из нее космологию Коперника или концепцию о бесконечности вселенной Джордано Бруно. Великий русский философ Николай Бердяев утверждал: «Масонство было у нас в XVIII веке единственным духовно-общественным движением, значение его было огромно... Лучшие русские люди были масонами... Масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России, только оно и не было навязано сверху властью». Получается, что не говорить о масонах означает на самом деле не говорить «о лучших русских людях» эпохи Екатерины.
Русские вольные каменщики ведут свою родословную от Петра Великого, которого, согласно преданию, ввел в масонство Кристофер Рен, магистр Великой английской ложи. Случилось это якобы во время знаменитого Великого посольства царя в Европу. Вернувшись домой, Петр, согласно той же легенде, создал первую в России ложу вместе с ближайшими друзьями-иностранцами швейцарцем Францем Лефортом и шотландцем Патриком Гордоном. В одной из рукописей рассказывается, что Петра приняли в шотландскую степень Святого Андрея, причем он «дал обязательство, что сей орден восстановит в России, что и исполнил». (Орден Святого Андрея Первозванного учредили в 1698 году.)
Есть, правда, версия и о том, что первая русская масонская ложа возникла еще раньше, в царствование Алексея Михайловича, но сведения об этом путаны.
Ни подтвердить, ни опровергнуть все эти легенды нельзя, однако хорошо известно и документально подтверждено, что реформатор пользовался у русских вольных каменщиков огромным уважением и ему посвящено немало масонских гимнов. Таким образом, идеологическая и духовная связь русских масонов с петровскими реформами очевидна.
Знаменательно, что свою родословную русские масоны предпочли вести от Петра Великого, а не от кого-либо другого. Между тем выбор был. Мировая масонская мифология богата экзотикой, так что при желании русские масоны так же, как и их заграничные братья, могли бы удлинить свою родословную и вести ее хоть от Вещего Олега, хоть от царя Соломона. В российской истории подобные прецеденты были. Иван III утверждал, что является родней римскому императору Августу, а Екатерина с помощью Вольтера, не удержавшись от соблазна, пыталась выстроить хрупкий мостик от Петербурга до Афин.
Русские масоны предпочли царя-мастерового, что вполне отвечало их идеологии. Видимо, недаром вольные каменщики в России так любили цитировать изречение Сенеки: «Уставленные древними портретами передние комнаты не делают никого благородным».
Корни русского масонства следует искать, естественно, в Европе. Если масонство не было привезено самим Петром, следовательно, оно проникло в страну с иностранными специалистами. Или, что также вероятно, масонство было завезено на родину русскими, обучавшимися по повелению царя за границей. Так или иначе, все крутится вокруг петровских реформ и связей с Западом. С помощью или без помощи Петра, но масоны влезли в то самое окно, что прорубил в Европу реформатор.
Первые достоверные сведения о масонских ложах в России относят к царствованию Елизаветы Петровны. В 1731 году появляется известие о назначении капитана Дж. Филипса провинциальным великим мастером в России. Ровно через десять лет новое сообщение, что русским провинциальным великим мастером назначен генерал Джеймс Кейт, шотландец, состоявший на русской службе. С самого начала в составе лож мелькают имена самих видных русских вельмож, представителей старых дворянских и даже княжеских родов. В 1747 году на допросе граф Н. Головин на вопрос о своих связях с масонами чистосердечно заявил: «Я, признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся». Следователей эта информация, думается, не очень поразила. К этому моменту масонство уже широко распространилось как за рубежом, так и в самой России. Куда бы не устремлялся взор Екатерины II, он наталкивался на масона. Масон и Петр III - муж Екатерины, и Григорий Орлов ее фаворит. Известным масоном был глава иностранной коллегии, наставник будущего русского императора граф Никита Панин, да и сам Павел I. (На прямой вопрос матери о его причастности к деятельности масонов Павел ответил отрицательно, но есть немало свидетельств его теснейших контактов с вольными каменщиками.)
В 1787 году немецкая пресса насчитывала в России 145 масонских лож. Учитывая тесную связь русских масонов с заграничными братьями, этой информации можно доверять. Российские ученые документально могут подтвердить существование в этот период чуть более 30 лож, однако следует учесть, что масоны себя не афишировали и документы об их существовании не раз и не два в связи с гонениями уничтожались. Главными центрами масонства являлись, естественно, Москва и Петербург, но в екатерининское время ложи встречались и во многих провинциальных городах, в армии и на флоте.
Г. Вернадский, один из наиболее серьезных дореволюционных исследователей истории русского масонства, приводит интересные статистические данные о числе масонов в государственном аппарате. В 1777 году из 11 членов Императорского Совета четверо являлись масонами. В придворном штате Екатерины из 31 камергера - одиннадцать масоны, причем во главе их стоял гофмейстер Иван Елагин - известный вольный каменщик. Примерно такая же картина в Сенате. Масоны есть и в Коллегии иностранных дел, и в Адмиралтейской коллегии, и в Камер-коллегии, и в Ревизион-коллегии, и в Камерц-коллегии, и в Медицинской коллегии, и в Берг-коллегии. Причем везде речь идет не о рядовых чиновниках, а о бюрократической российской элите, как минимум о начальниках департаментов. Нет масонов только в Военной коллегии, хотя имена двух крупных чиновников, по мнению Вернадского, под вопросом.
В Российской академии в 1787 году из 60 членов - тринадцать масонов. Масонов легко найти и среди профессоров Московского университета. Вольный каменщик возглавляет Академию художеств. Даже во главе полиции в 1777 году стоит масон Д. Волков. Среди российских губернаторов и наместников, то есть региональной элиты, так же множество вольных каменщиков. Общий вывод Вернадского таков: «В конце 1770-х гг. в ложах участвовало от 1/3 до 1/6 части чиновничества... Кроме того, за прямыми участниками лож стояли, конечно, их знакомые и близкие им лица».
Сколько всего масонов было тогда в России, сказать сложно, но, очевидно, что к этой армии масонов-чиновников следует добавить масонов военных, масонов-литераторов, масонов-банкиров и так далее. Учитывая столь масштабное участие вольных каменщиков в государственных делах времен Екатерины, им, вероятно, можно поставить в упрек или, наоборот, в заслугу чуть ли не все из того, что тогда делалось в государстве.
Масонство приходило из разных источников, чаще всего из Англии, Франции и Пруссии, поэтому в России существовали различные по составу ложи (чисто иностранные, смешанные или исключительно русские). Они работали на основе разных систем (английская, шведская и всевозможные смешанные варианты), на разных языках, нередко существенно отличаясь (по своим правилам и ритуалам) друг от друга.
Далеко не одинаковыми были и философские воззрения различных масонских кружков. Кто-то стремился постичь «законы разума» и на основании именно этих законов строить свою духовную жизнь. Здесь доминировал рационализм. Таково новоанглийское масонство 1770-х годов, лидером которых был Иван Елагин. Антиподом этого рационализма стал глубокий мистицизм розенкрейцеров 1780-х годов.
Таким образом, говорить о единстве русских масонов можно лишь с большими оговорками. Иногда отношения между представителями различных лож заметно обострялись и даже становились неприязненными. Иван Елагин, критикуя русских розенкрейцеров за их чрезмерную замкнутость, даже сравнивал их с иезуитами: «Не сущее ли сие учение истребленного ордена? В нем сказуется беспредельная, но скрытая от знания братиев власть, подобно иезуитскому генералу, в Риме седалище имевшему, но во всех концах земли орденом управлявшему и фанатизмою, ко вреду рода человеческого, повсюду действовавшего». Судя по всему, Елагина в тот момент что-то уж очень сильно рассердило, потому что сравнить масона с иезуитом было немалым оскорблением.
Обыватель екатерининской эпохи, ничего не знающий о масонстве, как правило, не замечал всех этих оттенков. Мало того, что все масоны казались ему одинаково подозрительными, так он еще и ставил знак равенства между масонами и «безбожниками-вольтерианцами». Между тем отношение масонов к Вольтеру очень точно выразил в одной из своих лекций московский профессор (масон) Шварц: «Вольтер во всех своих сочинениях учит добродетели: но, имевши несчастье быть воспитан в таком круге, где те, кои должны были защищать свою религию, ее посрамляли и опорочивали, вздумал он, что все такие священнослужители обманщики и плуты, и, вступив в ученый свет еще в малолетстве, заблудился своею остротою и так сказать, побежав, прошагался». Таким образом, ясно, что для масонов Вольтер в своем воинственном безбожии «проскочил мимо цели», а потому следовать за ним не имело никакого смысла.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
