Как это Абрамович так опростоволосился? «Челси» купил, кусок Альп, говорят, купил, номер с авто Папы Римского, и тот купил, а этой божественной вещице дал уйти в чужие руки. Роман, я тебя не узнаю.
На днях на лондонском аукционе «Сотбис» была продана редчайшая книга Шекспира - самое первое полное собрание его пьес.
Подумать только: издана в 1623 году, всего через семь лет, как автор скончался. Он скончался, а драматургия его, сонеты его шагнули в вечность. В потертом кожаном фолианте - 36 великих сочинений, причем половина из них опубликованы впервые.
А если бы нет, то мы бы о них сегодня скорее всего и понятия не имели. Представьте себе такую жуть: входишь в «Яндекс», набираешь там в поисковой строке: «Макбет» или «Двенадцатая ночь», - а машина нагло тебе отвечает: «Искомая комбинация слов нигде не встречается».
Теперь встречается - может быть, благодаря этой книге. Прекрасно сохранившийся экземпляр приобрел книжный дилер из Лондона, анонимно, конечно. И выложил за первопечатный гений Шекспира сущую чепуху - 5,2 млн долларов. Для сравнения, номер с автомобиля Павла Ионна II достался Абрамовичу за полмиллиона. Немножко дороговато на фоне «Макбета», но в самый раз на фоне «Бентли». К тому же жителям Чукотки будет легче теперь опознать свояка: вот едет наш любимый губернатор.
Все это лишний раз подтверждает: у каждого поколения свои боги. И свой Уильям Шекспир.
Банальная мыслишка, но она прожгла меня молнией в один теплый летний вечер, когда я смотрел «Двух веронцев» в «Глобусе», точной копии того театра «Глобус», где играл в ХYI веке свои пьесы великий британский поэт, актер и драматург. Англичане воссоздали новый «Глобус»и на южном берегу Темзы, прямо против Собора Святого Павла. Правда, чуть-чуть не там, где стоял его предшественник - иначе пришлось бы снести редакцию «Файнэншл Таймс». Цель этой удивительной стройки близка и нам, россиянам: дать стране шанс увидеть наяву, пощупать свою историю.
Всё в «Глобусе», как четыре века назад, - сам Шекспир, наверное, ни нарадовался бы. То же круглое строение в виде буквы «О». Тот же сплошной английский дуб без единого гвоздя. Та же штукатурка, замешанная по старинному рецепту на лимонном соке и овечьей шерсти.
В те дни британская знать заполняла три яруса, что под соломенной крышей. А зрители - простолюдины толклись под открытым небом на манеже, усыпанном опилками и скорлупой грецких орехов. В манеж врезан домик самой сцены с оранжевым флагом на фронтоне. Как и в шекспировские времена, флаг словно кричит сегодня на всю округу: «Вот тут театр! Загляни после обеда на спектакль - не пожалеешь!»
А слышит ли прильнувший ухом к мобильнику, блуждающий где-то в недрах Интернета, застывший соляным столбом перед экранами фондовой биржи современный Лондон? Еще как. Билетика на «Двух веронцев» мне бы не видать, если бы не нежная забота английских друзей. В театре хронический, многосезонный аншлаг.
Дубовая скамья подо мной отполирована до блеска. Сижу, внимаю трудноватому на слух елизаветинскому слогу. С первых минут становится ясно: с интимом, с камерностью в «Глобусе», как в публичной бане. Тут и древнее действо, и новь - всё вперемешку и голышом. Над открытой дождям и ветрам ареной театра идут на посадку в аэропорт «Хитроу» реактивные «Боинги», стрекочут вертолеты - после прошлогодних терактов они здесь не редкость.
Пьесу приходится прерывать. Средневековые веронцы кутаются в плащи и терпеливо ждут, пока воздушная полиция ХХI века соблаговолит убраться восвояси.
Как оценить это грубое вторжение сиюминутного бытия даже не в святой акт лицедейства - в саму плоть шекспировской пьесы. Можно схватиться за голову: ужасно, ужасно! Нет, вы сами подумайте: как Ромео может убедительно прильнуть к хладному челу Джульетты, как может его горе исторгнуть из зрителя слезу сострадания, если с Темзы то и дело пукают гудки барж, а с прогулочных корабликов голосит Робби Уильямс?
Но я не хватаюсь за голову. Хочется петь от того, как все это здорово. Какой-нибудь наш российский режиссер-авангардист, если бы его пригласили ставить в «Глобусе», должен ощутить себя здесь оскопленным. Древний театр сразу отхватит у него серпом весь его потенциал искусственных, вымученных инноваций. Зачем, скажем, осовременивать Отелло, наряжая его в мундир генерала НАТО? Современность-то, вот она, гудит-ревет с небес! Её слышат, ею дышат и зрители, и актеры. И, кажется, сам Шекспир, усмехающийся в тени вон той дальней кулисы...
Кстати, об «Отелло». Пожалуй, нет у Шекспира другой пьесы, чье идейное послание воспринималось бы так причудливо по-разному в разных странах и в разные эпохи. Вот он, эталон драматургии на все времена.
В Северную Америку театр вообще пришел впервые вместе с «Отелло». Трагедию поставили в 1750-х перед императором индейцев чероки, как тогда называли неофициального посла английского короля Георга II. Уже тогда тема межэтнических отношений стремительно набирала остроту.
В годы гражданской войны Севера с Югом бытовало просвещенное мнение здешних любителей театрального действа: этого гнусного британского барда Шекспира, окажись он жив и забреди в Америку, нужно было бы немедля линчевать и оставить болтаться на суку. Нашелся любимчик ниггеров.
Сам Джон Куинси Адамс, 6-й президент США, ссылался в своих речах на «Отелло», когда ему хотелось пугануть Америку прискорбными последствиями браков между черными и белыми. Не согреши с черномазым, а то задушит.
Напротив, в СССР, помнится, мы смотрели «Отелло» с не меньшим интернациональным воодушевлением, чем фильм «Цирк» с Орловой. И многим уже чудилось: а не успела ли Дездемона все-таки родить того курчавого, заснувшего сном ангела шоколадного мальчугана, которого убаюкивал весь цирк на зло империалисту-расисту. Да здравствует национально-освободительная борьба народов Африки! Рот фронт!
Англичане, как ни странно, тоже склонны воспринимать творчество своего кумира по-разному. В зависимости от того, какая попадет вожжа под хвост. Незабвенна история, когда вожжа попала ханжеская, пуританская. Вся страна хором решала, не был ли ее великий бард на самом деле великим похабником.
Дебаты начались со скандала. Учитель католической школы вывел целый класс учеников со спектакля «Двенадцатая ночь» в Королевском шекспировском театре, потому как на сцене, показалось ему, классический текст был подмят под себя сексом. Актеры тяжко дышали и ритмично постанывали под каждым бутафорским кустом. Режиссер словно хотел убедить зрителя, что «бард» - это производное от «бардак».
Терпение учителя кончилось, когда Титания, королева фей, стала устраиваться на постели с ослом. Такого на школьных уроках половой гигиены еще не проходили. Вся Британия раскололась: кто виноват - учитель или Шекспир?
Это было какое-то общенациональное затмение. Британские энтузиасты политкорректности рылись с лупой в шекспировских текстах в поисках «клубнички». И находили поля рассыпные.
Смотрите-ка, в «Генри YI» короля обнаруживают на ложе с любовницей. Гляньте, люди добрые, в «Двенадцатой ночи» резвятся-ласкаются лесбиянки. А в «Двух веронцах»-то что творится: в знак нерушимой мужской дружбы герои обмениваются партнершами. В «Перикле» же вообще сплошной секс-кроссворд: папа натыкается на дочь в борделе и не желает с ней спать, поскольку та слишком похожа на свою мать...
Сияние Галактики по имени Шекспир пытались низвести до свечи у чужой кровати. Но так читать великого барда - все равно, что выковыривать зерна из хлеба. Такой она и была, жизнь, четыре столетия назад, когда подручный мясника Уильям Шекспир отложил в сторону скребок для коровьих шкур и взялся за перо. И пек он свои творения цельными, пахнущими этой жизнью караваями - их жадно рвала потом на куски голодная до зрелищ толпа...
На куски рвут, корежат по сей день и личность самого Шекспира. Причем пуще других на этой стезе усердствует, как ни странно, российское шекспироведение.
Ввек не забуду, как содрогнулись, затрепетали в мелком, сдавленном хохоте Британские острова, когда наша литературоведческая элита вдруг «уточнила» имя Шекспира до.. Шакспера. А почему? «Так он был записан в церковных книгах и при крещении и при отпевании», - это дословная цитата из текста за подписью одного российского культуролога, доктора, между прочим, искусствоведения.
Любопытно хотя бы разок проследить, чем у нас люди в порядке науки занимаются. Причем, видимо, за счет небогатого нашего налогоплательщика.
Берется имя собственное в русском языке «Шекспир», имеющее мало общего со звучанием английского оригинала «Shakespeare». Последний произносится, как известно, "Шейкспиэ». Затем производится вдумчивая попытка сопоставить «Шекспир» с записью в книге крещений церкви Святой Троицы города Стрэдфорд-он-Эйвон «Gulielmus, filius Johannes Shakspere» («Уильям, сын Джона Шекспира»). И отсюда делается сногсшибательное «уточнение» опять-таки в среде русского языка: Шекспир - это, на самом деле, Шакспер! И уже текут рассуждения, где булькает новое имечко: «Шакспер женился...», «был ли грамотен Шакспер».
Причем, внимание, читатель! Наши «шакспероведы» не имеют, оказывается, никакого представления, что церковные записи делались в англиканских церквях не на английском, а на... латыни! Различие между английским и латынью они освоят позднее, когда их изберут академиками.
Меня так восхитила эта околонаучная манипуляция, что я рассказал о ней Эндрю Гёрру, профессору Университета Рединга, крупнейшему британскому шекспироведу, председателю общенационального Комитета по изучению наследия Шекспира. Профессор долго смеялся, как хорошему анекдоту.
- Дело в том, - сказал мне Гёрр, - что герб, которым отец Шекспира был пожалован в 1596 году, включал в себя изображение руки, которая держит копье. Shake spear - потрясать копьем - этот образ четко и одновариантно определяет звучание имени Шекспира, как бы оно не писалось...
А писалось оно на протяжении веков, как объяснил профессор, в ... 83-х различных вариантах. Но никому из британских ученых не пришло в голову изменить имя отечественного барда на что-либо иное, кроме Shakespeare, звучащего как Шейкспиэ - «потрясать копьем».
Российские же ученые мужи, они же доктора искусствоведения, перекрестили чужого гения в два счета. Привет, Шакспер Иваныч!
К счастью, это не мешает Шекспиру оставаться нашим современником, от каких бы напастей грешное человечество не страдало. Один из своих последних сезонов театр «Глобус» назвал «Шекспир и ислам». Сюжет «Отелло» все чаще воспринимается сегодня как первородное столкновение христианского и мусульманского миров.
Мавр уже идет к нам боевиком «Хезболлах»...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
