Еще в советской школе, зачитываясь до дремоты очередным сном Веры Павловны, возникло искреннее недоумение: что же могло так горячо заинтересовать вождя мирового пролетариата в безнадежно скучной книге Чернышевского «Что делать?». Предполагаю, что в этом недоумении я был далеко не одинок. Сегодня ответ на давнишний вопрос уже знаю, потому и спешу поделиться своим открытием с читателем.
По нынешним временам роман и вовсе трудно переварить. Тем не менее, единожды прочесть его рекомендую. Хотя бы для того, чтобы понять, с какой малости начинается иногда большая беда. Главный персонаж книги, некто Верочка Розальская, как пишет Чернышевский, «от мысли о себе, о своем милом, о своей любви... перешла к мыслям, что всем людям надо быть счастливыми и что надобно помочь этому скорее прийти». Вот мы и пришли к истокам ленинизма. Владимир Ульянов рассказывал, что перечитал роман «Что делать?» «за одно лето раз пять, находя каждый раз в этом произведении все новые волнующие мысли». Впрочем, главная мысль уже прозвучала: счастливыми должны быть все и «надобно помочь этому скорее прийти».
Следует признать, что зачитывались романом Чернышевского в ту пору многие молодые и немолодые уже русские интеллигенты. Секрет был в том, что роман воспринимался не как рядовое чтение, а как революционная кабалла, наполненная, дабы избежать цензуры, разнообразными намеками и символами. Эта книга читалась по пять раз за лето (и не одно лето подряд), потому что изучался не столько текст, сколько подтекст. Отсюда у Ленина и появлялись «все новые волнующие мысли».
Читали книгу и простые обыватели. Для них заниматься дешифровкой всех этих «пляшущих человечков» летним вечером на даче около чая с вареньем (и в отсутствие телевизора) было просто занятно. К тому же в романе была и пикантная для обывателя составляющая: считается, что «брак втроем» передовых русских людей, между делом показанный в книге, списан автором с реальных и известных в ту пору прототипов - одним из троицы являлся, например, «отец русской физиологии» Иван Сеченов.
Юный Ульянов, однако, отнесся к книге необычайно серьезно, любовный треугольник его интересовал мало, а вот революционный подтекст очень. Своим доскональным знанием романа Ленин поражал собеседников и многие годы спустя, уже перелопатив всего Маркса, Энгельса, Фейербаха и Гегеля. Однажды уже в зрелом возрасте, беседуя о книге Чернышевского, он с подростковым воодушевлением воскликнул: «А даму в трауре помните? Она зовет в подполье. В этом же весь смысл!»
Сны эмоционально отзывчивой Веры Павловны Розальской, а всего их в книге четыре, были наполнены массой воодушевляющих интеллигенцию символов, причем чаще всего собеседницей Верочки являлась некая дама, то мрачная, то веселая, то в трауре, то в праздничном одеянии. Помимо того, что дама была столь переменчива, она и разговаривала исключительно эзоповым языком. В первом сне загадочная незнакомка становилась то француженкой, то, англичанкой, то русской, то немкой, а на прямой вопрос об имени и отчестве отвечала возвышенно, но уклончиво: «Зовите меня любовью к людям».
После дешифровки оказывалось, что даму на самом деле зовут Революция, а все ее иностранные облики намекали на то, что грядет не просто очередной русский бунт, а революция общеевропейская. Когда дама явилась Верочке в трауре, это означало (как мы уже знаем от Ильича), что революционерам пора уходить в подполье. А когда в финале дама, сбросив траур, появлялась в розовом платье, розовой шляпке и белой мантилье, это, естественно, означало, что революция всенепременно победит.
Являлось во снах и само светлое будущее: «золотистым отливом сияет нива... лес пестреет цветами... порхают по веткам птицы... солнце льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу». В общем, я, конечно, не прав: по-своему это была занимательная книжка.
Помимо массы загадочных дам, есть в романе и ярко выраженное мужское начало - г-н Рахметов, тот революционный рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир и двинуть его, наконец, по дороге к счастью и «неге». И этот персонаж романа оказал на Володю Ульянова немалое влияние, хотя к реальной жизни имел точно такое же отношение, как сложносочиненные сны Верочки Розальской.
Рахметов - своего рода мечта русской интеллигенции о грядущем революционном мессии. Хотя Чернышевский и описывает главного героя не без некоторой иронии (чтобы проверить свою волю тот, например, пытается спать на гвоздях), однако в самом главном - нечеловеческой самоотдаче в стремлении помочь ближнему, и бедному в особенности - будущий революционер вылеплен, как и положено, божественно совершенным. «Велика масса честных и добрых людей, - пишет Чернышевский, - а таких людей мало; но они в ней - букет в благородном вине; от них ее сила и аромат: это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».
Вот и Володе Ульянову, тогда еще юноше, захотелось стать «двигателем двигателей», «солью земли русской», а если повезет, то и мессией общемирового масштаба. Этим и жил всю оставшуюся жизнь. Вот одно из типичнейших воспоминаний о зрелом Ульянове шотландца Галлахера: «Я два раза был у Ленина дома и имел с ним частную беседу. Меня больше всего поразило в нем то, что пока я был с ним, я не имел ни одной мысли о Ленине, я мог думать только о том, о чем он думал, а он все время думал о мировой революции».
Если Чернышевский, как опытный режиссер, подготовил Ленина к его будущей исторической роли эмоционально, то Маркс, как сценарист, вложил в руки Ильича необходимый текст.
Ленин искренне полагал, что понял и прочувствовал своих кумиров -Чернышевского и Маркса - лучше и глубже других. А главное, больше других был готов сделать, чтобы на практике реализовать мечту первого учителя и доктрину второго. Весной 1902 года в Штутгарте (Германия) Ленин опубликовал свою собственную книгу «Что делать?», где уже без всяких символических намеков четко и ясно обозначил главную задачу российской социал-демократии: внедрение социалистических идей передовой интеллигенции в сознание отсталых рабочих. Да простят меня небеса, но ленинизм в марксизме примерно то же, что «павликанство» в христианстве. Апостолов было много, а вот Павел один. И Ленин был один.
Авторитетных проповедников марксизма хватало, в России довольно долго наиболее почитаемым из них был Плеханов, в Европе среди марксистов царствовал Каутский. Однако узок был круг настоящих революционеров, не теоретиков, а практиков и организаторов восстания. К тому же и говорили эти теоретики, с точки зрения Ленина, все не то. Плеханов договорился даже до того, что в России, мол, еще нет той муки, из которой можно испечь доброкачественный социализм. Ленина это не убеждало, он был готов поработать и мельником, и пекарем, а если нужно, то и рецептуру подправить.
Именно Ленин, создав принципиально новый, по-настоящему боевой III Интернационал, реально расширил пределы марксизма, придав ему общемировой характер, организовал и сплотил революционные ряды, вывел марксизм на широкую дорогу. В отличие от марксистов ортодоксов, ограничивших свое внимание промышленно развитыми странами (марксизм только для избранных, чистых и развитых), миссионер Ульянов (чем не Павел?) привел марксизм в монгольские степи и черную Африку.
Несогласные с ним надолго были отброшены на обочину революционного движения, оказались изолированными в своем теоретическом гетто, толкуя и перетолковывая в пыльных кабинетах священные тексты. Пока в результате не появился на свет новый философский камень - еврокоммунизм.
То, что еврокоммунизм, в отличие от советской модели, это «социализм с человеческим лицом», не спорю. Как не оспариваю и очевидных успехов социал-демократии в ряде крупных европейских стран. Сомнительно другое, чтобы «основоположники» признали этот социализм за свою родню. Напомню слова Маркса: «Я сеял драконов, а сбор жатвы дал мне блох».
Впрочем, потомки Маркса считали идеологическим бастардом и Ленина. Марксистские скрижали, как и Талмуд, книжка толстая, так что при желании каждый там найдет нужную для себя цитату.
Был ли Владимир Ульянов гением? Да, безусловно, если принять то толкование понятия «гений», что использовал для характеристики Ленина в своих «Записках о революции» Н. Суханов: «Гений это... сплошь и рядом человек с крайне ограниченной сферой головной работы, в каковой сфере эта работа производится с необычайной силой и продуктивностью. Сплошь и рядом гениальный человек это человек до крайности узкий, шовинист до мозга костей, не понимающий, не приемлющий, не способный взять в толк самые простые и общедоступные вещи... Таков, несомненно, и Ленин, психике которого недоступны многие элементарные истины - даже в области общественного движения. Отсюда проистекал бесконечный ряд элементарнейших ошибок Ленина как в эпоху его агитации и демагогии, так и в период его диктатуры. Но зато в известной сфере идей - немногих, навязчивых идей - Ленин проявлял такую изумительную силу, такой сверхчеловеческий натиск, что его колоссальное влияние в среде социалистов и революционеров уже достаточно обеспечивается самими свойствами его натуры».
И еще. Все тот же Суханов: «Утопист и фантазер, витающий в абстракциях, Ленин - отличный реальный политик: первое - в большом, второе - в малом. «Зажечь Европу»... Ленину не удалось и не удастся. Но завоевать собственную партию, отменив всю свою собственную науку, Ленин сумел отлично, пользуясь всеми благоприятными обстоятельствами, призывая на помощь тени Бонапарта и Макиавелли».
Напоследок два слова еще об одном источнике ленинизма. Если кто-то из предков Ульянова-Ленина и виноват в мировых неприятностях, случившихся после 1917 года, то, скорее всего, это дедушка вождя мирового пролетариата доктор Бланк. Как свидетельствует история, доктор, точно также как и его внук-марксист, очень хотел облагодетельствовать окружающих и точно так же, как и он, «выделялся крайними взглядами». (Слова, неосторожно брошенные Мариэттой Шагинян).
На практике это заключалось в том, что всех своих родных, а также доверчивых пациентов и знакомых, доктор Бланк на ночь обертывал в мокрые простыни. Для укрепления нервов. А однажды и вовсе, поспорив с соседом о пользе и вреде белковой пищи, в порядке научного эксперимента съел с ним на пару уличную собаку.
Уличных собак знаменитый внук не ел, а вот в мокрые простыни завернул всю Россию. И нервы русским это только расшатало.
