21 (9) июля 1906 года, в воскресенье, депутаты Первой Государственной Думы с удивлением узнали из газет, что Дума распущена. Народные избранники отреагировали на эту новость с удивлением: еще накануне многие из них были уверены в том, что "разогнать не посмеют". В этот же день один из инициаторов разгона Думы, лично гарантировавший императору спокойствие в столицах в случае разгона законодательно учреждения, министр внутренних дел Столыпин назначается на пост премьер-министра. Парадоксальным образом, именно это назначение спасет для России идею представительства, дискредитированную неудачным опытом работы первых двух Дум.
Дума "народного гнева"
Петр Аркадьевич Столыпин, губернатор "трудной" Саратовской губернии, с успехом пресекавший то и дело возникавшие крестьянские беспорядки, получает назначение на пост министра внутренних дел как раз накануне созыва той самой Думы (27 апреля 1906), которая прекратит свое существование одновременно с его переходом на пост председателя Совета министров.
Это была не единственная "кадровая перестановка" в правительстве: буквально за день до первого заседания Первой Думы подает в отставку С.Ю.Витте (на этот пост был назначен И.Л.Горемыкин, человек крайне консервативных взглядов). Фактически, это означает признание им краха всей своей политической концепции, направленной на привлечение к управлению государством представителей общественности. Незадолго до отставки Витте пытается договориться о привлечении земских деятелей к деятельности Совета министров (помимо участия в Думе), полагая, что это отвлечет их от радикальных идей. Однако земской съезд ноября 1905 года, под давлением преобладавших тогда крайних элементов, принимает постановление, из которого становится понятно, что намерения сотрудничать с правительством у "общественности" нет. По выражению историка права Леонтовича, радикальное большинство съезда интересовала "не защита существующего права от произвола государственной власти", а "исключительно создание органа, который располагал бы внешне законным образом заменить существующие законы новыми". Как впоследствии писал кадет Маклаков, самодержавие монарха предлагалось заменить "самодержавием большинства Государственной Думы".
Впрочем, вплоть до выборов сохранялась надежда, что "сговориться" с депутатами все же удастся. Выборы в Думу прошли по законам, которые должны были обеспечить в законодательном учреждении преобладание "мужицкого элемента", в котором видели тогда основу монархизма. Однако эти ожидания не оправдались. Когда стала поступать информация о составе первой Думы, Витте сказал: "Слава Богу, Дума будет мужицкая". Но по мере выяснения партийного состава Думы, по воспоминаниям Гурко, "Витте становился чернее тучи".
Несмотря на бойкот выборов со стороны наиболее радикальных партий, состав Думы оказался оппозиционным и сильно левым. Большинство мест - 179 - получила партия конституционных демократов, а 107 депутатов, в основном крестьян, образовали фракцию трудовиков, находившихся под сильным слиянием социалистов-революционеров. С кадетами и трудовиками голосовали многие беспартийные, которых насчитывалось 105 человек. Правый фланг составляла незначительная и быстро распавшаяся группа октябристов. Представители черносотенных партий в Думу не попали.
Открытие думы 27 апреля 1906 г. было обставлено с необычайной пышностью. Царская семья вышла к депутатам в тронный зал Зимнего дворца в платьях, усыпанных драгоценностями. Великий князь Александр Михайлович замечал по этому поводу: "Более уместным, по моему мнению, был бы глубокий траур". Вернувшись из дворца, Столыпин поделился с семьей своими впечатлениями: "Блеск мундиров придворных чинов с одной стороны зала и более чем скромные, даже в большом количестве умышленно будничные костюмы депутатов, с другой стороны, представляли такой разительный контраст, что невольно рождали в душе сомнения: сумеют ли люди, настолько отличающиеся друг от друга своим внешним обликом, найти общий язык при обсуждении общего дела".
Депутаты сразу же подняли вопрос о политической амнистии и принудительном отчуждении частновладельческих имений (основное положение аграрной программы кадетов). Правительство И. Л. Горемыкина ответило резким "нет" на все эти требования и предложило депутатам заняться конкретной законодательной работой. Из-за какого-то бюрократического недоумия первый правительственный законопроект, внесенный на рассмотрение Думы, звучал следующим образом: "Об отпуске 40029 руб. 49 коп. на постройку пальмовой оранжереи и сооружение клинической прачечной при Юрьевском университете". Поскольку депутаты не желали заниматься вопросом об устройстве прачечной, а правительство в свою очередь не допускало мысли о вмешательстве Думы в свои прерогативы, с первых же недель начался затяжной конфликт.
Из сложившегося положения было два выхода: распустить Думу или сформировать правительство из думского большинства, т.е. собственно из кадет. Однако кадеты, в своем стремлении захватить власть, уже слишком много наобещали крайне левым элементам и все более попадали в зависимость от них. Мысль о кадетском правительстве была отброшена. Столыпин считал ее слишком опасным экспериментом. Но сохранялась надежда на формирование коалиционного правительства. Царь принял эту идею, Столыпин также поддержал ее. Во главе правительства должен был стать представитель умеренного земства Шипов. Вскоре стало ясно, что и с таким правительством Дума сотрудничать не будет. Поэтому Шипов отправился к своему приятелю председателю Думы Муромцеву, чтобы предложить ему должность премьера. На это был получен ответ, что вопрос этот уже решен ЦК партии, и премьером должен стать Милюков, требовавший всю полноту власти. Правительство подчиняться решениям ЦК партии кадетов не желало, и союза не состоялось. Столыпин сказал царю по этому поводу: "Я охотнее буду подметать снег на крыльце Вашего дворца, чем продолжать эти переговоры".
Правительство все более склонялось к мысли о невозможности совместного существования с мятежной Думой. Спустя 72 дня после своего созыва Дума была разогнана.
"Не запугаете!"
Вторая Государственная Дума начала свою работу 20 февраля 1907 г. Повторный опыт выборов оказался для правительства еще менее удачным, чем первый. Поскольку на сей раз в выборах принимали участие нелегальные партии, состав Думы был еще более радикальным. Социал-демократы получили 65 мест, а всего левые партии завоевали 222 мандата, или 43%. Крайне правые сумели провести около 30 депутатов, но через несколько месяцев численность правой группы сократилась до 10 человек. Социал-демократы и эсеры рассматривали Думу как трибуну для революционной пропаганды. На IV съезде РСДРП, объединившем большевиков и меньшевиков, была принята резолюция "планомерно использовать все конфликты, возникающие между правительством и Думой, как и внутри самой Думы, в интересах расширения и углубления революционного движения".
Премьер пытался опереться на кадетов, представлявших думский центр, но его протянутая для конструктивной работы рука повисла в воздухе. Председатель Государственной думы кадет Ф.А. Головин вспоминал: "Столыпин развил мысль о желательности в интересах дела договориться правительству с большинством Думы о порядке обсуждения бюджета и внесении правительством законопроектов, а также о минимуме правительственных требований по отношению к главнейшим законопроектам, и просил меня взять на себя посредничество между ним и центром Думы, т. е. Партии к.-д. Я ответил Столыпину, что председатель Думы не должен выступать в качестве посредника.."
Правительство Столыпина внесло на обсуждение Второй Думы декларацию, в которой говорилось о намерении разработать законы о свободе вероисповедания, неприкосновенности личности и гражданском равноправии, реформе местного самоуправления и полиции. 6 марта 1907 г. премьер-министр выступил в Думе с речью, в которой разъяснял цели правительства: "Преобразованное по воле монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как, пока писаный закон не определит и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены". Либеральная программа, изложенная Столыпиным в Думе, "представляет собой одно из самых решительных наступлений либерализма во всей русской истории", замечает Леонтович.
Именно поэтому в социалистической Думе поддержки она не находит. Один из немногих депутатов- монархистов В.В. Шульгин вспоминал эту речь Столыпина: "Он отлично знал, кто сидит перед ним, кто, еле сдерживая свое бешенство, слушает его. Он понимал этих зверей, одетых в пиджаки, и знал, что таится под этими низкими лбами, какой огонь горит в этих впавших озлобленных глазах, он понимал их, но делал вид, что не понимает. Он говорил с ними так, как будто это были английские лорды, а не компания "Нечитайл", по ошибке судьбы угодивших в законодательные кресла, вместо арестантских нар". Когда министр сошел с трибуны, депутаты от различных фракций, сменяя друг друга, обрушили на правительство шквал критики. И тут Столыпин еще раз попросил слово и произнес, наверное, самую свою знаменитую речь-отповедь, закончив ее словами: "Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: "Руки вверх!" На эти слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: "Не запугаете!". Кадет В. А. Маклаков впоследствии писал: "Восторгу правых не было предела. Правительство в этот день, на глазах у всех, обрело и главу, и оратора. Когда Столыпин вернулся на место, министры встретили его полной овацией, чему других примеров я в Думе не видел. Многим из нас только партийная дисциплина помешала тогда аплодировать".
Главным камнем преткновения стал аграрный вопрос. 9 ноября 1906, в период между двумя Думами, был издан знаменитый указ о праве выхода из общины, с принадлежащим каждому крестьянину в данное время земельным наделом. Столыпинский аграрный закон вызвал против себя ожесточенную оппозицию не только слева, но и справа. Левые и леволиберальные партии (социалисты и "кадеты") усматривали в нем недопустимое нарушение прав крестьянского мира, насильственное вторжение администрации в социально-экономический строй крестьянской жизни. Правые опасались, что разрушение общины поведет к обезземелению значительной части крестьянства и к росту пролетариата, с его опасными революционными тенденциями.
Столыпин внес свой аграрный закон во Вторую Государственную Думу, где он был подвергнут жестокой критике. Преобладавшие в Думе левые партии считали единственным способом разрешения аграрного вопроса в России принудительное отчуждение частновладельческих земель, и раздел их между крестьянами, хотя, как отмечают исследователи, в 1905 году против 164 млн. десятин крестьянских земель дворянам принадлежало всего 53 млн. десятин. Таким образом, раздел дворянских земель повел бы лишь к незначительному увеличению площади крестьянского землевладения и не уничтожил бы крестьянской бедности, основная причина которой заключалась не в крестьянском "малоземелье". Пресловутая "земельная теснота" русского крестьянства представляет собой один из исторических мифов. Для сравнения: удобной земли приходилось в это время на 1 человека населения в Европейской России 2,1 десятины, во Франции 0,82 десятины, в Германии 0,62 десятины, в Великобритании 0,48 десятины. Проблема заключалась в самом типе хозяйствования. В первую очередь, речь идет о стародавнем прапрадедовском трехполье, при котором 1/3 пахотной земли "гуляет" под паром. Затем, крестьянская земля не принадлежала своему пахарю на правах собственности, она принадлежала общине, "миру", который распределял ее по "душам", по "едокам", по "работникам" или иным каким-либо способом. Характерными и неизбежными чертами общинного землевладения была чересполосица: поля делились сначала на несколько больших кусков, по степени отдаленности их от селения и по качеству почвы, а потом в каждом из этих участков отводились полосы отдельным домохозяевам, которым доставалось, таким образом, иногда по несколько десятков разбросанных и узких полос.
В своей речи по аграрному вопросу, 10 мая 1907 года, Столыпин пытался убедить депутатов, что "путем переделения всей земли государство в своем целом не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены будут культурные хозяйства. Временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль...". Столыпин признавал, что крестьянство находится в тяжелом положении и что ему необходимо помочь, но здесь "предлагается простой, совершенно автоматический, совершенно механический способ: взять и разделить все 130 000 существующих в настоящее время поместий. Государственно ли это? Не напоминает ли это историю тришкина кафтана - обрезать полы, чтобы сшить из них рукава?" Вместо этого, Столыпин предлагал для разрешения аграрного вопроса и для подъема уровня крестьянского благосостояния целую систему мероприятий, из которых наиболее существенным было "освобождение крестьянина от тех тисков, в которых он в настоящее время находится", и создание "крепкой индивидуальной собственности", - надо сделать русского крестьянина хозяином-собственником, "надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и предоставить их в неотъемлемую собственность".
Достичь какого-либо соглашения с социалистами и кадетами представлялось невозможным. "Было ясно, что никакая продуктивная работа не мыслима, да она никого в Думе и не интересовала", - писал Коковцов. Интересно, что и С.Булгаков, принадлежавший к левому крылу Второй Думы в качестве беспартийного депутата с глубоким презрением говорил о ее "нелепости, никчемности, о том, что она в своем убожестве даже не в состоянии была заметить, что сама она не была пригодна ни для какого дела и утопала в бесконечной болтовне". "Я не знавал в мире места, - пишет Булгаков, - с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы". И далее: "Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России... и вы получите Вторую Государственную Думу. И какими знающими, государственными, дельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств... В Г.Думе на меня произвел сильное впечатление своей личностью, смелостью, своеобразной силой слова - Столыпин. Я совершенно не сочувствовал его политике, но я сохранил веру, что он любит Россию, и в конце концов не солжет".
Сам Столыпин писал о законодательном собрании так: "Сегодня был в Думе; впечатление тусклое и серое. В комиссиях... не умеют взяться за работу ввиду неподготовленности и неумения работать вообще. Дума "гниет на корню", и многие левые, видя это, желали бы роспуска теперь, чтобы создать легенду, что Дума создала бы чудеса, да правительство убоялось этого и все расстроило".
3 июня 1907 г. Вторая Государственная дума была распущена. Одновременно с этим было опубликовано новое положение о выборах, вошедшее в историю как "третьеиюньский государственный переворот", так как изменение избирательного законодательства в обход Думы противоречило Манифесту 17 октября.
"Подобранная" Дума
Новый избирательный закон значительно ограничивал избирательные права рабочих и крестьян, увеличивая количество выборщиков от землевладельцев. В результате III Государственная дума существенно отличалась по своему составу от своих предшественниц. Левое крыло было предельно ослаблено. Теперь левыми считались 54 кадета, занимавшие центристские позиции в предыдущих Думах. От мощной фракции трудовиков осталось 14 человек. На выборах прошло 19 социал-демократов меньшевистского и большевистского направления. Выгодное положение занимал сильный центр из 154 октябристов и 28 прогрессистов. Впервые сложились три правых фракции: крайне правые, умеренно правые и националисты, насчитывавшие 147 депутатов. Бывший премьер-министр Витте, недолюбливавший Столыпина, назвал новую Думу не "выбранной", а "подобранной".
Октябристское большинство в новой Думе позволяло Столыпину, наконец, приступить к реализации намеченных либеральных реформ. Это была попытка спасти либеральный курс России и само народное представительство, уже дважды продемонстрировавшее свою деструктивную позицию "Новый избирательный закон, - писал Коковцов, - издан именно для того, чтобы спасти народное представительство, которое было искажено совершенно не соответствующим стране, слишком широким избирательным правом по закону 1905 года". Ему вторит октябрист Шидловский: "Непременным условием тайны выборов является поголовная грамотность населения, так как если не все выборщики могут сами заполнить свой избирательный бюллетень, то ни о какой тайне не может быть и речи; следовательно, при существующей в России степени распространения грамотности... приходится выбирать либо всеобщее, либо тайное голосование, но совместить эти два признака в России совершенно невозможно".
Третья, "столыпинская" Дума, впервые продемонстрировала, что правительство и законодатели могут более или менее конструктивно сотрудничать. Более того, именно манифест 3 июня способствовал укреплению в России конституционного строя, так как именно работа в Третьей и Четвертой Думе научила политиков, по выражению Маклакова, "делать общее дело с правительством".
"Ставка на сильных"
В центре обсуждения и на этот раз оказался аграрный закон, получивший впоследствии название "ставка на сильных". Его вновь критиковали как справа, так и слева. Многие депутаты настаивали на том, что право на землю должно принадлежать не отдельному крестьянину, а всей семье. В частности, для того, чтобы новоиспеченный собственник не мог землю "пропить".
На заседании 5 декабря 1908 г. Столыпин выступил с энергичной речью в защиту принципа единоличной собственности против собственности семейной. Он настаивал на предоставлении крестьянству экономической самодеятельности и свободы распоряжаться собственным имуществом и трудом. Личный собственник есть "в полном смысле слова кузнец своего счастья", тогда как при семейной собственности владелец земли "стеснен во всех своих действиях"; "мелкая семейная община несомненно будет" парализовать и личную волю и личную инициативу поселянина. Во имя чего все это делается? Думаете ли вы этим оградить имущество детей отцов пьяных, расточительных?.. Нельзя создавать общий закон ради исключительного, уродливого явления... Для уродливых, исключительных явлений надо создавать исключительные законы: надо развить институт опеки за расточительность... Но главное, что необходимо, это, когда мы пишем закон для всей страны, иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых". "Правительство приняло на себя большую ответственность, проводя в порядке статьи 87 (основных законов) закон 9 ноября 1906 года, оно ставило ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных... помните, законодательствуя, что таких сильных людей в России большинство". "Неужели не ясно, что кабала общины, гнет семейной собственности является для 90.000.000 населения горькою неволею? Нежели забыто, что этот путь уже испробован, что колоссальный опыт опеки над громадной частью нашего населения потерпел уже громадную неудачу?". Вопреки утвердившемуся представлению о том, что под "сильными" Столыпин имел в виду "кулаков", очевидно, что председатель Совета министров разумел всю массу средних нормальных крестьян, с благополучием которых он связывал "величие России" ("Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия").
После этого аграрный законопроект обсуждался в Думе еще несколько месяцев. В заседании 24 апреля 1909 года он закон был, наконец, принят большинством Государственной Думы; против него голосовали социал-демократы, "трудовики", "кадеты" и часть правых.
"Столыпин был глубоко убежден, что Россия может стать свободным правовым государством лишь тогда, когда крестьянство, то есть основная масса населения, поймет ценность свободы и права. А этого можно было ожидать только после того, как аграрное законодательство начнет давать плоды, то есть только тогда, когда крестьяне получат элементарные права, такие, как право частной собственности на землю, и элементарную свободу, как возможность самим свободно располагать своим имуществом и своей работой. Столыпину казалось беспредметной демонстрацией объявлять и провозглашать право на свободу, пока нет предпосылок, которые одни только и могут обеспечить использование этого права, - пишет Леонтович. - Предпосылки надо было создать. Без этих предпосылок, которые только и могли быть созданы успешным проведением в жизнь аграрной реформы, право на свободу и вообще Конституция, по выражению Столыпина, которое приводит Маклаков, оставались лишь "румянцем на трупе"".
Материал подготовлен интернет-редакцией www.rian.ru на основе информации Агентства РИА Новости и других источников
