Автор Петр Романов
Русские монархисты, столь часто вспоминающие о трагической судьбе семьи Николая II, расстрелянной большевиками, о скелетах в собственном шкафу предпочитают не вспоминать, поскольку эти скелеты российское самодержавие, естественно, не украшают. Между тем, что было, то было. Нет более опасной ловушки, чем попытки дайджестировать историю, отсекая от нее «ненужное» и редактируя оставшееся.
Одно из самых неприятных для монархистов воспоминаний связано с ноябрьским переворотом 1741 года, организованного сторонниками Елизаветы Петровны - дочери Петра I. У власти тогда, после смерти императрицы Анны Иоанновны, находилась ее племянница - «правительница» Анна Леопольдовна из семейства Брауншвейгов, которая должна была уступить власть своему сыну Иоанну Антоновичу, когда тот повзрослеет. Судьба, однако, распорядилась по-своему.
Началась эта история почти трогательно, хотя речь шла об аресте младенца. Вот как излагает события Николай Костомаров: «Он спал в колыбельке. Гренадеры остановились перед ним, потому что цесаревна не приказала его будить прежде, чем он сам не проснется. Но ребенок скоро проснулся; кормилица понесла его в караульню. Елизавета Петровна взяла младенца на руки, ласкала и говорила: «Бедное дитя, ты ни в чем невиновно, виноваты родители твои!» И она понесла его к саням. В одни сани села цесаревна с ребенком; в другие сани посадили правительницу и ее супруга... Елизавета возвращалась в свой дворец Невским проспектом. Народ толпами бежал за новой государыней и кричал «ура!». Ребенок, которого Елизавета Петровна держала на руках, услышав веселые крики, развеселился сам, подпрыгивал на руках у Елизаветы и махал ручонками. «Бедняжка! - сказала государыня, - ты не знаешь, зачем это кричит народ: он радуется, что ты лишился короны!»
Поначалу судьба Брауншвейгской фамилии, как казалось, будет не такой уж тяжелой. Во всяком случае, в первом царском манифесте, появившемся сразу же после переворота, говорилось о том, что «по своей природной милости» императрица Елизавета решила всю семью, т.е. Анну Леопольдовну, ее мужа - принца Антона-Ульриха Брауншвейгского (кстати, самого неизвестного нашим гражданам российского генералиссимуса) и их царственного младенца «с надлежащею им честью» выпроводить из России за границу. Однако не успели высохнуть чернила, как возникли сомнения в верности принятого решения, поэтому караулу, сопровождавшему изгнанников до границы, секретно повелели ехать очень медленно.
Караул приказ понял верно, обоз двигался со скоростью черепахи и прибыл в Ригу лишь в марте следующего года. Здесь пленников ожидал первый неприятный сюрприз. «В связи с вновь открывшимися обстоятельствами» - кто-то на допросе показал, что Анна Леопольдовна хотела заточить Елизавету в монастырь - Брауншвейгов взяли под усиленную охрану. Вторая неприятность последовала почти сразу же вслед за первой. Под надуманным предлогом, будто Анна Леопольдовна собирается бежать, переодевшись крестьянкой, все семейство вместе с младенцем посадили в крепость Динамюнде.
Но это было только начало. Несмотря на триумфальное восшествие на престол, Елизавету Петровну во все годы ее правления не покидал страх, что призрак императора Иоанна Антоновича однажды, опираясь на недовольных граждан внутри страны и на поддержку из-за рубежа, материализуется. Опасения подстегивались тем, что каждый самый мелкий заговорщик той эпохи, пусть и всуе, но упоминал имя свергнутого младенца. Первое такое политическое дело возникло уже в июле 1742 года: камер-лакей Турчанинов, прапорщик Преображенского полка Ивашкин и сержант Измайловского полка Сновидов, если верить материалам следователей Тайной канцелярии, составили заговор, чтобы убить императрицу и вернуть на престол Иоанна Антоновича. Дело закрыли быстро, выдрав обвиняемым ноздри, отрезав языки и отправив в Сибирь. По тем временам это было милосердным приговором. Смертную казнь Елизавета Петровна поклялась отменить и клятву свою сдержала.
В 1744 году - новое разбирательство по тому же поводу - «дело Лопухина», бывшего камер-юнкера при правительнице Анне Леопольдовне. Не вдаваясь в детали, лишь замечу, что в ходе показаний Лопухин заявил о готовности рижского гарнизона помочь прусскому королю освободить императора Иоанна Антоновича и о том, что контакты осуществлялись через австрийского и венгерского посла маркиза Ботта. Елизавета Петровна потребовала объяснений и у Фридриха II, и у Марии-Терезии, эрцгерцогини австрийской, королевы Венгрии и Чехии (будущей римско-германской императрицы).
Прусский король отверг все обвинения и дал Елизавете «дружеский совет»: от греха удалить семью Брауншвейгов из Риги куда-нибудь подальше в глубь империи. Советом короля тут же воспользовались. Сначала семейство перевели в город Раненнбург, а потом еще дальше на север. В качестве места постоянного заключения выбрали Холмогоры, здесь, как показалось, легче организовать строгую охрану. С этого момента по приказу Елизаветы несчастного ребенка содержали в одиночке, отделив от остальной семьи. Здесь малолетний узник пробыл 12 лет. Сама Анна Леопольдовна через два года после приезда в Холмогоры скончалась, ее тело привезли в Петербург и погребли в Александро-Невской лавре. Императрица присутствовала на похоронах и даже прослезилась.
Еще позже Иоанна Антоновича в строжайшем секрете перевели из Холмогор в Петербург в Шлиссельбургскую темницу, где держали в строжайшей изоляции. Ни в чем не повинный Иоанн, подрастая в тюрьме, постепенно превращался в «железную маску» российской истории. Тайна перевода главного узника России в Шлиссельбург сохранялась с максимальными предосторожностями. Полковнику Вындомскому, главному охраннику Брауншвейгской семьи в Холмогорах, строго приказывалось «оставшихся арестантов содержать по-прежнему, еще и строже и с прибавкой караула, чтобы не подать вида о вывозе арестанта; в кабинет наш и по вывозе арестанта рапортовать, что он под вашим караулом находится, как и прежде рапортовали».
Еще жестче были указания, направленные в Шлиссельбург. Сам комендант крепости не имел права знать, кто содержится у него под арестом. Видеть Иоанна и знать его имя могли только три офицера стерегшей его команды. Им строго запрещалось сообщать Иоанну, где он находится. Без специального указа Тайной канцелярии к узнику не мог войти никто, даже фельдмаршал.
Преемники Елизаветы Петровны, сначала Петр III, а затем и Екатерина II, не сочли нужным облегчить положение «железной маски», хотя есть свидетельства, что оба побывали в Шлиссельбурге и виделись с Иоанном. Инструкции Петра III предписывали главному надсмотрщику князю Чурмантьеву: «Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противиться или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему рассмотрению палкой и плетью». Наконец, существовало строгое предписание, подтвержденное позже и Екатериной: при любой попытке освобождения узника, Иоанна умертвить.
В июле 1764 года так и произошло. Попытку освобождения бывшего императора России предпринял поручик пехотного полка Василий Мирович. Склонив на свою сторону с помощью подложного манифеста гарнизонных солдат, он арестовал коменданта крепости и потребовал выдачи заключенного. Иоанна тут же, согласно строгой инструкции, убили. Мирович, узнав о гибели Иоанна, сдался и был казнен.
Несчастному заключенному шел в это время 24-й год. К этому моменту, судя по ряду свидетельств, Иоанн был уже психически нездоров, что не удивительно, учитывая в каких условиях он провел всю свою жизнь. Вместе с тем, судя по тем же свидетельствам, Иоанн, несмотря ни на что, знал о своем происхождении, называл себя государем, где-то чудом выучился грамоте и читал одну книгу, которую ему разрешили при себе иметь, - Библию. Известна, например, история о том, как однажды Иоанн заявил караульному офицеру: «Как ты смеешь на меня кричать? Я здешней империи принц и государь ваш». После этого узника наказали, лишив его чая и отобрав теплые носки.
Еще одна любопытная деталь. Призрак столь сильно мучил сначала Елизавету, а затем и Екатерину II, что и в той, и в другой голове, как рассказывают, появлялась минутная мысль о том, чтобы выйти замуж за Иоанна Антоновича и тем самым решить проблему «благородно». Впрочем, никаких серьезных доказательств этому нет.
Что касается остальных членов семьи, то их судьба столь же трагична. Перед смертью в Холмогорах Анна Леопольдовна родила еще двоих сыновей, принцев Петра и Алексея, тем самым, увеличив число узников. В условиях строгого заключения дети выросли рахитичными и умственно отсталыми. Принц Антон-Ульрих пережил жену на тридцать лет, он скончался в 1775 году. Только после его смерти Екатерина II, уступая просьбам датской королевы, приходившейся узникам теткой, сочла возможным сначала облегчить режим содержания братьев и сестер Брауншвейгов, а затем и отправить их в Данию.
Узнав о том, что их отпускают, узники только испугались. Проведя столько времени в изоляции, они не были готовы к встрече с окружающим миром и молили только об одном - оставить их в покое и разрешить иногда гулять по соседнему с тюрьмой лугу.
Пожелание не было исполнено. Их насильно заточили и так же насильно освободили.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
