Напряженные отношения между Россией и США, складывающиеся в последнее время, стали вызывать тревогу у многих людей в нашей стране и за рубежом. Не мог ли стать катализатором таких отношений гигантский военный бюджет Пентагона, который составляет половину всех военных расходов планеты? Неужели Соединенным Штатам кто-то так серьезно угрожает, что нужно тратить столько средств на собственную безопасность?
На эти и другие вопросы военного обозревателя «РИА Новости» Виктора Литовкина отвечает директор Института США и Канады РАН член-корреспондент Российской академии наук Сергей Рогов.
- Сергей Михайлович, многим людям не очень понятно, зачем США такой огромный военный бюджет - 512 млрд. долларов? Зачем они размещают свои военные базы вблизи наших границ? Неужели Россия или кто-либо еще им угрожают? Может просто у них есть лишние деньги, и они хотят потратить их для создания прорыва в определенных технологиях? Военных, в том числе?
- Приходится констатировать, что мир в начале XXI века вступил в новый этап гонки вооружений. Причем, этот этап был начат Соединенными Штатами еще за несколько лет до 11 сентября 2001 года. Приведу несколько цифр. В 90-е годы прошлого века, после окончания холодной войны, произошло значительное сокращение мировых военных расходов. Они сократились примерно на 40 процентов. И это сокращение было связано не только с катастрофическим падением оборонных расходов Российской Федерации и других государств СНГ, а также бывших социалистических стран Восточной Европы. Произошло уменьшение и американских военных расходов - бюджета Пентагона. Примерно на 30 процентов в постоянных ценах, то есть с учетом инфляции. Это снижение продолжалось до 1998 года.
А новая тенденция началась как раз в момент, когда НАТО и США начали войну в Косово. Потом эта тенденция получила дальнейший толчок после прихода к власти Джорджа Буша-младшего. И сегодня мировые военные расходы вышли почти на уровень времен холодной войны. Если использовать для оценки такой объективный показатель, как постоянные цены.
Почему США стали лидером в этой гонке вооружений в тот момент, когда у них нет примерно равного по силам соперника, каким был Советский Союз?
Сегодня можно констатировать, что основной стратегической целью США после окончания холодной войны стало закрепление за Америкой статуса единственной сверхдержавы, единственного полюса в однополярном мире. Эта стратегия базируется на тех силовых факторах, которыми располагают Соединенные Штаты. К ним, конечно, относится не только военная мощь, но и невоенные факторы силы. В первую очередь, экономическая мощь. На долю США приходится 20 с небольшим процентов мирового внутреннего валового продукта (ВВП), если брать по паритету покупательной способности. А по обменному курсу - порядка 33 процентов. И вы правы, сегодня США тратят на военные нужды половину всех военных расходов мира. То есть мы видим сознательную стратегию, при которой экономическое могущество США подкрепляется наращиванием военной мощи. Причем, на военный фактор Вашингтон сегодня делает больший упор, чем на какой-либо другой.
- Как это выглядит с точки зрения американского бюджета?
- Если говорить об американском бюджете, а известно - в США государство тратит через бюджет меньшую долю ВВП, чем в других развитых странах, то федеральный бюджет США составляет примерно 21 процент от ВВП. В европейских странах 35-40-45 процентов. У нас, кстати, примерно 17 процентов от ВВП.
Это очень важный показатель, потому что в каждой стране существует свой паритет цен, свои традиции и доля от ВВП, это объективный показатель, который говорит о приоритетах государственной политики. Так вот, в разгар холодной войны, в 50-е годы, США тратили на военные цели примерно 10 процентов ВВП. Второй пик гонки вооружений был при президенте Рейгане - 6,5 процента ВВП в 1985 году. После окончания холодной войны доля военных расходов ВВП США упала до 3 процентов. Сегодня она превышает 4 процента ВВП, и наблюдается дальше тенденция к росту. Таким образом, если смотреть на полувековой период, то в целом наблюдается тенденция к понижению доли военных расходов. Очевидно, это объективный фактор. Но, в то же время, мы видим такие всплески, какие произошли при Рейгане и происходят сегодня при Буше-младшем.
- С чем это связано?
- В основе решения об увеличении военных расходов был тезис о том, что США должны использовать сложившуюся после распада Советского Союза ситуацию, чтобы уйти в отрыв от всего мира по военной мощи и сделать этот отрыв непреодолимым для любого другого государства, которое может попытаться соперничать с США в XXI веке. Таким государством в США сегодня считается, в первую очередь, Китай. И администрация Буша, ее правоконсервативное крыло, а также вице-президент Чейни и министр обороны Рамсфельд, являлись проводниками идеи о том, что Америка может безболезненно вернуться к уровню расходов времен холодной войны и, тем самым, навеки создать ситуацию, когда США останутся единственной сверхдержавой.
Но выясняется, что даже такая могущественная страна, как США, неизбежно сталкивается с определенными барьерами и лимитами наращивания военных расходов. Дело в том, что американский государственный бюджет сегодня состоит на две трети из защищенных статей. Это - социальное обеспечение, здравоохранение, образование. И эти расходы ежегодно индексируются. Конгресс не голосует за выделение средств на эти цели. Деньги выделяются автоматически. Получается, что всего лишь треть федерального бюджета ежегодно перераспределяется. И вот эта треть бюджета примерно поровну делится между оборонными и невоенными расходами.
Но тут надо сделать оговорку, я позднее к этому вернусь. Наращивание военных расходов, которое произошло при Буше-младшем, достигло предела. «Пирог» не резиновый. Для того, чтобы дальше наращивать военные расходы, надо урезать защищенные статьи. Возникает проблема - американское общество явно не готово к тому, чтобы сокращать социальные расходы.
Буш в первую свою администрацию действительно придерживался курса «и пушки, и масло», когда лишний рост военных расходов лишь незначительно опережал рост социальных расходов. В этом его отличие от Рейгана. При Рейгане шла гонка вооружений и сокращались социальные расходы. Помогал лозунг «СССР-империя зла». Сегодня его нет, и Буш резко увеличил расходы на образование, ввел программу бесплатного предоставления лекарств пенсионерам, а это очень дорогая услуга, которая обходится в сотни миллиардов долларов. Это называется «сострадательный консерватизм». И только во время второй администрации Буш попытался ограничить рост социальных расходов. Эта попытка натолкнулась на сопротивление не только оппозиции, но и его собственной Республиканской партии. Там понимают, что если они будут лишать своих избирателей привычных услуг, которые предоставляет государство, то это выйдет боком на выборах.
Не случайно на выборах в Конгресс осенью нынешнего года перспектива республиканцев выглядит как никогда плохо. Сегодня примерное соотношение между сторонниками голосовать за демократов и сторонниками поддержки Республиканской партии составляет три к двум. Это перспектива потери республиканцами контроля над одной, а, возможно, и двумя палатами Конгресса. Столь же «неаппетитно» для Республиканской партии выглядит и перспектива президентских выборов 2008 года.
- На перспективы республиканцев, наверное, негативно влияет и ситуация в Ираке и Афганистане.
- Я скажу об этом. Но сначала подчеркнем, что Буш сегодня отказался в своей бюджетной политике от лозунга «и пушки, и масло», пытается заморозить или сократить социальные расходы, наращивая при этом военные расходы. А американская политическая система начинает этому явно противодействовать. Сказывается при этом и фактор войны в Ираке, это проблема номер один. Сегодня подавляющее большинство американцев считает войну в Ираке ошибкой. В общем-то, опросы примерно такие, как в конце вьетнамской войны. И это делает крайне затруднительным реализацию дальнейших планов наращивания военных расходов, а, значит, и реализацию планов неоконсерваторов.
- Если говорить о сегодняшних военных расходах США, то как они меняются? Не только количественно, но и качественно. В том числе и по структуре.
- Вы, видимо, спрашиваете о приоритетах военных расходов? При оценке военных расходов надо очень осторожно подходить к цифрам. Дело в том, что военные расходы США включают не только расходы министерства обороны, но и военную часть расходов министерства энергетики, то есть то, что входит в бюджетную статью «национальная оборона». Существует в Америке и министерство по делам ветеранов. Примерно половина военных пенсий бывшим военнослужащим выплачиваются по линии этого министерства, а не министерства обороны. А это еще где-то порядка 50 миллиардов долларов в год к военному бюджету. Кроме того, государство платит по своим долгам, а эта задолженность в значительной степени связана с дефицитным финансированием прошлых военных расходов.
Обычно, когда говорят про военный бюджет, оперируют разными цифрами, и отсюда получается, что бюджет министерства обороны - это первый уровень. А второй - общие расходы по статье «национальная оборона», то есть министерство обороны плюс министерство энергетики. Следующий уровень - министерство по делам ветеранов, которое не включается в «национальную оборону». Дальше - полувоенные расходы, связанные с резким скачком ассигнований на внутреннюю безопасность. То есть расходы, которые после 11 сентября идут по линии вновь созданного министерства внутренней безопасности и целого ряда других ведомств. И есть, наконец, та доля государственного долга, которая связана с прошлыми войнами. С этой точки зрения консолидированный военный бюджет - это не только расходы на сегодняшние войны и подготовку к завтрашним войнам, но и плата за прошлые войны.
- Извините, что перебиваю. Но, если я вас правильно понял, 512 миллиардов долларов, которые выделяет Конгресс на будущий финансовый год - это и есть консолидированный военный бюджет?
- Нет. Это бюджет только министерства обороны. А если считать общий бюджет, то по линии министерства энергетики военная часть составляет обычно 15-20 миллиардов долларов. К этому добавьте 50 миллиардов расходов министерства по делам ветеранов. Добавьте 40 с лишним миллиардов расходов на внутреннюю безопасность и ту часть государственного долга, которая связана не с социальными программами, а все еще с войной во Вьетнаме и других войн. И этот дефицит связан в значительной степени с нынешними военными расходами. Когда мы их все подсчитаем, то получится, что суммарные военные расходы США оказываются еще больше, где-то порядка 650 миллиардов долларов, а то и еще выше. В результате дефицит американского федерального бюджета составляет 3-4 процента ВВП. За него будут расплачиваться следующие поколения.
Обычно, когда сопоставляются военные расходы у нас в стране и в других странах, речь идет только о расходах министерств обороны. А методика подсчета очень важна, потому что нельзя сопоставлять кроликов и лошадей. И тут мы должны констатировать, что при Буше военные расходы США в постоянных ценах увеличились в полтора раза. При этом данные расходы в основном носят не инвестиционный характер, то есть это расходы не на модернизацию вооружений, не на гонку вооружений, не на создание и покупку новой боевой техники - это текущие расходы.
У нас почему-то принято говорить, что во всем мире военные расходы якобы делятся пополам, 50 на 50. То есть 50 процентов военного бюджета будто бы идет на содержание вооруженных сил, а 50 - на модернизацию. И ставится задача довести уровень расходов на модернизацию до 60 процентов и даже выше. Но нигде в мире этого нет. Ни в одной стране расходы на модернизацию не превышают 30-40 процентов. Цифры, конечно, колеблются, но существует весьма стабильное соотношение между текущими расходами вооруженных сил - на содержание личного состава и на боевую подготовку, с одной стороны, и, с другой стороны, модернизационными расходами - на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР), строительство и закупки вооружений.
И, скажем, в разгар холодной войны при Рейгане расходы на модернизацию выросли до 40 процентов бюджета. При Клинтоне эта доля упала до 30 процентов. И самое интересное, что она не возросла при Буше, а даже уменьшилась. Получается, что администрация Буша направила на военные цели колоссальные средства, но эти средства идут не на закупки новых вооружений, как первоначально планировалось, а, в основном, оказываются связанными с войной в Ираке, в Афганистане и с другими подобными операциями.
- Что это означает?
- Это означает, что сегодня в постоянных ценах бюджет министерства обороны примерно такой же, как при Рейгане, а расходы на закупку в три раза меньше, чем при этом президенте. И если при Рейгане соотношение между расходами на НИОКР и закупку было один к трем - один на НИОКР, три на закупку, - то на протяжении последних лет в США они равны примерно один к одному.
При Клинтоне произошло сокращение общих военных расходов. Особенно расходов на закупку вооружений, но незначительно сократились расходы и на НИОКР. То есть Пентагон отказался от закупки очень многих систем вооружений, которые разрабатывались при Рейгане. Поставлена была задача «перепрыгнуть» через поколение. И структура расходов Пентагона сегодня показывает, что изменений не произошло. Для того, чтобы реализовать те программы вооружений, которые сегодня находятся на стадии НИОКРа, надо увеличить закупочную часть военного бюджета в 2-3 раза. Это практически исключено, если вспомнить о тех расходах, о которых я говорил раньше.
Это, конечно, не значит, что нынешний этап гонки вооружений не приводит к наращиванию военной мощи США. Ни одна страна в мире не в состоянии тратить на эти цели столько, сколько тратят Соединенные Штаты. Отрыв американцев от других стран очень велик. 50 процентов общемировых расходов приходится на Вашингтон. Столько, сколько тратят все остальные вместе взятые. А вторая особенность американского военного бюджета связана с тем, что большая часть расходов связана не с обороной как таковой, а с ведением заморских операций.
- «Агрессивными действиями», если можно так выразиться.
- Если использовать язык пропаганды, то именно так. 20 лет назад был принят закон Николса-Голдуотора, который довольно существенно внес изменения в военную политику США. В частности, одним из положений этого закона было требование к Пентагону ежегодно докладывать, на решение каких военных задач расходуются деньги. И получается, если брать военный бюджет США, на оборону территории страны расходуется лишь несколько процентов этого бюджета. В 2005 году, например, 3,7 процента. Это понятно. Кто угрожает территории США? Мексика? Канада? И, в то же время, почти 50 процентов идет на содержание экспедиционных сил. Получается, что политика глобального военного присутствия стоит крайне дорого. Но, кроме того, имеются еще и общие централизованные расходы - содержание тыла, административные расходы, которые трудно разделить по задачам на экспедиционные или оборону территории.
Это очень важно учитывать, поскольку причина высокого уровня военных расходов США - поддержание глобальной системы военных баз, глобального присутствия военно-морских сил в мировой океане и ведение боевых действий в Ираке и Афганистане.
В большинстве европейских стран военные расходы находятся на уровне 2-3 процентов ВВП. В Японии - 1 процент. Очевидно, что сверхдержавная политика США - это особая нагрузка, тяжкое бремя для экономики и для государственного бюджета. И в этом плане можно говорить о существовании некой общемировой нормы. В середине 90-х годов, после холодной войны, военные расходы упали до 2 процентов от мирового ВВП. Сегодня они выросли почти до 2,5 процентов. Главным образом за счет США. Но, не стоит забывать, что быстрыми темпами растут также военные расходы Китая и Индии. В последнее время в этот процесс включилась и Российская Федерация.
- У нас планируются военные расходы на уровне 2,7 процента от ВВП.
- Это только расходы министерства обороны. Если вы посмотрите международные справочники, то увидите, что цифры, которые приводятся по России, значительно выше. Это 3,5 процента и 4,5 процента. Иногда и 5. Это связано с тем, что и как считать. Если мы возьмем наш федеральный бюджет, то, действительно, оборонные расходы нашего государства в последние годы стабильно держатся на уровне примерно 2,7 процента. Но, помимо этого, есть еще целый ряд статей бюджета, которые не входят в эту цифру. Это расходы на поддержание мобилизационных мощностей, расходы на уничтожение ранее накопленных вооружений. Несколько лет назад военные пенсии были выведены из расходов министерства обороны и идут сегодня по линии Министерства социального обеспечения и здравоохранения. Кроме того, на долю других силовых ведомств - МВД, СВР, ФСБ, МЧС и так далее приходится еще 2,3 процента ВВП. У нас в стране доля других силовых ведомств, по сравнению с министерством обороны, чрезвычайно высока. Если в советские времена соотношение расходов минобороны и других «силовых» ведомств составляли четыре к одному, то сегодня - пять к четырем. То есть примерно сравнялись.
И если брать весь «силовой блок», так, как я объяснял по США, это не только расходы министерства обороны, то у нас, получается, уходит на эти цели 5 процентов ВВП. То есть примерно столько же, сколько у американцев. А в условиях, когда мы, в отличие от США или СССР во время холодной войны, не стремимся к мировому военному господству и не ведем локальные войны за рубежом, это тоже не очень маленькие расходы.
- Сегодня мы, видимо, расплачиваемся этими расходами за все те годы, кода не доплачивали не только армии, но и оборонной промышленности?
- Это тема другого разговора. Не будем забывать, что непродуманные реформы в 90-е годы едва не подорвали нашу экономику и государственный бюджет. Даже сегодня бюджет федерального правительства чрезвычайно низок по мировым меркам - всего 17 процентов ВВП. Но мы еще и единственная страна в мире, где в федеральном бюджете соотношение между традиционными расходами, то есть это оборона, внутренняя безопасность и государственное управление, а также современными расходами - социальное обеспечение, здравоохранение, образование, культура и наука, составляет примерно один к одному. В Штатах это соотношение три к одному в пользу современных расходов. В европейских странах - восемь к одному и даже десять к одному. У нас в XXI веке структура бюджета такая, как при царе Горохе, когда государство осуществляло только традиционные функции. И это, конечно, очень серьезная структурная диспропорция бюджета. Именно из-за ущемления социальных расходов мы оказались в глубокой демографической яме. Скоро и призывать будет некого в армию...
Напомню, что в США вооруженные силы всегда комплектовались на добровольческой основе. И лишь во время Первой мировой войны и Второй мировой войны, а также войны в Корее, вводилась обязательная воинская повинность, которая продержалась до вьетнамской войны, пока не была полностью прекращена.
И переход американцев к чисто добровольческому комплектованию вооруженных сил заключался не в том, что они заново создавали эту систему - они просто отрезали призывную часть. И, собственно говоря, если мы посмотрим на численность военнослужащих-контрактников, то она после вьетнамской войны осталась прежней. Американские регулярные вооруженные силы сократились примерно с 3,2 миллионов человек до 1,4 сейчас. Призывники ушли, остались контрактники. Если сравнить американский военный бюджет с военным бюджетом других западных стран, где комплектование идет на основе призыва, то мы увидим, что доля расходов на содержание личного состава государства, где нет профессиональной армии, выше. Как это может быть?
А причина этой головоломки очень простая. Армия, которая комплектуется по призыву, как правило, съедает примерно 2 процента ВВП. А армия, которая комплектуется на добровольческой основе, примерно в два раза больше - это 3,5-4-4,5 процента ВВП.
К «обычному» военному бюджету добавляются дополнительные расходы. И при этом доля расходов на содержание личного состава в результате «усыхает». Это важно, на мой взгляд, понять с точки зрения военной реформы в России. Если мы посмотрим, сколько денег мы тратим на переход комплектования на контрактной основе, то это несколько процентов военного бюджета и несколько сотых процента ВВП. Фактически выделение ресурса на переход к комплектованию на добровольческой основе у нас не происходит.
Между тем, именно добровольческую армию можно оснащать сложными системами вооружений, для использования которых требуются профессионалы. Не случайно США, несмотря на все бюджетные, политические и экономические ограничения, являются единственной страной, которая уже приступила к закупкам вооружения пятого поколения.
- Пятое, это атомная подводная лодка «Trident II» с БРПЛ D-5?
- Нет, БРПЛ D-5 - это четвертое поколение. А пятое - это новое поколение истребительной и бомбардировочной авиации, беспилотных летательных аппаратов, способных нести оружие, где высокая точность достигается частично за счет модернизации уже существующих боеприпасов и частично за счет создания новых ударных систем.
- В том числе и за счет космических систем?
- Да, систем боевого управления, разведки, связи. По существу, ни одна страна мира, кроме США, сегодня даже не пытается это сделать. Может, Россия, Китай, некоторые страны Западной Европы разрабатывают и даже пытаются закупить какие-то единичные экземпляры систем нового поколения, но только США уже вступили в фазу серийных закупок.
Но, как я уже говорил, для того, чтобы реализовать эти программы требуется дальше наращивать военные расходы еще на 1-2 процента ВВП. А очень сомнительно, что американское общество пойдет на это, потому что надо либо увеличивать налоги, чего Буш не собирается делать и, наоборот, продолжает их сокращать, либо рубить под корень социальные программы, что политически непроходимо. Есть еще вариант - сокращать численность вооруженных сил и, тем самым, расходы на их содержание, отказываться от военных операций на заморских театрах военных действий. Судя по всему, администрация Буша не готова и это делать.
Более того, когда администрация Буша пришла к власти, Рамсфельд объявил приоритетом «трансформацию» вооруженных сил. То есть ускоренный переход к системам пятого поколения и, соответственно, перестройку всей организации вооруженных сил. Но через полгода произошло 11 сентября. И та американская армия, которую унаследовала администрация Буша, отправилась в заокеанский поход. И если мы посмотрим долю расходов программы Пентагона на так называемые трансформационные системы, то они составляют меньше 1 процента военного бюджета. А основные программы связаны с системами, которые начали разрабатываться еще в годы холодной войны, как, например, истребитель «F-22», авианосцы. То есть классические, традиционные программы вооружений.
Виды вооруженных сил США в ходе современной войны явно предпочитают иметь привычные системы, привычный состав и привычные бюджетные приоритеты, а не идти на радикальную ломку. Плюс, к тому же, американская армия, воюя в Ираке и в Афганистане, испытывает заметное перенапряжение сил. И вообще, в последние несколько лет произошла очень необычная вещь - расходы на армию практически сравнялись с расходами на ВВС и ВМФ. Чего никогда раньше не существовало. А почему? Потому что эти расходы связанны с содержанием экспедиционных сил - 9 миллиардов долларов в месяц! В Ираке воюют-то «сапоги». И больше того, происходит очень большой износ вооружений и военной техники, которые уже три года действует в достаточно сложных условиях. Потребности в перевооружении сильно возрастают, а «бутылочное горлышко» бюджета остается тем же самым.
Можно, в целом, сделать два основных вывода.
Первый, руководство США, по-прежнему, считает в качестве главной задачи закрепление за США позиции единственной сверхдержавы и стремится подкрепить свою весомую экономическую мощь еще большим отрывом от любой другой страны за счет подавляющего военно-технологического превосходства. И в смысле подготовки личного состава, и в смысле комплексов вооружения, систем боевого управления. Можно смело предполагать, что в ближайшие 10-20 лет эта ситуация не изменится - США будут оставаться безусловным лидером в военной сфере. Сохранится и отрыв как по затратам на военную мощь, так и по качеству военной мощи.
Второй вывод заключается в том, что большинство задач, которые декларировал Пентагон, выполняются лишь частично или вообще не выполняются. Очень сомнительно, что при существующей ныне в США политической ситуации большинство программ, которые пытается осуществить Рамсфельд, будут реализованы или будут реализованы лишь частично. В частности, это касается и противоракетной обороны, потому что США, не завершив стадию ОКР, приступили к развертыванию, по существу, небоеспособных систем.
Пока нет перспективы, что будут решены ключевые технологические проблемы, касающиеся создания ПРО. И, главное, нет перспектив, что расходы на ПРО, которые составляют сейчас 10-11 миллиардов в год, будут увеличены до 30-40 миллиардов. Так как закупочная стадия потребует очень больших расходов. Это всегда бывает с любой системой вооружения. А закупочная часть бюджета не столь велика. Последствия войны в Ираке и Афганистане требуют от видов вооруженных сил расходов совершенно на другие цели, не на журавля в космосе, а на...
- Синицу на земле.
- Да, воевать-то приходится синице. И с учетом этого точки зрения тот скачок раскручивания новой гонки вооружений, который был запланирован Пентагоном, не будет реализован. Правда, как известно, всякое действие вызывает противодействие. И в той гонке вооружений, которую американцы начали в единоличном порядке, сегодня участвуют не только США, но и другие ведущие игроки на международной арене. Это касается и западных стран, это касается и азиатских стран, это касается и России. А особенность этой гонки вооружений заключается в том, что, в отличие от периода холодной войны, она носит многосторонний характер, а это делает ее куда менее предсказуемой и куда более опасной, чем в период советско-американской конфронтации.
Совершенно ясно, что, в отличие от периода холодной войны, когда СССР и США договорились о правилах ведения гонки вооружений и кодифицировали эти правила в виде Договоров о стратегических наступательных вооружениях, ракетах средней и малой дельности, Договора по обычным вооруженным силам в Европе, сегодня эти правила не применимы к многосторонней гонке вооружений. Складывается такое впечатление, что мы являемся свидетелями умирания двустороннего режима контроля над вооружениями - погибли Договор по ПРО и Договор СНВ-2, скоро кончится СНВ-1, еще через несколько лет Договор 2002 года о стратегических наступательных потенциалах, то есть даже в российско-американских отношениях исчезают ограничители. Договор по обычным вооруженным силам в Европе утратил какой-либо смысл, когда большинство государств, которые входили в Варшавский договор, сегодня стали членами НАТО. А Китай, Индия, многие другие участники гонки вооружений вообще не ограничены никакими правилами игры.
С этой точки зрения можно говорить о том, что американский рывок в раскручивании военных расходов крайне осложнил ситуацию в сфере международной безопасности в XXI веке.
Из того, что уже сказано, возникает вопрос: быть может, контроль над вооружениями, который никогда не существовал до периода холодной войны, оказался некой исторической случайностью, или чем-то, что было связано сугубо с биполярной структурой мира, двусторонним соперничеством, где два игрока могли договориться ради собственного выживания соперничать по правилам? И, соответственно, когда исчезла биполярная система, и больше нет равного по силам соперника, у США уже нет стимулов идти на какие-либо ограничения своих вооружений. Поэтому администрация Буша, а, фактически, до нее администрация Клинтона, стали воспринимать любые ограничения как односторонние самоограничения для Америки. Когда, скажем, Договор по ПРО не ограничивает Россию, поскольку Россия все равно не развернет глобальную систему противоракетной обороны, а США могут попытаться это сделать. И потому контроль над вооружениями стал ненужным Вашингтону.
Фактически, в условиях, когда нет перспективы симметричной угрозы, Америка не хочет ограничивать себя. Она хочет держать руки свободными, избегать каких-либо обязательств, которые бы мешали бы американцам делать то, что они хотят. Но это не значит, что они в состоянии сделать то, что они хотят.
- Исходя из ваших слов, можно понять, что вся та шумиха по поводу противоракет, которые будут размещаться в Польше, Чехии и Венгрии - скорее всего психологическая атака, чем возможная реальность?
- Давайте посмотрим на ПРО. Американцы развернули в 2005 году 10 ракет-перехватчиков на Аляске и в Калифорнии. В этом году еще несколько единиц. Но не стоит забывать, что нет системы наведения этих перехватчиков. А сами эти перехватчики ни разу на испытаниях не попали в цель, если на этой цели не стоял «маячок», который и служил для наводки боевого блока на цель. Продолжаются работы и по более экзотическим системам вооружения, таким, как химические лазеры, разработка космических систем, но эти работы пока крайне далеки от своего завершения.
Пожалуй, наибольших успехов американцы добились в создании систем морского базирования на базе комплекса «ИДЖИС». Но это система, которая не в состоянии обеспечить оборону территории США. Не могут они являться и основой для глобальной системы противоракетной обороны.
Американские планы развертывания в ближайшие годы ракет-перехватчиков на территории Восточной Европы, конечно, вызывают у нас в стране большую озабоченность. Но, я думаю, не следует и преувеличивать опасность. 10 американских перехватчиков на территории Польши, Чехии или Румынии, Болгарии, - американцы до сих пор не определились, где им разворачивать эти перехватчики, - ни в коей мере не в состоянии в какой-либо серьезной степени воздействовать на ответный удар российских стратегических сил. Даже если эти перехватчики будут доведены до ума. А для этого потребуется, я думаю, не меньше десятилетия, и все равно их эффективность будет позволять перехватить 2-3 цели, и пока Россия обладает 2 тысячами боеголовок, - я имею в виду реализацию Договора о СНП, - и сотнями носителей, этот фактор не отразится на реальном стратегическом балансе между Россией и США, нашей способности уничтожить Америку в ответном ударе.
Неприятно здесь другое. США демонстрируют свою решимость размещать свои вооруженные силы, свои военные объекты, свои системы вооружений вблизи границ России, полностью игнорируя возражения с нашей стороны. А это означает, что мы возвращаемся к периоду абсолютного недоверия между двумя странами, когда мы оцениваем США исходя из худшего сценария, и наоборот. Причем, именно США являются инициаторами таких действий, которые имеют символический политический характер, мало отражаясь на реальном военном балансе, по крайней мере, в течение ближайших 10-20 лет. Но могут вызвать ответные действия с российской стороны.
Всю жизнь я был сторонником контроля над вооружениями, но хочу задать вопрос: кого ограничивает сегодня запрет на ракеты среднего и малого радиуса действия? Эти ракеты в состоянии поражать цели в регионах, прилегающих к территории Российской Федерации, а там нет сегодня американских баллистических ракет средней и малой дальности. Но такими ракетами обладает целый ряд других стран, таких как Китай, Индия, Пакистан, Иран, Северная Корея. А американцы разворачивают ПРО и другие системы, которые также могут быть использованы против Российской Федерации, хотя эти системы не являются баллистическими ракетами.
- Вы имеете в виду крылатые ракеты?
- Да, именно их. Крылатые ракеты с обычными боеголовками никто никогда не снимал с вооружения. Мы же симметричную угрозу Соединенным Штатам противопоставить не можем. Кроме того, у нас возникают проблемы в плане парирования угроз со стороны третьих государств, не являющихся членами Договора по РМСД.
Я вовсе не призываю к тому, чтобы Россия в ответ на выход США из Договора по ПРО объявила бы о выходе из договора РСМД или Договора по обычным вооруженным силам в Европе. Было бы ошибкой с нашей стороны помогать США полностью разрушить систему контроля над вооружениями.
На мой взгляд, вывод из анализа создавшейся ситуации должен быть следующим. Режим контроля над вооружениями, который мы унаследовали от периода холодной войны, находится в глубочайшем кризисе, этот режим утрачивает свою эффективность. И он в ближайшем будущем отомрет, если не создать новые механизмы, которые, если не остановят новую гонку вооружений, то хотя бы установят правила ее ведения. Без этого мир может погрузиться в хаос. И сама по себе такая задача создания нового режима может объединить и США, и Россию.
Подведу итог. Началась новая гонка вооружений. Штаты остаются лидером в этой гонке вооружений, и к этой гонке подтягиваются другие страны. Тем не менее, американцы не смогут реализовать все свои намеченные программы и, вероятно, не реализуют большинство программ, но они раскачивают систему международной безопасности, реальной становится угроза многосторонней гонки вооружений. В этих условиях возникает, естественный вопрос, что делать России?
Несомненно, что нам надо укреплять свою обороноспособность, поскольку фактор военной силы, к сожалению, не утратил своего значения, хотя, конечно, сегодня он играет не такую роль, как в XX веке. Тем не менее, мы должны иметь надежную оборону. Это означает, что нам не следует втягиваться с американцами в гонку вооружений, которую мы не в состоянии выиграть. Пока существует надежный потенциал российских стратегических сил ядерного сдерживания, нам не угрожают военные нападения со стороны стран, обладающих ядерным оружием. Для них такое нападение являлось бы самоубийством. Кроме того, если мы попытаемся включиться в гонку вооружений по всем фронтам, это будет означать, что мы не верим в свое собственное ядерное сдерживание. В результате будем тратить деньги не на те приоритеты.
Приоритеты США - ведение заморских военных операций, такая задача не стоит перед российскими вооруженными силами. Наши интересы национальной безопасности этого не требуют. Нам надо сконцентрироваться, наряду с поддержанием надежного потенциала ядерного сдерживания, на решении задач военного строительства, связанных с совершенно иным типом вооруженных конфликтов. Не следует зеркально копировать то, что делают США.
И в условиях, когда возникла угроза развала режима контроля над вооружениями, нам надо используя тот колоссальный опыт, который мы получили в период холодной войны в сфере контроля над вооружениями, стать инициатором новых соглашений, которые не ограничились бы характером двустороннего взаимодействия России и США в военной сфере, но вовлекали бы и другие центры силы. Ведь опыт контроля над вооружениями имеем только мы и американцы. Ни китайцы, ни индийцы, ни даже европейцы в этом по-настоящему не участвовали, если не считать Договора по обычным вооруженным силам в Европе. И то, так сказать, в НАТО задавали и задают тон США.
Это огромный резерв в российской внешней политике. И не случайно президент Путин в Послании Федеральному Собранию, когда говорил о задачах в области поддержания боеспособности, напомнил, что мы забыли о контроле над вооружениями. Я очень надеюсь, что это напоминание Президента выразится в конкретных инициативах. Думаю, что шанс для реализации таких инициатив есть, поскольку американцы столкнулись с угрозой перенапряжения сил в Ираке, государственный бюджет США трещит по швам из-за огромного дефицита, американское общество не готово к продолжению вот такой гонки вооружений, и не исключено, что Соединенные Штаты могут пойти на какие-то двусторонние и многосторонние договоренности.
Новым фактором стали шестисторонние переговоры по Корее и согласие США на многосторонние переговоры с Ираном. Надолго и глубоко увязнув в Ираке, администрация Буша не может начать еще одну крупномасштабную войну. Получается, что мы имеем в двух случаях, на Дальнем Востоке и на Среднем Востоке, некую попытку нового, многостороннего подхода к нераспространению ядерного оружия. И очень важно, что и в том, и в другом случае Россия и США являются участниками этих многосторонних усилий. Это - почва для нашего взаимодействия с американцами, снижения и сглаживания наших противоречий.
