Алексей Макаркин, заместитель генерального директора Центра политических технологий – РИА Новости.
Особенностью нынешнего послания Владимира Путина является то, что оно в полной мере соответствует общественным ожиданиям. Чего хочет «простой россиянин», далекий от политики вообще и от дискуссий о президентском преемнике, путинском «третьем сроке» и т.д.? Чтобы его семья была сытой, а страна – сильной. По сути дела, именно эта мысль стала основным содержанием документа.
Действительно, население лояльно относится к власти (а президента активно поддерживает, о чем свидетельствует его высокий рейтинг), но экономический рост и «запредельные» нефтяные цены приводят к росту ожиданий. Монетизационный кризис начала прошлого года (когда пенсионеры возмутились лишением их натуральных льгот в обмен на денежные выплаты) показал, что граждане уже не хотят жить «не хуже чем раньше», а требуют пусть не мгновенное, но ощутимое улучшение собственных жизненных стандартов.
Отсюда и прошлогодняя президентская инициатива по реализации «национальных проектов» (им и в послании было уделено немало места), и провозглашенная на этот раз программа поддержки семей. При этом для нефтегазовой страны, которой является Россия, вполне уместно не просто кардинальное увеличение пособий по уходу за ребенком, но и значительно более амбициозные проекты – такие, как масштабные государственные обязательства для женщины после рождения второго ребенка.
Что касается оборонной политики, то важно как ее сущностное, так и символическое значение. Так, сильная армия и высокоразвитый ВПК нужны для того, чтобы Россия могла позиционировать себя в системе международных отношений как страна, обладающая субъектностью и способная противостоять росту давления в том числе и со стороны США. В этом отношении, наверное, можно сказать, что послание стало ответом на известную вильнюсскую речь Дика Чейни, который предъявил России серьезный набор претензий, преимущественно по вопросу о демократии.
Отметим, что симметричный ответ президента в такой ситуации мог бы носить либо оправдательный («мы же демократы…»), либо ярко выраженный конфронтационный («не нужны нам ваши советы!») характер, что не входило в планы российского президента. Поэтому выбран ассиметричный ответ – нарисовать в послании контуры будущей России, что является своего рода предупреждением американцам и, в то же время, не выходит за пределы дипломатического политеса.
С другой стороны, армия и ВПК традиционно имеют в России важное символическое значение – как атрибут сильной державы, которой можно гордиться. В конце 80-х годов эта традиция в массовом мышлении была нарушена, но уже спустя несколько лет начался обратный процесс, в том числе связанный с идеализацией советского периода истории. Впрочем, в своем послании президент дистанцируется от советской традиции безусловного предпочтения ВПК социальной политике. Это вполне соответствует общественным настроениям, которые не хотели бы перекоса в сторону пушек в ущерб маслу.
Разумеется, что «оборонно-социальное» президентское послание основано не только на общественном запросе на такой вариант социально-экономической политики. Свою роль сыграло и серьезное разочарование в диалоге с Западом, в том числе и в энергетическом, который будет продолжаться, но вряд ли получит приоритетный характер над другими составляющими экономической политики. Важно и наличие в распоряжении власти значительного финансового ресурса нефтегазового происхождения, позволяющего реализовывать значительные социально-экономические проекты.
Разумеется, выдвинутые в послании идеи вовсе не обречены на гарантированный успех. Главными рисками для выбранного курса являются не прямое внешнее влияние (роль Запада в современной российской политике в настоящее время невелика), а три куда более значимых фактора.
Первый фактор связан с феноменом российского чиновничества, которое не только имеет опыт «заматывания» и «забалтывания» любых инициатив, исходящих от верховной власти, но и отличается высокой степенью коррумпированности. В России как не было, так и нет универсалистской бюрократии, способной реализовывать масштабные проекты по инициативе или при самой активной роли государства (как это было в послевоенной Франции).
Второй фактор связан с клановыми и групповыми интересами, которые в современной России остаются крайне значимыми и могут противодействовать проведению любой осмысленной экономической политики. В этих условиях государственно-частное партнерство по реализации «нового курса» может превратиться в очередную возможность для преференций «своим» экономическим структурам.
Третий фактор зависит от конъюнктуры мировых цен на энергоносители. Напомним, что не менее амбициозные планы горбачевского «ускорения» не выдержали испытания понижением нефтяных цен. Возникает вопрос - хватит ли времени для полноценной диверсификации экономики (сейчас этот процесс только начался)? Пока экспертные оценки свидетельствуют о том, что вполне может хватить – специалисты прогнозируют, что «льготный» для России период высоких нефтяных цен продлится еще, минимум, несколько лет. А если время есть, то дело за тем, чтобы эффективно его использовать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
