Среди приходящих на сайт читательских откликов на мои заметки – примерно поровну одобряющих и отвергающих мою позицию. Бывают довольно резкие возражения, но выдержаны они в нормальных тонах, это вменяемые тексты, нередко весьма убедительные. И только один корреспондент ведет себя так, будто я обидел его лично, прямо заявляет, что мы не оппоненты, а враги. Письма он присылает на персональный электронный адрес, непонятным образом ставший ему известным; пробиваться к содержанию его посланий приходится сквозь малограмотные обличения, цитаты откуда попало, от Пришвина до Геббельса, и обычный мат; главный смысл, который можно извлечь из текстов – «вот придут наши и всех вас, кабаковых, повесят на фонарях». Кто такие «наши» и «кабаковы», можно догадаться только из контекста. «Наши», судя по всему, это русские крайне левые националисты, причем не опереточные лимоновские национал-большевики, а некие не объединенные ни в какой институт суровые «коммунисты» и непримиримые «русские патриоты» одновременно. А «кабаковы», с маленькой, естественно, буквы – это все, кто не любит сталинский социализм, нацизм любой окраски, кто не считает, что в СССР был рай земной, а Чубайс – дьявол. И даже Зюганов за что-то отнесен к «предателям». При этом, вопреки всякой логике, «фашист» – ругательное слово и называет им обличитель либералов и демократов, но Гитлер плох только тем, что пошел войной на Сталина.
Естественно, подписи под таким отважным документом нет.
Надо бы забывать об этой паранойе сразу после стирания из «входящих», но мешает одна мысль, все чаще посещающая меня в последнее время: я не могу понять, следует ли придавать еще хотя бы какое-нибудь значение словам или текст и речь уже полностью лишились любого смысла, кроме развлекательного.
Вокруг этой проблемы можно было бы нагромождать много сложностей, увести весь разговор в сторону постмодернизма с его отсутствием иерархий и игровым подходом к смыслам… Но хочется максимальной простоты – именно потому, что предмет рассуждений кажется весьма сложным.
Еще памятное многим судебное разбирательство по поводу резни, устроенной в московской синагоге, показало – во всяком случае, это не было опровергнуто: именно слово, именно бешеные человеконенавистнические тексты буквально вложили нож в руку недоумка. Что же из этого последовало? А ничего. Никто даже не обсуждал и не обсуждает вопрос о введении, например, практики закрытия откровенно фашистских сайтов в судебном порядке и вообще о необходимости хотя бы некоторых инструментов регулирования Интернета. Обвал преступлений по националистическим, точнее, нацистским мотивам никак не привлек внимания законодателей к ситуации, сложившейся в сфере идеологической деятельности – продолжают выходить откровенно расистские и нацистские книги, в телевизионных дискуссиях на равных с прочими почтенными ньюсмейкерами участвуют агрессивные националисты, идеологи расового и этнического превосходства. Словом, говорить и писать можно буквально все, что угодно.
При этом безоглядные и беспредельные либералы и демократы продолжают следовать излюбленному и постоянно вспоминаемому ими принципу: «Я не согласен с вашими взглядами, но готов жизнь отдать за ваше право их высказывать». Издательству, стратегия которого состоит в публикации откровенно провокационных или просто непристойных сочинений, предъявлен соответствующий судебный иск – увы, редчайший случай. И тут же раздался хоровой вопль сторонников безграничной свободы слова: не смейте, это цензура, это покушение на человеческие права! Можно представить себе, что было бы, если бы прокуратура полезла в «Живой журнал» и в прочие заповедники интеллектуального бешенства и идейного терроризма. Караул, завопили бы защитники угнетенных, душат инакомыслие, покушаются на основы демократии…
Давайте же честно ответим на прямой вопрос: что, если не слово, породило все революции и бунты, что приводило к власти тиранов и людоедов, что на долгие годы ввергало народы и страны в кошмар и позор? Неужто будем и сейчас повторять примитивнейшие зады марксистского материализма относительно производственных сил и производственных отношений? Неужто хотя бы информационные войны новейшего времени и само это время, справедливо считающееся началом эпохи информационного всевластия, ни в чем не убедили тех, кто считает свободу слова такой же безобидной, как свободу совести? Если печатные, электронные, проговаривающиеся под телевизионной камерой тексты не следует считать чем-то реально опасным (или, напротив, благотворным), то зачем на газеты и журналы, на сайты и телеканалы тратятся огромные, невообразимые деньги вполне практичными людьми из государственных структур? Если медиа – это только бизнес на голых задницах и сопутствующей рекламе, то для чего вкладываются сотни миллионов в заведомо не способные дать прибыль проекты, вроде ежедневных так называемых качественных газет?
Слово имеет смысл. Сочетание смыслов обладает способностью воздействовать на человека, побуждать его к принятию решений и к действиям. Никакой другой цели, кроме воздействия на взгляды и, соответственно, на поведение человека, создание текстов – за исключением, разве что, лирических стихотворений и пейзажной прозы, и то не безусловно – не имеет. Призыв «возьми винтовку и стреляй в тех и этих» отличается от реальной раздачи оружия толпе только тем, что призывающий перекладывает все практические заботы – где взять винтовку и патроны и как при этом не попасть в тюрьму – на других, на тех, кем манипулирует. Сам же он свободен и от реальных трудностей, и, пока действуют гражданские свободы, от угрозы наказания. Те, кто призывают к насилию, разрушению, растлению, защищены: за них вступаются стражи свободы, либералы и правозащитники. Но если призывы будут услышаны и толпа им последует, самих либералов и правозащитников не защитит никто. В том-то и парадокс ситуации, что очень многие из тех, кого «ущемляют ограничения свободы слова», сами ратуют за полное уничтожение этой свободы. И если их идеи осуществятся, благородный либерализм станет невозможен, поскольку тогда он им будет не только противен, но и не нужен. Вы готовы отдать жизнь за то, чтобы ваш оппонент имел возможность высказывать свои взгляды? Прекрасно. Его взгляды состоят в том, что вас надо повесить; под вашей защитой он высказывал эти взгляды неутомимо и талантливо, народ поверил; теперь будьте любезны сюда, поближе к петле, сейчас вам представится возможность отдать жизнь за свободу чужих взглядов…
Мне отлично известно главное возражение хранителей либерального завета: если сегодня, когда затыкают глотку действительно врагам свободы, мы промолчим, то завтра глотку заткнут нам, соглашаться с ограничениями свободы даже ради сохранения свободы нельзя, потому что это и есть несвобода… Звучит красиво, но суть лицемерна. В реальности перед обществом стоит выбор – либо установить и соблюдать законы, ограничивающие права борцов против общества и в перспективе, возможно, действительно стать менее свободным, либо вообще рухнуть под натиском этих борцов, и рухнуть быстро. И не вольтеровский парадокс следует поминать к месту и не к месту, а всегда руководствоваться правилом, сформулированным в недавние, близкие к нам времена другим гениальным автором, испытавшим ни с чем не сравнимую несвободу на себе: «Волкодав – прав, людоед – нет».
…А с моим корреспондентом я поступил сурово: поставил фильтр на почту, и теперь его гневные письма до меня просто не доходят. Прекрасно, что современные технические возможности позволяют ввести такую индивидуальную цензуру.
Александр Кабаков, Издательский дом "Коммерсантъ"
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
