Судя по нашей телевизионной картинке, на прошлой неделе киевляне только и думали, как о назначении/неназначении Юлии Тимошенко премьером, о том, состоится или не состоится оранжевая коалиция, кто кого переиграет и кто от кого добьется уступок. Ничего подобного. Думали в основном о другом. О том, что погода наконец-то хорошая. О том, что политика по-прежнему плохая. И о том, что на левом, окраинном берегу Киева живет больше населения, чем в центровой, собственно киевской части. Откровенный сектант из американизированной церкви, который подкармливал окраину бесплатными обедами и дешевыми магазинами, запросто смог стать мэром самого православного европейского города. И с этим надо что-то делать, что-то решать. А в молодежном ядре оранжевой революции – Киево-Могилянской академии, цель которой – подготовка национальной украинской интеллигенции, на прошлой неделе обсуждали перспективу административного присоединения к Академии института иудаики и продолжали работу над собранием сочинений выдающегося российского филолога, историка, переводчика, академика Сергея Аверинцева. Собрание составляется в Москве, Киеве, Вене, печатается на тульском полиграфкомбинате.
Нет-нет, я совершенно не собираюсь рисовать сладостную картинку нерушимого национального мира, царящего на (в) сегодняшней Украине. Западенские националисты имеются, с младобуржуазныім шовинизмом тоже полній порядок, москалей многие не любят. Но. Есть интеллектуальная жизнь поверх газовых труб, поверх сиюминутных политических раскладов, поверх весеннего обострения национального чувства. И она продолжается всегда. Есть исторический запрос украинской интеллектуальной элиты, даже самой украинизированной, который важнее политического интереса правящего класса. Этот запрос заключается вот в чем. Соседствующие народы, объединенные мощной религиозной традицией (хотя и расклотые бесконечными взаимными обидами), нуждаются друг в друге, как в культурном и геополитическом взаимоупоре. Внешняя и внутренняя конъюктура, господствующее умонастроение, неизжитые страхи запросто могут омрачить отношения близких наций, ослабить внутренние связи. Если ненадолго – не беда, потом все восстановится, войдет в норму. Если пауза затянется, в какой-то момент повторное сближение может стать невозможным. Что будет не на пользу всем. И в такой момент, если думать не только о настоящем, но и о будущем, жизненно необходимо найти фигуры, объединяющие, склеивающие нашу культурную жизнь; фигуры настолько авторитетные и неангажированные, что против них не решится выступать ни один националист, ни один великодержавник. А если решится – на него шикнут.
Аверинцев оказался именно такой фигурой.
Дело не в том, что за несколько лет до смерти он стал почетным доктором киево-могилянской академии и ежегодно наезжал в Киев – то из Москвы, то из Вены. Дело не только в том, что он, москаль, написал лучшую работу о Софии Киевской. Дело в том, что выводил и русскую, и украинскую культурные традиции за их очень важные, любимые, родные, но все-таки ограничивающие пределы и размыкал в пространство культуры европейской и культуры мировой. Он задавал такой уровень описания православной славянской традиции, что в одночасье делались неловкими, глухо-провинциальными любые споры о том, чей же все-таки памятник «Слово о полку Игореве», древнерусский или древнеукраинский? Вот это очень важно: чтобы рядом с нами были люди, в присутствии которых (или хотя бы перед лицом наследия которых) нам становилось неловко говорить глупости и пошлости. Неважно, какого рода. О диких русских, которые всегда были врагами великого украинского народа, единственного по-настоящему европейского народа среди славян. Ну, если не считать чехов. И поляков. Которые вообще-то враги. Или о ничтожных малороссах, которые никогда не могли создать ничего своего, а только тырили у нас. Начиная с письменности и кончая Крымом.
В подсознании рядового обывателя всегда дремлет муть, которую лучше не возмущать. Внятная культурная политика заключается не в том, чтобы всех заставить мыслить правильно, в соответствии с высокими гуманитарными нормами. А в том, чтобы массовому человеку было как-то неудобно, неуютно выплескивать свою глупость на окружающих. Он имеет право недолюбливать инородцев. Но должен стесняться говорить об этом вслух. Если же вокруг него серьезные люди из телевизора ничинают нести пургу, великодержавную или младонационалистическую, то и он, этот массовый человек позволяет себе становится представителем агрессивного быдла. В свою очередь, серьезные люди из телевизора, которые всегда хотят играть в разного рода политические игры, должны иметь свой сдерживающий фактор, стыдливо замолкать в присутствии великих авторитетов не из телевизора. А из науки, из культуры. В этом заключалась роль Лихачева в позднесоветские годы. В этом заключается роль Аверинцева на (в) сегодняшней Украине. За соборание сочинений московского академика украинским издателям дают национальные премии. Во Львове в них не только не кидают тухлыми яйцами, но и принимают как родных, слушают уважительно.
Вопрос в том, кого нам назначить на такую роль. Вот жили и работали среди нас великие гуманитарии, которые могли бы составить славу любой нации. Гаспаров, Топоров, Александр Чудаков… Один за другим ушли в течение прошлого года. Но пока они были живы, кто-нибудь стыдился рассуждать об угрозе «внешнего управления», зная, что Гаспаров ухмыльнется? То-то и оно. Кого-то волновало присутствие в нашем интеллектаульном пространстве всеведающего Топорова, кто-то поежился, прежде чем нести пургу о суверенной демократии? Нет; у нас на роль публичного интеллектуала назначен последовательно-антиисторичный и не слишком сведущий в деталях Павловский, фехтующий идеологическими формулами. На (в) Украине таких тоже хватает, но хватает и НЕ таких.
Конечно, любая ссылка на соседа – у него хорошо, у нас худо – не более чем риторический ход. У соседей всегда лучше, ровно настолько, насколько они дальше. Но почему бы и не абсолютизировать чужой положительный пример? Вдруг сработает. Между прочим, в Киево-Печерской лавре мне наконец-то рассказали, что значит формула „одним мирром мазаны”. Мирро в России варили ровно посередине между Киевом и Москвой, а потом развозили в оба конца. Чтоб никому обидно не было.
Автор – обозреватель газеты „Известия”
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
