Обозреватель РИА-Новости Анатолий Королев.
Ровно десять лет назад, в 1996 году, состоялся 1-ый международный месяц фотографии в Москве. За прошедшие годы фотобиеннале превратилось в одно из крупнейших художественных событий в столице. И все благодаря настойчивости вдохновителя и организатора выставок директора Московского дома фотографии Ольги Свибловой.
В этом году среди участников - звезды первой величины фотографы Нан Голдин, Себастиан Сальгадо, Беттина Реймс. Фонд Брассая развернул выставку фотоснимков мэтра «Ночной Париж», которые он сделал в 30-е годы прошлого века. Рядом и российские мастера: классик Родченко, группа АЕС+Ф., Сергей Братков, Владимир Дубосарский, Леонид Тишков, Алексей Кострома и др.
За прошедшее время вполне сложился и тот художественный акцент, который делается устроителями события, чаще всего это ставка на визуальный шок, реже - репортаж очевидца, еще реже - психологический портрет или натюрморт. Предпочтение отдается сериям. Отечественный мастер обычно соседствует по контрасту или по рифме с общей темой.
Что ж, самое время подвести черту.
Несомненным событием бьеннале стала фотосимфония американки Нан Голдин о драматизме секса и вообще о трагической природе любого страстного влечения. Серия снимков любимой подруги Куки, где есть все от наколок, унитаза, свадьбы Куки с Витторио до смерти Витторио от СПИДа. И, наконец, смерть самой Куки, лежащей в гробу. Все это одновременно пленяет и пугает драмой саморазрушения.
Насколько проигрывает Нан Голдин и наш массовик-затейник Сергей Братков, который работает в манере детских страшилок типа: мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашел. Теперь я не хожу в кино и не читаю сказки. Зато я нюхаю и слышу хорошо.
Придумать страшные подписи к семейным снимкам, поставить на табуретку приятеля в очках и привязать его цепью к дубу («Кот ученый»), скучая снимать свое голое тело, причем не дай бог пораниться, все слишком рассчитано. Там где Нан Голдин исполосовала бы себя до крови - Братков демонстрирует безопасный секс нарциссизма.
В эту же страну безболезненных грез отправилась и группа АЕС+Ф., которая показала публике исполинские фотографии элегантных подростков, (серия «Последнее восстание») которые замахнулись друг на друга мечами, бейсбольными битами, нацелились автоматами из пластмассы, демонстрируя безупречный интеллектуальный посыл: позы не ранят, восстание фикций обречено на победу. Но! Идеальное исполнение поражено идеальной мертвечиной.
Как говаривал Пушкин: я вижу в этом много искусства, но ни капли творчества.
Перед нами кульминация постановочной фотографии, которая выродилась в стратегию мертвых жестов. Я попытался обнаружить на полотне АЕС+Ф., хотя бы одну маленькую травму. И с большим трудом обнаружил всего лишь помятую бутылочку из-под минеральной воды «ВИАН».
В той же безоблачной стране жестов - и кукольные детишки сомнамбулы на снимках немки Лоретты Люкс, и серия Али Есипович «Счастье», где на фоне постели сфотографированы любовные пары. Она всегда молода и безупречно одета, он всегда стар и безупречно омерзителен в состоянии окаменевшей похоти. Постановочный характер этих предвкушений лишает снимок малейших элементов суггестии. И хотя это входит в замысел автора, ты уходишь из объятий серии без тени смятения. Точно таким же льдом отчуждения дышат в лицо и мрачные позы Яна Саудека.
Между тем и картинность, и нарциссизм и бесполость может ошеломлять, может! И это прекрасно доказывает другой блистательный чех Иван Пинкава. Его отличие от мертвечины только одно - он жив. Так под ударом посоха Моисея из каменной скалы льет в руки иудеев ручьями вода.
Секрет основного противоречия бьеннале, я разгадал, когда оказался у стендов с бесхитростными - самыми «разсоветскими» - снимками братьев Алексея и Эдуарда Жигайловых.
Я вдруг встрепенулся от скуки и стал ходить от одного снимка к другому - вот одинокий Академик Сахаров, вот молодой Горбачев и Раиса в магазине у прилавка с мертвыми курами, вот Евтушенко читает стихи в Политехническом, вот мундир генералиссимуса Сталина с нахлобученной фуражкой генералиссимуса, вот Ельцин и танкист у Белого дома, вот танки у Большого театра...
Вот где гурьбой толкался народ.
Эти безыскусные снимки не претендовали на вызов, они всего лишь фиксировали жизнь. И, честное слово, в этой примитивной безличности есть своя правда.
Кстати, мэтр Брассай как раз демонстрирует это качество блистательного отсутствия самого себя в снимках ночного Парижа. Его старая проститутка в кольцах всего лишь проститутка и только. Красота снятого должна быть машинальна, как у Нан Голдин или Родченко.
Впрочем, красота для снимка вовсе и не обязательна.
Суть фотографии фиксировать, сеять в глаза песок впечатлений, а не выращивать баобабы амбиций.
Мы не заметили, как фотография превратилась из самого демократического художества в высокомерное и крайне претенциозное искусство. Массовый зритель, обыватель судьбы, пролетарий вкуса изгнан бичами эстетов из залов, лишь одиноким ценителям под силу оценить этот художественный вызов.
Короче, фотография должна быть слугой толпы.
Она так изначально задумана. Это не философия.
Снимок Слуга человека, а не господин рабов.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
