Петр Гончаров, политический обозреватель РИА Новости.
Вероотступническая эпопея афганца Абдуррахмана закончилась, к счастью, благополучно. Избежавший смертной казни за обращение в христианство Абдуррахман прибыл в Италию, где ему главою МИД этой страны Джанфранко Фини гарантировано политическое убежище.
Конечно, история эта закончилась благополучно и благодаря тому, что та часть мирового сообщества, для которого свобода совести индивидуума, равно как и собственно человеческая жизнь являются приоритетными в шкале гуманных ценностей, дала понять официальному Кабулу, что ей не безразлична судьба Абдуррахмана. И все же, как представляется, массированные атаки на конституцию Исламской Республики Афганистан, качество афганской демократии и искреннее возмущение афганским менталитетом, так далеким от западных образцов, далеко не всегда были уместны. Наивным выглядело искреннее возмущение тем обстоятельством, что шариат, декларируемый сегодняшним афганским духовенством, не менее радикален тому, который практиковали талибы. Шариат в Афганистане во все времена одинаков по букве, и по внешней атрибутике. Шариат талибский отличается от посталибского только длиною бород его исполнителей.
Что же касается сегодняшней афганской конституции, созданной по западным образцам и одновременно провозгласившей, что «Афганистан – исламское государство, и принятие каких бы то ни было законов не должно противоречить основам Ислама», а другими словами - шариату, то вряд ли следует видеть в этом непрофессионализм афганского духовенства, Суда, равно как и неразрешимую проблему. Не думаю, что столь существенная деталь была обойдена вниманием таких теологов с мировым именем как Себгатулла Моджадедди, Бурхануддин Раббани, Фазль Хади Шинвари и ряда других. Это был разумный компромисс между набиравшими силу в 2002 – 2004 годах технократами и умеренными фундаменталистами в лице тех же Себгатулла Моджадедди и Бурхануддин Раббани. Достаточно вспомнить, какой обструкции на чрезвычайной Лойя Джирге был подвергнут губернатор Кандагара Шир – Ака, предложивший убрать слово Ислам в названии афганского государства. И только блестящие выступления Моджадедди и Раббани позволили спасти накалившуюся до предела ситуацию, оставив при этом в создававшемся проекте новой конституции место и для западных стандартов, включая Декларацию прав человека, хотя могло быть и по-другому.
Афганское общество сейчас переживает очень деликатный момент. Фактически моджахеды, отстаивавшие свои идеалы и свое право на построение в стране общества на фундаментальных основах Ислама в ходе многолетней вооруженной борьбы с идеологическими противниками, а затем и с талибами (хотя в этом противостоянии лежали другие, отнюдь не идеологические мотивы), теперь же, придя к власти, идут на многие уступки. Причем, на уступки своим вчерашним идеологическим противникам.
В Афганистане идет очень болезненный процесс консолидации нации. Консолидации и межрегиональной, и межэтнической, и, главное, вокруг такой острой проблемы - каким все-таки быть новому Афганистану – более светским, или более клерикальным. Насколько этот процесс болезненный, показала история Абдуррахмана. Стоило ли винить афганское духовенство, афганский Суд, афганскую Конституцию в жестокости и несовершенстве, а президента в бездеятельности, коль скоро в мечетях по всей стране паства выступила за смертную казнь. Перегни палку поборники прав человека в своем стремлении спасти Абдуррахмана, предавшего религию своих отцов (а именно так и воспринимался его поступок в сознании обычного афганца), результат мог бы быть обратным.
У афганцев трепетное отношение к своей религии, хотя при этом и не без ущерба другим конфессиям. В октябре 2001 года в провинции Тахар мне пришлось долго говорить с одним из полевых командиров моджахедов муллой Обайдулла. Говорили о разном. В ходе всего разговора мне казалось, что его беспокоит какой-то вопрос. Наконец он не выдержал: «не могу понять, ты мусульманин или нет». Узнав, что я христианин, не без раздражения и, как мне показалось, не без небольшой угрозы, заметил, что следовало бы подумать о принятии Ислама. Тем не менее, на мои аргументы, что, при всем моем уважении к Исламу, я не намерен изменять религии моего отца, отца моего отца и так далее, коротко бросил: «резонно».
Случай с Абдуррахманом для сегодняшнего Афганистана не столько уникален, сколько поучителен. Действительно, впервые в его истории правоверный мусульманин позволил себе перейти в другую религию, что неизбежно должно быть наказано, согласно законам шариата, смертной казнью. И духовенство, и правосудие были поставлены перед сложным выбором – как решить проблему, не создав при этом повода и, вообще, благодатной почвы для радикалов-исламистов для обвинения ими сегодняшнего руководства страны в прозападном курсе реформ. Скорее всего, вердикт смертной казни, объявленный сразу же и безапелляционно, был всего лишь показательным действом, своего рода назиданием поборникам прав человека, голос которых в Афганистане в последнее время заметно окреп.
Что делать, такова афганская действительность сегодня, и кто, как ни сами афганцы, лучше знают, как сочетать и традиции, и Декларацию прав человека.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
