Умер Эдвин Поляновский.
Для тех, кто начал читать газеты только недавно или никогда их не читает, пользуется только Интернетом, скажу, что это был один из лучших, нет, пожалуй, лучший (никто из коллег не обидится) очеркист «Известий» за последние годы ХХ века. Талант, отмеченный Богом, каких среди людей нашей профессии всегда было считанные единицы, а сегодня найти почти невозможно. Тем более, если сравнивать его с Поляновским.
В таланте Эдвина Луниковича сочетались удивительные качества – очень богатый литературный язык, сочный и точный, лаконизм и поразительная искренность, страстность и убедительность, умение докопаться до самой сути явления, сказать о нем так доходчиво, что сразу становилось ясно – другого мнения по этому поводу нет и быть не может. Хотя Поляновскому приходилось писать о том, о чем в советские времена не мог даже помыслить ни один другой журналист.
Чего стоит только одна его эпопея о легендарном подводнике, герое Великой Отечественной Александре Маринеско?! Это сейчас о нем опубликована не одна книга, сняты документальные и художественный фильм, биография «подводника номер раз» и «личного врага Гитлера» расписана по дням и минутам,. А в середине семидесятых – восьмидесятых о человеке, сумевшем потопить немецкий транспорт «Вильгельм Густлоф», а с ним и несколько сотен фашистских подводников, целые экипажи вражеских субмарин, как, кстати, и о других прославленных людской молвой героях войны, невписывающихся в официальные партийные рамки, могли только шептаться моряки-ветераны на своих встречах за «рюмкой» чая.
Эдвин первым в центральной печати поставил вопрос: почему Маринеско не Герой Советского Союза? Ведь это звание давали порой и за менее значимые подвиги. Леониду Ильичу Брежневу, к примеру, хотя Поляновский об этом не писал, но, видимо, подразумевал, вообще – за не существовавшие!
Не буду вспоминать о том, как на газету и ее автора обрушилась вся мощь советской партийной и военной печати. Идеологический отдел ЦК КПСС, министерство обороны СССР, Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского флота, Главный штаб ВМФ, центральный орган минобороны «Красная звезда» подробно разъяснили «заблуждавшемуся» журналисту, что Маринеско был «хулиганом, нарушителем воинской дисциплины, пьяницей и развратником». И более того, ни в грош не ставил замполита, особиста и вышестоящее командование. И должен быть благодарен, что не был снят с должности командира, не отдан под трибунал и не посажен в тюрьму еще в годы войны. А защищать таких людей, тем более выдвигать их на высшую награду страны – не по партийному и не по государственному. И такое мнение, подчеркну, практически директивное, безусловное, высказывалось не только в печати, но и на коврах высоких кабинетов, куда Поляновского приглашали не раз и не два.
Но не раз и не два он опять писал в «Известиях» о Маринеско и о той чудовищной несправедливости, с которой обошлись большие и маленькие начальники с народным героем. «Да, - соглашался Поляновский, - у Маринеско были поступки, которые можно расценивать по-разному. Но какое отношение они имеют к его подвигу? Почему не оценен по достоинству сам подвиг, уникальная торпедная атака века?» Броня советских партийно-бюрократических органов треснула, когда в защиту Маринеско вместе с газетой и Поляновским поднялась еще и элита российской интеллигенции, а среди них и многие знаменитые герой Великой Отечественной, полководцы, простые люди. Александру Маринеско было все-таки присвоено звание Героя Советского Союза. Пусть и посмертно. Тогда же появились и памятники в честь легендарного моряка-подводника.
Советская журналистика всегда была крайне идеологизирована и зацензурирована, но в ней все-таки находились незаурядные таланты, которые прорывались и через эту, казалось бы, непробиваемую преграду. Эдвину Поляновскому это удавалось, может быть, как никому другому. Думаю, не ошибусь, если скажу, что та трещина в замшелой броне партийно-бюрократической машины советского государства, как и многие другие подобные трещины, через которые начал проходить воздух свободы, очищенный от идеологического догматизма, но пробитая им лично, тоже помогла той демократической революции, что привела к образованию современной России. Хотя и ей еще очень далеко до настоящего, не показного внимания и уважения к человеческой личности, о которой всегда и писал Поляновский.
Эдвин не потерялся и в наше время, когда из «Известий», проданных и перепроданных, ушли ведущие журналисты. Он – остался, хотя газета сильно изменилась по сравнению с той, где он проработал всю свою жизнь. Но ему удалось опубликовать и там несколько очерков, которые тоже стали явлением. Один из них о подвиге 6-й роты 104-го полка 76-й дивизии ВДВ, где было рассказано о том, как вел себя в последнем бою с двумя тысячами басаевских бандитов каждый из неполной сотни русских солдат и офицеров, сложивших свои головы в чеченских горах. И те, кто остался жив, тоже. А так же о том, почему они остались живы, и почему к сражающейся роте никто не пришел на помощь. Это был очень неоднозначный рассказ, но предельно искренний и честный, как все, к чему прикасалось перо Поляновского.
Не буду скрывать. Он был трудным в общении человеком, очень прямым, требовательным, повторюсь, предельно честным, может, по-своему честным, в том смысле, как он понимал это слово. Всегда, что называется, на нерве. Хотел, чтобы его друзья, коллеги тоже были такими – открытыми, искренними и такими же честными. Перед собой и перед другими. Иного в профессии журналиста он не признавал. Не терпел профессиональной некомпетентности ни в газетных начальниках, ни в коллегах. Хотел видеть в каждом материале, написанным его товарищем, незаурядную личность его автора, с его неординарными мыслями, глубокими переживаниями, с его неподдельным вниманием к маленькому человеку, с ненаигранным умением понять этого человека и стремлением защитить его, если надо, от сильных мира сего. «Журналистика, - утверждал он, - не чистописание. Журналист отдает читателям не строки, - самого себя, по частице, по крупице – себя, каждый раз себя. Я говорю, конечно, о честном таланте».
Я всего десять лет проработал в «Известиях», он – сорок. И конечно, я учился у него писать, как, наверное, и многие другие коллеги, хотя пришел в газету уже зрелым человеком, имея за плечами около тридцати лет профессионального стажа. Мне приятны было, что он читает мои материалы, делает какие-то замечания, которые я старался потом учитывать. Но друзьями мы не стали. Наверное, потому, что я пришел из военной печати, от которой он когда-то натерпелся. Может быть, по другим причинам. Сегодня об этом трудно судить. И все же, Поляновский был и останется для меня, как, может быть, и для многих других коллег, - путеводной звездой в журналистике, к которой стремиться и стремиться всю оставшуюся жизнь.
…Пишу эти строки не только для того, чтобы отдать дань памяти и уважения его немеркнущему таланту. Мне представляется, что с такими людьми, как Эдвин Луникович, от нас уходит целая эпоха, эпоха той журналистики, которая была свободна от бизнес конкуренции, навязчивой рекламы, «джинсы» и политиканства. Эпоха тех непростых, но искренних людей, кто шел в эту профессию не за деньгами и не за политическим влиянием, а для того, чтобы служить обществу и людям. Как бы это для кого-то пафосно не звучало. Хотя, конечно, что тут скрывать, специальный корреспондент «Известий» или политический обозреватель «Известий» рядом с фамилией звучало в те годы не менее весомо, чем сегодня имена некоторых эстрадных звезд и телеведущих. Но дело совсем не в этом.
Просто, та журналистика была повернута лицом к простым людям. Она как бы связывала невидимыми нитями власть и общество, рассказывала одним, что хотят и к чему стремятся верхи, а верхам о том, как воспринимаются их идеи и поступки внизу, в народе, как он на это реагирует и чего ждет от собственной власти. Очерки о человеке, живущем на земле в прямом и переносном смысле, его цепляющая за душу история, проблемные статьи, фельетоны, репортажи составляли суть той российской журналистики, которой служили такие таланты, как Поляновский. Теми материалами зачитывались, хранили дома, как книги любимых классиков. На них учились жить. Увы, сегодня таких материалов нет. Практически не осталось газет и журналов, которые печатают такие материалы. И журналистика вырождается, как профессия, как призвание и как служение.
Это никому не упрек, не ностальгия по ушедшему времени, не попытка его вернуть назад, а только констатация факта. Составить «текст», именно текст, а не написать материал может любой образованный в пределах средней школы человек. Овладеть навыками ремесла – тоже просто. Надо только знать, что в своей заметке ты должен ответить на несколько простых вопросов: что? где? когда? почему? и из-за чего? Взять интервью у популярного человека тоже не составляет никакого труда, спрашивай то, что приходит тебе на ум – и все будет в порядке. Пробивается на полосу не ум и компетентность, а фамилия кумира толпы. Не потому ли все нынешние газеты, за редким исключением, написаны безликим почерком, все – на одно лицо, и сообщают, как правило, только то, что есть в Интернете, да еще и довольно часто безбожно перевирают информацию, просто не понимая, о чем именно пишут.
Уже появилась теория, что журналистика – это способ управления и манипулирования общественным сознанием, чем некоторые печатные и электронные СМИ усиленно и занимаются. Особенно в дни, предшествующие каким-либо выборам. В федеральные или местные органы власти. И ни слова о том, как и чем живет страна, не депутаты, не бизнесмены и политики, хотя ничего плохого в их адрес я говорить не собираюсь, а бабушка где-нибудь в Перми, рабочий завода «Форд» по Санкт-Петербургом, «фермер из Калуги»... Взял эти слова в кавычки, так как в «Известиях» когда-то существовал такой критерий качества: «а поймет ли тебя фермер из Калуги?» Сегодня «фермера из Калуги» пичкают «проблемным текстом – женится Максим Галкин на Алле Борисовне или все-таки нет».
«Желтая пресса» заполонила киоски, «желтеют» даже те печатные издания, которые когда-то считались самыми респектабельными. Публицистика, очерки, репортажи с места действия, за которыми не просто пересказ фактов, а анализ того, что произошло, глубинные причины происшедшего, а тем более, фельетоны, после которых можно оказаться на скамье подсудимых или получить пулю, стали «персоной нон грата». Может, еще и поэтому уходят от нас такие журналисты, как Эдвин Поляновский?
Уверен, традиции русской «человеческой» журналистики, которой служил Поляновский, никуда не исчезли, они только слегка отошли в сторону, наблюдая за тем, что творится сегодня на газетных и журнальных полосах, на экранах ТВ, но они обязательно вернуться в нашу жизнь. Может быть, не завтра, а тогда, когда в ней опять будет интересен не поп-идол и не кандидат в депутаты, даже не персонаж криминальной драмы, а простой человек с улицы, «от земли и станка». Его честь и достоинство. Его обычная и такая необычайная жизнь и судьба. Такая, какая была у известинца Эдвина Поляновского.
Он никогда не был женат, у него нет и не было детей. Вся его жизнь принадлежала газете. Поляновский заплатил за свою профессию сполна. Профессия сделала его немеркнущей звездой. Настоящей и теперь уже навсегда.
