Несколько слов о нашем собеседнике. Академик РАН Виктор Михайлов – директор «Института стратегической стабильности» Минатома России, научный руководитель Российского Федерального ядерного центра – ВНИИ экспериментальной физики, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и РФ, министр Российской Федерации по атомной энергии с 1992 по 1998 год. Академик Виктор Михайлов дал интервью военному обозревателю «РИА Новости» Виктору Литовкину.
-Вас, Виктор Никитович, специалисты называют одним из создателей атомной энергетики Ирана. Знаете ли вы о том, что представляет собой сегодня ядерная промышленность этой страны, в каком состоянии она находится?
-То, что я смогу сказать, с удовольствием сделаю. При Михаиле Горбачеве мы подписали протокол с Ираном, где были предусмотрены несколько направлений сотрудничества. Одно из них - строительство атомной электростанции. Подчеркну, это было не соглашение, а только протокол, который предусматривал строительство двух реакторов средней мощности.
-Средняя мощность – это сколько мегаватт?
-Под средней мощностью принято считать энергоблок в 400 мегаватт, а большие мощности – это 1000-15000 сейчас появляются. Здесь мы собирались строить блоки мощностью в 600-700 мегаватт. Протокол от Советского Союза подписал Михаил Сергеевич. Так что я не был инициатором этих работ. А вот исполнительным органом с нашей стороны назначался Минсредмаш, который Горбачев потом переименовал в Минатомэнергопром – Министерство по атомной энергетике и промышленности, а затем уже Борис Николаевич Ельцин назвал наше министерство, которое сейчас находится на территории России, в Минатом – Министерство по атомной энергии Российской Федерации.
Я не случайно заговорил об этих переименованиях. Дело в том, что военная часть Минатома всегда полностью находилась на территории РСФСР и после распада СССР, естественно, оказалась в наших руках. А гражданской тематикой занимались и в других республиках – на Украине, в Средней Азии. Там находились некоторые заводы, горнодобывающие комбинаты. Процентов двадцать от всего ядерного комплекса. И когда я стал первым министром России по атомной энергии, это был 1992-й год, то выяснил, что где-то пятую часть своих сотрудников мы потеряли. А это не много – не мало, а 200 тысяч человек, уникальных профессионалов, которые остались за пределами нашей страны. И большую половину из них я, будучи министром, перетянул в Россию. Понимал, что и сам мог бы оказаться на их месте, если бы работал, к примеру, в Мангышлаке, на ядерной опреснительной установке.
Но вернемся к взаимоотношениям с Ираном. Я, конечно, хотел с ним сотрудничать. И в первую очередь, потому, что людям, работающим в нашем министерстве, надо было платить зарплату, а ее взять было не откуда. Вы знаете, какая ситуация была в начале девяностых годов прошлого века. Правда, на Тегеран мы обратили свое внимание не сразу. Большую часть времени на посту министра я проводил в западноевропейских столицах, в США, предлагая сотрудничество именно им. Но очень быстро убедился: у них существуют двойные стандарты в отношении к России. То, что они позволяют себе, нам не разрешают ни при какой погоде. Даже обвинили нас в демпинге за то, что мы продали им, а это было во времена СССР, порядка 10 тысяч тонн природного урана по слишком низким ценам.
-Купили по низким ценам и зам это обвинили в демпинге?
-Именно так. Тогда министром был не я, а Коновалов и Рябьев, это при них было. Я никогда не разбирался, кто именно продавал. Но меня крайне удивило, что США повели против нас антидемпинговую компанию из-за этого. Мы доказывали, что никакого демпинга нет, что мы продали им уран по ценам, которые чуть выше его себестоимости в России. А они взяли за основу канадские цены. Я им говорю: «Помилуйте, парни. Конечно, канадские зарплаты, канадское оборудование и себестоимость добычи урана там раза в два-три выше, чем у нас. Но при чем тут демпинг?» Но они даже слушать меня не хотели. Я понял, что они просто не хотят с нами сотрудничать. Отсюда и разные придирки.
Главное для них – защитить свой рынок от проникновения туда конкурентов. И делают это с такой настойчивостью, что им стоит даже позавидовать. Нам даже пришлось с ними судиться, чтобы доказать свою правоту, продавать на мировом рынке не только природный уран, но и услуги по его обогащению. Для атомной энергетики требуется небольшое обогащение по изотопу урана-235. В природном уране его находится всего 0,7 процента. Именно изотопа-235. А основная масса – 99,3 процента там урана–238. Он в энергетике практически не применяется, потому что он делится очень быстрыми нейтронами, а работать на спектре деления, то есть на сравнительно медленных нейтронах или, тем более, на тепловых – у него не получается. Нужен 235-й, он делится прекрасно.
Его нам и запретили продавать. И, конечно, у нас появились большие трудности. Мы по 2-3 месяца не платили заработную плату рабочим, который работают в очень ответственных производствах, в том числе и в наших федеральных ядерных центрах. Это города Саров и Снежинск, в Нижегородской и Челябинской области, известные всему миру. Мне очень тяжко было быть министром в такое время. Как выжить? Я пошел к президенту Ельцину, спрашиваю: «Как же так получается, Борис Николаевич? Где же деньги государственные?».
Он говорит: «Если тебе нечем платить, выходи на экспорт». Так появился контракт «ВОУ-НОУ». Именно с этой целью, чтобы спасти ядерную промышленность России. Сегодня говорят, что его можно и прекратить. Но мне возражают: «Как это прекратить? Это же межправительственное соглашение?». Я отвечаю: «Точно также, как американцы вышли из других наших договоров, когда они стали им невыгодны».
-Вы имеете ввиду Договор по ПРО 1972 года?
-Именно. Тем более, что он более ответственный, чем «ВОУ-НОУ». В первом случае речь идет о мерах по укреплению безопасности государства и о взаимном доверии, а «ВОУ-НОУ» - это чисто коммерческая сделка.
-Среди наших читателей не все специалисты в ядерной промышленности. Не могли бы вы объяснить, что такое контракт «ВОУ-НОУ»?
-«ВОУ-НОУ» расшифровывается, как перевод высокообогащенного урана в низкообогащенный. Мы на своей территории переводили высокообогащенный уран, который используется в ядерном оружии и остается от демонтажа этого оружия, в низкообогащенный, который используется в атомной энергетике. И низкообогащенный, как топливо, доставляли в США.
-500 тонн?
-Да, 500 тонн. Это общая цифра. Контракт должен закончиться в 2013 году, от него не так и много осталось. К 2005 году мы только половину сделали. Кстати, из этих 500 тонн 150 тонн – остатки от ядерного оружия, которое мы вывезли с Украины и Казахстана. Мы им платим за него. У нас существует соглашение, по которому их специалисты контролируют демонтаж этого оружия, и мы им платим за него. При распаде Союза оно стало собственностью этих стран, но они обязаны были расстаться с ним, передать России, как единственной ядерной державе на постсоветском пространстве. Но не просто так, а за деньги. Я сказал: «Мы заплатим, если будем продавать уран из боеголовок. А без этого, чем я заплачу»?
Они спрашивают: «А по какой цене заплатите»?
Отвечаю: «По той, по какой продадим».
И из этих 500 тонн, чтобы вы знали, об этом я, может быть, впервые говорю, 150 тонн было не нашего материала. Мы за свою работу, за то, что переводим оружейный уран в низкообогащенный, а это не простая операция, не то, что сахар размешал и развел в стаканчике с чаем, нет-нет, берем деньги. Тут нужно привести в порядок и изотопный состав, и просто химический состав, потому что присадки есть всякие, которые для оружия требуются, а для атомной энергетики не подходят. К тому же, мы не хотели, чтобы наши секреты, как делать оружие и оружейный уран, никак не расползались. Это все потребовало больших сложных и трудоемких технологий.
Мы, конечно, сказали украинцам, что за это мы с них возьмем соответствующие суммы. И договорились, как с Украиной, так и с Казахстаном. С Украиной, кстати, уже давно за уран рассчитались.
-Но в Верховной Раде утверждают, что это не так.
-Все так. Просто они хотят, чтобы мы им и за плутоний заплатили. Но мы его не продаем. Есть еще вопрос, как считать стоимость ядерного оружия. Мы считали его по себестоимости. Мы с Киева брали за разборку боеголовок и за уран-235. Платили, как за низкообогащенный, за то, что продаем. Высокообогащенный уран заметно дороже, чем низкообогащенный. Но его нельзя продавать, это запрещено соглашением о нераспространении ядерных технологий. Мы даже американцам его не могли продавать, потому что мне невозможно проконтролировать, что он пошел по мирной цепочке. Больше того, я вам скажу, они хотели, чтобы у них разбавляли высокообогащенный уран..
-Кто хотел американцы или украинцы?
-Американцы. Мы предложили: давайте сравним технологии. Пригласили группу экспертов – американских и российских. Они проанализировали их технологию и нашу, согласились, что наша по себестоимости в два или в три раза дешевле и качественнее. И пришли к выводу, что в России делать это целесообразнее. И мы стали его у себя разбавлять. «Разбавлять», это, конечно, условное определение, точнее надо говорить «переводить в стандарты топлива для атомных станций». Там обычно используется процент содержания изотопов 235 где-то 4-5,6, а вооружении – высокообогащенный. Таким называется все, что находится выше 20 процентов содержания изотопа уран-235.
Но по соглашению с американцами мы переводим 90-процентный уран в низкообогащенный. Есть свои технологии, есть свои сложности, трудности, но это для нас рентабельное производство. И в части прибыли, которую мы получали от продажи своего урана и урана Казахстана и Украины. За который с ними расплачиваемся. Украине платим топливом для их атомных электростанций. И полностью рассчитались.
А то, что не рассчитались за плутоний, то я вам скажу – мы его хранить еще должны. Его нельзя продать, это будет нарушение договора о нераспространении ядерных технологий. Я не могу это делать. Это только американцы могли делать. Они в пятидесятых годах продали Ирану килограмм плутония. Они вообще около 10 килограммов плутония продали другим странам.
Конечно, из килограмма плутония оружие сделать нельзя, он, видимо, предназначался для научных исследований. Очень интересный материал, которого нет в природе, который делится прекрасно…
-Где-то я читал, что из килограмма плутония все-таки можно сделать ядерный заряд.
-Это не так. Научные исследования, да и практика показали, что критическая масса 90-процентного урана-235, при которой возможна цепная реакция – это 50 килограмм. А плутония для этой цели необходимо 10 килограмм. Дальше уже - вопрос изобретательства и секрет оружия.
-Получается, по вашим словам, что американцы уже продали 10 килограмм плутония, как раз для того, чтобы из него можно было сделать ядерную бомбу.
-Они разным странам продали плутоний, а не одной стране. Нет, я не думаю, что они могли в том виде продать, из которого можно сделать бомбу. Мы не знаем точно, в каком виде они его продали – окись или закись урана. Это было сделано для научных исследований. Ирану тоже для этой цели. У США были прекрасные отношения с шахом. Это одна из причин, почему иранский народ невзлюбил своего правителя, так как за его спиной американцы стали навязывать им свое представление о демократии. А это для персов, культура которых насчитывает тысячелетия, - нож к горлу.
-Наверное, необходимо учитывать и исламский фактор.
-Конечно. Мало того, что Иран внес заметный вклад и в общее развитие человечества, в его культуру, науку, которая существовала еще тогда, когда США и в помине не было, у них развился свой менталитет – все это надо учитывать. А не навязывать то, что собралось, как солянка, за последние 250 лет. Они и мне пытались навязать свои представления о том, как надо работать. Говорили, что это очень полезно России. Я им ответил: «Если мы напялим на себя вашу рубашку, ваше понимание всего этого, то у нас она лопнет на груди. Мужик вздохнет-выдохнет, и нет вашей рубашки». Нельзя лезть со своим уставом в чужой монастырь. Но они этого не понимают.
-Вернемся к Ирану.
-С Ираном мы заключили договор о строительстве атомной станции с двумя блоками по 1000 мегаватт. Сначала один собирались строить, потом договорились о двух. В Бушере, на берегу Персидского залива. И другое соглашение мы с ними заключили – о сотрудничестве в области мирного использования ядерной энергии. Там и ускорители были, и рудное обогащение, и обогащение изотопное, о чем сейчас очень много говорят, и исследовательские реакторы мы хотели там строить... Надо сказать, что я был в Иране, уже где-то в 1993-1994-м году, когда мы заключали эти договоры по линии правительства, и видел прекрасные реакторы, где они получали изотопы радиоактивных элементов для медицины, для сельского хозяйства. Их им построили в свое время американцы. Я видел прекрасные генераторы на 14 мегаэлектронвольт. Это очень быстрые нейтроны, которые получаются только в реакторе термоядерного синтеза тритий плюс дейтерий. А спектре деление, как обычно, энергия нейтронов в среднем где-то один мегавольт. Такие генераторы им поставила тогда ФРГ.
-«Сименс»?
-Я не знаю, «Сименс» или нет. Но генераторы прекрасные. У США была договоренность с шахом о постройке 20 атомных станций. И «Сименс» начал это строительство. Мы видели два корпуса, которые они возвели. Прекрасные корпуса, строительство бетонных конструкций замечательное, изучили все площадки.
Вначале иранцы предложили построить АЭС на севере страны. Но когда мы изучили эту местность, проанализировали геологическую структуру, увидели, что там сейсмичность очень большая, и посоветовали им отказаться от такого проекта. Тогда они нам предложили начать с Бушерской станции. Сейчас она практически готова, топлива только нет. Есть и другие небольшие недоработки. А оборудования для АЭС у них было очень много. «Сименс» оборудование все или почти все оставил. Правда, нам пришлось его заново аттестовать, оно с 1979 года там пролежало в непотребном виде.
Мы очень большую работу провели по сертификации этого оборудования, по отбору, что мы можем применить, что нет. Мы провели большую работу по доработке бетонных конструкций, потому что наши геометрические параметры не совпадают с немецким, и нам пришлось что-то дорабатывать, а это достаточно сложная вещь. Мы все это сделали.
А перед этим предупреждал американцев. Если вы так будете относиться к нам, как сделали с демпингом, если вы не хотите заключать с нами соглашение по мирному сотрудничеству в области использования ядерной энергии, если вы не хотите возвращать нам природный уран, который накапливается от реализации контракта «ВОУ-НОУ», его еще иногда называют мегатонным – мегатонн ядерной взрывчатки равен мегаватту электричества, то я вынужден буду идти на Восток. В Китай, в Индию. И пошел туда. Больше того, я хотел достроить «Хорогуа» на Кубе. У них там местечко такое - Хорогуа. Так же, как Бушер – это местечко Бушер, небольшой городок на берегу Персидского залива. Там жара – страшная. Нашим людям очень трудно работать.
Вот такие вещи. У нас были большие планы. Правда, по мирному сотрудничеству в области ядерной энергии, президент Ельцин работать нам запретил, а строить атомную станцию разрешил. «Давай, - говорит, - работай, если платить будут». Я ответил: «Думаю, что будут».
-Так и начались наши работы в Иране?
-Да. Они и теперь продолжаются, но уже без меня. После был министром Адамов, Румянцев, сейчас Кириенко. Он продолжает эти работы.
-Вы можете какую-то общую оценку дать, в каком состоянии сегодня находятся ядерные исследования Ирана?
-Мне трудно об этом сегодня судить. Я был у них в ядерных центрах, видел прекрасных специалистов, молодых людей. Беседовал с ними. Многие из них, это физики и математики, которые закончили западноевропейские и американские университеты. Больше того, когда я поинтересовался этим вопросом, то оказалось, что порядка 10 тысяч молодых людей сегодня продолжают учится в этих университетах. А мы никогда иранцев не обучали, кроме операторов для Бушерской станции. Запад внес колоссальный вклад в развитие иранской ядерной промышленности. И когда мне сейчас американцы говорят, что Ирану не нужна атомная энергетика, у них много нефти и газа, я отвечаю: «Помилуйте, вы-то хотели 20 АЭС построить! Объясните, почему вам это можно было делать, а нам нельзя»? Молчат.
А я вам объясню. Страна, которая на своей территории имеет атомную энергетику, это пик, высший уровень ее научно-технического прогресса. Это значит. Что у нее всегда будет работа, в ней будет оставаться ее молодежь. А если молодежь убегает из страны, то у такого государства нет будущего.
И если оценивать уровень развития ядерной энергетики Ирана, то могу сказать прямо – это очень высокий уровень. Я видел там специалистов, которые работают и с генераторами нейтронными, ведут научные исследования с трехмерной программой, - ее им Франция передала, ведут подсчет нейтронов, вы можете реально посмотреть нейтронные потоки от реакции деления ядер. Это очень непростые программы.
Я видел там прекрасные вычислительные машины «Сан-4» и «Сан-5», американские, которых у нас не было в то время. Это начало 90-х годов, когда я был в Иране первый раз. У нас таких машин не было, американцы наложили эмбарго на их продажу нам. А в Иране я их видел. Они прекрасно работают. Я видел молодых девушек, которые работают на этих машинах. Одеты в черные платки, но работают на суперсовременных компьютерах. Они тоже закончили американские университеты. США просто не ожидали, что Иран прогонит шаха и будет строить другое государство, которое не станет заискивать перед Вашингтоном. А готовили кадры для ядерной энергетики Ирана именно они.
В Персии всегда был очень высокий интеллектуальный уровень молодежи. Да, случались какие-то провалы, как в начале ХIХ столетия, когда Европа стремительно рванула вперед, но их молодежь училась на Западе и сегодня учится там, и я думаю, что научный уровень иракских исследований очень высок. А наличие нефти и газа тут - не при чем. Американцам не нравится статус этой страны, ее правительство, их самостоятельность, то, что они не идут в фарватере дипломатии США. Это вопрос другой. Никакого отношения к мирной ядерной программе Ирана он не имеет.
-Следует ли опасаться, что Иран в ближайшем будущем может создать собственное ядерное оружие?
-Мне этот вопрос задают часто. Иногда в таком контексте: «А как вы считаете, хотят они его создать или думают об этом?». Отвечаю: «Конечно, и думают, и хотят». Сегодня сохранить самостоятельность и суверенитет без ядерного оружия невозможно. Политика США направлена на то, чтобы внедрять свою демократию при помощи меча. В те страны, которые собственную имеют богатейшую историю, которые столько дали всему человечеству. А они не умеют считаться с этими народами, не умеют и не хотят уважать их обычаи и традиции. Их переделать на американский образ жизни невозможно.
-И все-таки, может Иран создать ядреное оружие или не может?
-Может, конечно. Любая высокоразвитая страна сегодня это может сделать. Даже по Интернету. Для этого только много денег нужно и время. Сколько? Если вы меня спрашиваете о времени, то думаю, что, может быть, через 5 или 10 лет они его создадут. Смогут создать. Конечно, не такое современное, как у нас или в США, но это не имеет значения. Американцы и его боятся. Не современного. Какое бы ПРО они ни делали, в Вашингтоне прекрасно понимают, что заряд-то можно не обязательно через космос пускать, чтобы его все видели, а другим способом доставить. И они боятся даже одного взрыва на своей территории. Такого взрыва американский народ не простит своему правительству.
-Запад Тегерану не доверяет. В то же время Россия продает Ирану ядерные технологии. Почему и зачем?
-Никаких ядерных технологий Россия никогда не продавала. Больше того, я вам скажу, что Россия, это сложилось у нас еще при СССР, жестко следит, чтобы ядерные технологии не распространялись. Это Запад, имея с испокон веков рыночную экономику, мог себе это позволить. Для рынка главное – прибыль. Если что-то в законе не прописано, какие-то материалы или технологии, не всегда же успевали государственные структуры эти технологии или материал записать, то он продавал его. Запросто продавали. Все, что имеют сегодня иранцы, это с Запада. И что бы вы мне не говорили, ничего российского там нет.
Мы даже топливо, которое будем поставлять для АЭС, затем станем вывозить. И перерабатывать, а взамен привозить свежее. Мы давно уже американцам предлагали, не только я один, другие наши специалисты, создать лизинг топлива. Страна платит за топливо, мы привозим его и отвозим назад. И ничем подобным она не занимается. Зачем всем странам этим заниматься?
Это сегодня Буш эту идею, как великое открытие подает. Но это не великая идея. Я ее предлагал еще десять с лишним лет назад. Только американцы нас не поддержали. У них в этом деле присутствовал Алекс Копсон, миллионер. Он хотел заниматься этой работой, но президент Клинтон не позволил такую работу развернуть.
-Копсон в министерстве энергетики работал?
-Нет. Я случайно с ним познакомился. Он сам ко мне пришел именно по этому лизингу, чтобы создать хранилище где-то на острове в Тихом океане, куда его можно отвозить, а потом перерабатывать. Чтобы не в страну везти, а на какую-то нейтральную территорию, удаленную от населенных пунктов…
-Хорошо охраняемую?
-Естественно. Так что ничего мы не поставляли за рубеж. За нас это делали американцы. Даже плутоний продавали, как я уже упоминал. Я уж не говорю, про все остальное. Вы знаете, как Израиль и Южно-Африканская республика получили доступ к ядерному оружию? Они же его получили.
-Как получили?
-Американцы им помогли.
-Есть сведения, что израильтянам помогали англичане…
-Нет, не только. Израильтянам и Вашингтон помогал. Англо-американская компания. А для деления изотопов они использовали не центрифуги, не диффузию, а газодинамические потоки через трубу, через сопло Лаваля, через гексохлорид... Уранфтор-6. При этом, наверное, израильтяне в свою страну завезли одну или две штуки зарядов. Они их даже испытали. Южно-Африканская республика потом все разобрала, я был на этих заводах, видел их – прекрасные предприятия были. Когда там белое меньшинство командовало. Сейчас ничего нет. Может быть, что-то хранится еще в Израиле. Оговорюсь специально, может быть, но так как это хранится очень долго, то, думаю, оно, по существу, как говорится, свою работоспособность потеряло.
-Ядерные заряды эти?
-Да. Если они даже вывезли из Южной Африки. Но я считаю, что Израиль не ядерная страна. Не ядерная. Сама она сделать на своей территории не смогла. У них нет таких мощностей. Да это и невозможно на территории, которую можно обстреливать. Вы что?
-Вы оригинальны в своих представлениях о ядерном потенциале Израиля. Есть серьезные исследования, которые утверждают, что у Тель-Авива чуть ли не двести 200 ядерных зарядов.
-Да ну что вы… Два-три, может быть, но старых уже. Порядка одной килотонны. Поэтому Израиль и молчит по этому поводу. А что им сказать? У них прекрасный есть «зонтик» или «крыша» – США. Зачем им ядерное оружие?!
-Если не возражаете, вернемся к Ирану. Почему, с вашей точки зрения, в Тегеране потерпела неудачу инициатива европейцев, которые убеждали Иран не вскрывать пломбы МАГАТЭ, не заниматься исследовательской работой на ядерных реакторах.
-Ну, вы знаете, я думаю, что европейцам еще нужно время, чтобы Иран стал им доверять. Они же бросили там все. «Сименс» же европейская, немецкая фирма, бросила там все под давлением американцев. В Тегеране прекрасно себе представляю, что это может повториться. И я не думаю, что они, иранцы, серьезно относятся к разговору с «евротройкой». Другое дело Россия. Они видят наше отношение к ним, что мы поддерживаем атомную энергетику, мирный атом, предложили создать совместное предприятие. Оно выгодно и им, и нам. Нам – потому что мы будем иметь хороший рынок атомной энергетики. А им – потому что они посмотрят, что это за заводы такие, как они работают. Для одного реактора их строить нет необходимости. Это смешно даже, заводить все это хозяйство, я имею в виду центрифуги, обогащение... Это все нерентабельное. Не окупятся такие заводы. Или окупятся через 100 лет. Понимаете?
Мы говорили об этом с иранцами. Если десяток электростанций они соберутся строить, тогда и посмотрим вопрос обогащения. Они просили меня построить им такой же завод, как мы построили в Китае. Китай, это другая страна, другая, у них есть диффузионные заводы, другие предприятия, им это нужно…
-А почему Тегеран готов согласиться строить такой завод с Россией?
-Я не думаю, что им это так интересно, тратиться на совместное предприятие. Но чтобы снять накал страстей, который растет сейчас вокруг Ирана по экспоненте, чтобы лишить американцев повода принять какие-то военные меры против Ирана, вы же знаете, у США в Ираке более ста тысяч солдат, танки, самолеты, это рядом с Ираном, они уже сделали все, чтобы перейти границу… И я думаю, что иранцы понимают, им нужно удержать Вашингтон от такого шага. По крайней мере, чтобы это не весной случилось. Летом американцы вряд ли начнут воевать, там жуткие природные условия.
-Но американцы могут нанести просто ракетно-бомбовый удар.
-А это для них чревато. Их войска в Ираке и так на грани выживания. А тут против них может начать действовать еще и иранская армия. Очень опасный вариант. Другое дело, что они могут попросить Израиль нанести удар. Но и это ничего не даст. Они не знают точно, где что находится, не знают, достигнут ли эти удары цели. Американцы не случайно так активно работают над созданием проникающих ядерных боеприпасов, чтобы они срабатывали глубине в сотни метров под землей. А это - проблема, она еще не решена.
Это большая проблема для американцев наносить ракетно-бомбовый удар. Поэтому они терпимо относятся к нашим переговорам с Ираном, Думаю, иранцы согласятся на наши предложения, хотя сами переговоры, может быть, еще продлятся и март, и апрель месяц. Все эти весенние месяцы, когда американцы еще могут нормально воевать. Им выгодно тянуть время. Не говоря о том, что им выгодно посмотреть, как работает такое предприятие, что за предприятие. Они могут познакомиться с деталями этого производства, с ноу-хау наших центрифуг… Это очень много значит.
-Как может Россия помочь решить «иранскую ядерную проблему»?
-Мы можем создать с Ираном совместное предприятие, которое будет обслуживать всех, кто желает развивать атомную энергетику, чтобы самим не заниматься изотопным обогащением…
Тут вопрос другой, и меня он очень мучает. Может быть, боевых действий не будет, но могут быть введены, так называемые, экономические санкции. А если страна наша присоединится, а здесь у меня уверенности нет, что не присоединится, мы должны будем всех инженеров и рабочих вывести из Ирана и все бросить там, как мы это сделали в Северной Корее, в начале 90-х годов прошлого века. Мы там построили исследовательский реактор, провели колоссальное обследование их территории и подобрали площадку для строительства атомной станции, подготовили северокорейских специалистов… Мы - не США и Западная Европа, как они готовили иранцев, а Союз готовил корейских ученых. И все это бросили.
А американцы через два или три года создали консорциум, куда входят США, Япония, Южная Корея и Северная Корея, и говорят: мы будем строить водный реактор. А России там уже нет. Мы даже не знаем, что там сейчас происходит. Нас, по существу, просто выкинули с этого рынка.
А ведь никто не собирался Северной Корее передавать оружие или ядерные технологии, никто не собирался нарушать Договор о нераспространении ядерных технологий. И тут тоже самое будет. История может повториться. А ошибки истории повторяются только у дураков. У умных они не должны повторяться. Это будет непростительно.
-Какие гарантии может иметь Россия, что Иран не сможет создать ядерное оружие?
-Мы, Россия, не заинтересованы в том, чтобы у Ирана было ядерное оружие. Нам это не надо. Мы тоже считаем, что надо ограничить стремление Тегерана к этому оружию. Но тут, в первую очередь, все зависит от американцев. Нужно, чтобы они поняли, нравится им Иран или нет, но это историческая держава, на нее не надо давить, ей не нужно угрожать. Может быть, не сразу, но предложить им переговоры, начать их…
Конечно, это медленный процесс будет, но он должен быть. И только США могут снять эту проблемы. А с помощью оружия мы ничего не решим. Ситуация будет еще хуже, чем в Ираке или в Афганистане. Посмотрите, что там творится. Что за метод экспортировать демократию при помощи оружия?! Кому нужна такая демократия? Я им с самого начала говорил: какая такая демократия, если вы своих индейцев, коренной народ Америки, половину уничтожили, половину продали в рабство. Разве так истинная демократия строится?
-А что будет, если Иран не примет российских предложений?
-Примет. Думаю, что даже в этом случае американцы все равно хотя бы санкции введут.
-Но они не могут заставить весь мир ввести санкции, если Иран согласится на наши предложения?
-Боюсь, что заставят. Как это было с Северной Кореей. Почти все пошли в фарватере Вашингтона. И мы тогда из-за Горбачева в этом фарватере пошли. О чем вы говорите-то?
-Если Михаил Сергеевич пошел, еще не факт, что так поступит и Путин.
-Я тоже на это надеюсь. Но ведь и у Путина ситуация не простая. И ситуация в России непростая. Это сейчас мы богатенькие стали, имеем резервный фонд из-за больших цен на нефть и газ. А ведь цены могут и упасть. Это не вечно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
