У Маркеса один род человеческий погиб по причине ста лет одиночества и гордыни. В России один род человеческий может погибнуть, потому что он сам все для этого делает. Не спасут никакие призывы к «национальному суверенитету», «консервативным ценностям» и «державной гордости». Точнее, последнему мы научились хорошо. Но своеобразно - «держава» в мозге российского человека всегда предстает в виде ракеты, балета, в крайнем случае, олимпийских достижений и Черноморского флота. Гордость просто человека и за человека, за то, что он есть, со своими правами, заботами и бедами, уважение к такому же человеку рядом, похоже, уходят из России безвозвратно. Но страна, которая не любит себя в виде своих отдельных граждан, обречена.
То есть любовь, конечно, в ней присутствует. И к небу, которое не такое, как над Канадой, и к березкам, и к рябинкам-осинкам. Да, российский человек любит березки и столь любовно же их загаживает, сжигает и срубает.
В России и к России демонстрируется любовь абстрактная, не практическая. Ни к чему не обязывающая. И ей проникнуты все сферы жизни – от высших до самых что ни на есть житейских.
Пойдем сверху вниз, от общего к частному. Вот, к примеру, власть. Любой политик поклянется - хоть в телекамере, хоть просто в камере, - что все, что он делает, - исключительно из любви к российскому народу. Несомненно, он это ежедневно доказывает, все видят. По разделительной c «мигалками» все чиновники ездят также исключительно из-за того, чтобы побольше успеть сделать для народа из-за любви к нему. И дачи-коттеджи строят за двухметровыми заборами, чтобы в уединении еще сильнее проникнуться любовью к родине.
Бизнесмен из большой любви к родине вывозит семью в Европу, оставляя ее там, в общем, навсегда, а сам занимается бизнесом на родине, ни секунды не задумываясь о том, как выглядит экология в городе, где у него процветает производство, что происходит в реке по соседству и какими вырастут дети у работающих на его «социально ответственном» предприятии. Или о том, что происходит у него над головой, буквально на крыше. Вообще, это очень светлая идея - строить плоские крыши в стране, где 7 месяцев в году не просто лежит снег, но лежит и не убирается. И где заранее известно, что все проектные, архитектурные, наконец, просто человеческие требования будут нарушены, едва здание начнет эксплуатироваться. Такой подход, несомненно, тоже демонстрирует большую любовь к родине.
Вот еще самый, вероятно, явственный пример всепоглощающей любви: веками известно – какой русский не любит быстрой езды! Опять же известно, что, например, у московских автомобилей есть всего две скорости, такова конструкционная особенность машин и водителей. Первая – с 9 утра до 9 вечера – 5 километров/час, вторая – с 9 вечера до 9 утра – 120 км/час.
Эффективность сотрудников ГИБДД общеизвестна, к чему они демонстрируют любовь, всем понятно (один вопрос к ним живет извечно: неужели их дети или старики-родители летают на вертолетах, раз им настолько наплевать, как ездят по Москве?), но есть еще два участника этого процесса: собственно водители и городские и муниципальные власти.
В отношении первых, наверное, в психологии есть какое-то объяснение массовому стремлению к смерти, потому что никаким иным стремлением манеру передвижения по столичным улицам не объяснить. Ну не может нормальный человек ехать по городу со скоростью 130-180 километров в час, если только у него в намерения не входит убить либо себя, либо окружающих. То же самое, впрочем, можно сказать и о пешеходах, почему-то с минувшего лета приобретших устойчивую привычку перебегать Ленинский, Ленинградский, а то и Кутузовский проспекты. Либо им надоело жить, либо они очень хотят отправить кого-нибудь за решетку. Но как это объяснить в масштабах нации? Почему, спрашивается, российские граждане так любят абстрактную родину с ее ракетами, балетами и суверенной демократией, за которой черт знает что стоит, и так не любят в этой родине себя?
Вопрос к тем, в чьем ведении находятся дороги, тоже понятен: если общеизвестна манера езды российского человека, то почему все трассы у нас только и делают, что спрямляют и расширяют? Ответ, казалось бы, понятен: потому что машин больше, чем дорог. Это верно, но тогда нужно садиться и думать, долго и вдумчиво: как устроить дорожную сеть так, чтобы, с одной стороны, машины в городе ездили, а не стояли, а с другой, - чтобы в результате этого посередь жилых кварталов не образовывались «автобаны» в 10 рядов. Очевидно, мировая архитектурная мысль что-то может предложить на сей счет, помимо «лежачих полицейских», которые, кстати, в Москве почему-то появляются больше на однорядных улицах и рядом с какими-нибудь глянцевыми офисами.
Вообще, любовь в России - это удивительное понятие. Вот, к примеру, налоговый инспектор – она ведь, наверное, тоже бывает где-то милой и отзывчивой. Или работник травмопункта, он ведь, очевидно, кому-то сострадает. Или «гаишник», наконец. Не может же так быть, чтобы у десятков миллионов граждан в одной отдельно взятой стране атрофировалось всё и бесповоротно. Но порой складывается впечатление, что именно так и произошло.
Каждый чего-то боится - азербайджанцы на рынке наверняка боялись проверяющих из миграционной службы, собственную «крышу» и поджимающих конкурентов; бизнесмен боится прокуратуры и налоговиков; прокуратура и налоговики – вышестоящих начальников и неполучения следующей должности-звания; политики – гнева из-за кремлевских стен.
Каждый считает, что «он-то чего может? – ничего», а потому по-коровьи покорно принимает то, что дают – в виде выборов ли или их отмены, в виде нового хозяина или новой мзды.
Каждый считает при этом: «а я чем хуже?» - и радостно сваливает мусор там, где живет, тушит окурки о стену лифта, дает (берет) «на лапу» и нажимает на педаль газа, если видит, что впереди «вроде нет гаишников».
И при этом все бесконечно демонстрируют любовь к родине.
Мировая философия и политическая мысль, в общем, уже много веков назад вынесли суждения и по поводу того, чтобы любить «вообще» всегда легче, чем любить «в частности», потому что последнее подразумевает некие действия, обязательства и ответственность. В общем, сулит некие ограничения для себя и головную боль. А «гордиться общественным строем» можно просто так, голословно, больше того, это даже сулит дивиденды в виде хороших должностей (за лояльность), а они, с свою очередь дают дивиденды уже в прямом смысле.
Еще Аристотель предостерегал: там, где каждый начинает делает все, что ему заблагорассудится, государству приходит конец. То есть оно, может, еще некоторое время просуществует, приобретя какие-нибудь извращенные формы, но поскольку они нежизнеспособны, рано или поздно прикажет долго жить.
В России же – причем особенно отчетливо это стало почему-то заметно последние 2-3 года – чем больше соцопросы фиксируют рост любви абстрактной, чем меньше остается любви практической, а все чаще она и вовсе замещается озлоблением.
А миллионная нелюбовь дает кумулятивный эффект. В масштабах страны она может приобрести фатальный характер. Потому что зачем нужна страна и нация, которая так не любит природу, животных, людей, порядочность, уважение и ответственность; в общем, себя?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
