Слова поэта, который хотел, чтобы его рабочий инструмент приравняли к орудию убийства, вспоминаются в связи с недавним криминальным событием. Впрочем, применительно к этому происшествию следовало бы перо поставить рядом с ножом (который, как известно, в классическом преступном языке и называется «пером»). Еще же точнее было бы приравнять к фигурировавшему в сообщениях рыбачьему ножу компьютер с Интернетом.
Недоумок начитался людоедских сочинений и пошел убивать людей. Это исчерпывающее описание того, что произошло в Москве на прошлой неделе. Но, конечно, самыми популярными объяснениями действий молодого негодяя в средствах массовой информации сразу стали душевная болезнь, страдания из-за смерти любимой сестры, комплексы и прочие индивидуальные психологические, а не общественно-идеологические проблемы. Ростовский последователь московского героя, вскоре попытавшийся повторить резню в синагоге, прямо заявил, что таким образом «выразил солидарность», но со временем, вполне вероятно, выяснится, что у него тоже были личные огорчения… Никакого сговора комментаторов, естественно, нет. Просто многим из тех, кто поставлен следить за соблюдением законов, не хочется признавать, что в стране бушует антисемитизм и прочие проявления крайнего национализма. А журналисты, те, кто живет свободой слова, чувствуют, что серьезный, нарушающий либеральные табу анализ случившегося обязательно эту самую свободу затронет. Получается, что интересы правоохранителей и их вечных критиков, журналистов, в этом случае объективно совпадают.
Сначала о свободе слова. Если мы соглашаемся, что публиковать (хотя бы в Интернете) можно все, без каких-либо ограничений, значит, мы исходим из того, что риска при этом нет. То есть, слова в наше время не оказывают на общество никакого влияния, следовательно, нечего опасаться и распространения человеконенавистнических идей. Но зачем же тогда на агитацию и пропаганду, вообще на рекламу тратятся гигантские деньги? Значит, работают слова, значит, теперь, как было и всегда прежде, словом можно побудить людей к действиям. А коли так, то надо согласиться, что при безграничной свободе слова обязательно найдутся агитаторы и пропагандисты, которые побудят кого-нибудь взять нож и воткнуть его в спину молящегося человека. Подобным агитаторам и пропагандистам, не обезвреженным своевременно, удавалось завладевать умами целых народов, что из этого получалось – известно. Таким образом, легко протягивается линия от полной свободы слова (а полней, чем в Интернете, ее быть не может) к подвалам Лубянки и Освенциму.
Но от этой логики, естественно, придут в негодование либералы: как можно свободу обвинять в появлении и утверждении самых страшных несвобод? Спорить с этими людьми трудно, они не извлекают из истории никаких уроков и не слышат никаких аргументов, противоречащих их беспредельной и безоговорочной любви к свободе. Они считают ее абсолютной ценностью, не желая признавать, что абсолютизация каких-либо ценностей, кроме заповеданных человеку свыше, всегда приводит к катастрофам. Даже с такими ограничениями свободы, которые действуют в судебном порядке, они соглашаются неохотно, скрепя сердце, утверждая, что суды работают отвратительно, судят выборочно и руководствуются не законами, а интересами влиятельных сил и даже собственными взглядами судей. Остается не совсем понятным: что же, если суды плохие, то вовсе без них обходиться?
Тем временем юный закомплексованный выродок свободно покупает на книжном развале «Майн кампф» и «Протоколы сионских мудрецов» с соответствующими комментариями, в метро копеечную газетку, излагающую все то же, но простым уличным языком и кратко, или находит один из сотен таких же сайтов в Сети… А защитники существующего положения вещей доказывают, что не в чтении дело, а в общественных условиях. Вот если бы у этого мальчишки были хорошие социальные перспективы; да если бы общество было устроено получше; да демократия была бы настоящей… Тогда вся эта идеологическая чушь никак на читателя не повлияла бы, не взял бы он нож, но благонравно вписался бы в рыночную экономику и идеальную свободу слова, духа и всего остального.
Знакомые разговоры. Таким образом легко приходим к виновности в революции исключительно царского правительства, а не окопавшихся в эмиграции предателей, славших оттуда в Россию агитационные листки и пропагандистов. По такой же логике к победе нацизма привел унизительный – ах, бедные немцы! – Версальский договор, а не гитлеровский идейный напор. А современные террористы взрывают мир и себя не по слову осатанелых фанатиков, а потому, что богатый Запад их обокрал. Выгодно такое лицемерие тем, кого оно оправдывает.
Удивительно: пренебрежительное отношение к слову и марксистскую убежденность в том, что бытием определяется сознание, а никак не наоборот, демонстрируют именно работающие со словом профессионалы. Кастовая самоуверенность «четвертой власти» и высокомерие создающих, как теперь принято говорить, «тексты» необъяснимым образом сочетаются с тезисом «пишущие не формируют действительность, а лишь отражают ее и потому ни за что не отвечают». И действительно не отвечают, во всяком случае, уголовная статья, по которой следовало бы привлекать некоторых из них к ответственности за разжигание национальной, религиозной и расовой ненависти, почти не применяется. А если бы применялась, да закрыли бы десяток нацистских сайтов, да придавили бы всерьез издателей и продавцов такой литературы и периодики, да в тюрьму кто-нибудь из них сел – о, сколько было бы шуму! Сколько тонкостей не совсем правильной трактовки закона нашли бы беззаветные борцы за свободу любого слова и права любого человека!
Почему-то идеальной для России наши либералы считают американскую модель, с поправкой к конституции, которая делает почти невозможными какие-либо ограничения свободы слова. А ведь есть еще и Германия, вполне почтенная и зрелая демократия. Ну-ка, попробуйте там издавать газету с эмблемой в виде стилизованной свастики и призывом на первой полосе «Германия превыше всего», или продавать книгу с обличениями «жидовских происков», или хотя бы создать сайт с такой идеологией – недолго будете ждать закрытия, конфискации, суда и, скорей всего, тюремного срока. А ведь наш исторический опыт, безусловно, ближе немецкому…
Мне кажется очевидным, что есть по крайней мере одно поле деятельности, которое должно как можно быстрее стать общим для власти и либеральной интеллигенции: противодействие нацистской угрозе. То, что регулярно происходит в Воронеже и Петербурге, резня на Большой Бронной и осенний марш молодых националистов одинаково угрожают Кремлю и демократической оппозиции – разве что Рогозину уютно. Приличным общественным организациям следовало бы упорно искать и обнаруживать фашистские издания и сайты, заваливать суды исками, если уж прокуроры доброжелательно безмолвствуют или ссылаются на трудности определения, кто есть фашист, кто нацист, а кто просто неразумное дитя. Как-то странно, что едва ли не единственная структура, которая не только называет себя антифашистской, но и хотя бы имитирует действия – «Наши». А юные демократы выходят на демонстрации вместе с нацболами, в то время как их старшие товарищи ищут союза с коммунистами. В борьбе против власти утеряны не только идеологическая брезгливость и чувство приличия, но и инстинкт самосохранения. Пожалуйста, считайте, что политтехнологи используют нацистов, запугивая ими электорат и принуждая его выбирать из двух зол. Но разве от этого сами нацисты становятся менее опасными? Или их вообще не существует? Ну, поройтесь в Интернете или на книжных лотках, расположившихся в начале Нового Арбата – что, все это спровоцировано хитрыми стратегами режима? Увы, скорее, как пел Высоцкий, «на их стороне хоть и нету закона, поддержка и энтузиазм миллионов». По крайней мере, тысяч, и безнаказанная пропаганда непрестанно увеличивает цифру…
Наши безгранично свободолюбивые публицисты часто цитируют знаменитого мыслителя, который был готов умереть за возможность оппонента высказывать взгляды, самому вольнодумцу чуждые. Либеральное легкомыслие мешает признать, что существуют взгляды, приверженцы которых рано или поздно используют такую принципиальность. Готов умереть, говоришь? Вот и молодец. Дискуссия закончена. Лицом к стене.
Александр Кабаков, Издательский дом "Коммерсантъ"
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
